помогал на конюшне. Рана опухла сильно, но она несерьёзная. Молитвами Энкайме я быстро выздоровею.
– Молитвами Энкайме?
Я зачем-то осмотрелся, как будто действительно ожидал узреть поблизости богиню. Но увидел только хорошо изученную со всех сторон мраморную статую, у ног которой лежали подношения.
– Молитвами Энкайме, – подтвердил мой собеседник, и я сходу с ним согласился.
– Да. Молитвы Энкайме – это хорошо.
Сказав так, я встал и подошёл к белоснежной статуе, чтобы поднять ранее замеченный мною основательно заплесневелый хлеб. А потом вернулся обратно. Возле Артура к тому моменту сидел молящийся Стефан. Горбун внимательно рассматривал рану и обескураженно шептал:
– Боюсь, что сударь Морьяр прав. Это начало чёрной плоти, а её так просто не вылечить.
– Молитвами Энкайме! – опроверг я громко.
После чего под пристальными взглядами переставших трапезничать людей сцарапал с хлеба плесень, наложил её на загноившийся порез и… и вдруг очнулся.
Пожалуй, меня настолько захватили мысли о попытке лечения тяжёлой заразы антибиотиком, что одержимость прекратилась только тогда, когда я воплотил задумку в жизнь. Правда, не для того, кого хотел, и не тем веществом, что хотел. Элдри обычный пенициллин не помог бы.
– Богохульство! – выпалил кто-то из жрецов.
А затем я оказался под крайне надёжным замком в крайне неуютном помещении, где всю ночь раздумывал над крайне серьёзным вопросом – призывать ли мне Тьму на помощь или же… нет?
Самолюбие неистово возражало, требуя отложить контакт с Хозяевами до наступления максимально критичного момента, а лучше и вообще навсегда. Я был слишком умён и талантлив, чтобы сбегать при помощи унизительного обращения к владыкам Тьмы. Кроме того, я бы не удивился, если бы мои Хозяева меня проигнорировали. Предвестник столь великой коалиции междумирья не должен пугаться какого-то костерка!
Однако жить хотелось несмотря на гордость.
И не иначе как сила моего желания была на этот раз вредной вселенной услышана. Утром вопрос отпал сам собой. Святой Артур, как оказалось, не стал вычищать рану и в результате его боль ослабла, так как опухоль немного спала. А потому он тут же возвестил миру, что я спас его! Стефан подтвердил, что наступило неожиданное улучшение, и, по раздумьи, меня выпустили из-под замка.
Скажу больше. Объяснить толком, почему я вчера сделал именно то, что сделал, у меня не получилось, но жрецы сами умудрились интерпретировать моё помутнение рассудка до некой мистической связи с Энкаймой. Выходило, что моя добродетель в бескорыстном (кхе-кхе) распространении лика её, а, значит и веры, вызвала признательность богини.
Подобный вывод меня крайне порадовал, ибо он походил на ключик к решению проблемы с лечением Элдри. Вместо того, чтобы выискивать почву с подходящим для синтеза составом, я наплёл молящемуся Стефану о некоем душевном порыве изобразить лик богини в крайне сложной технике. Ну, и попросил его достать необходимые материалы. Увы, просьба охладила порыв жреца всецело способствовать мне. Он замялся, начал что-то бормотать невнятное.
«М-да, ошибся я с выбором поставщика», – осознал я и, не став прощаться со Стефаном, незамедлительно приступил к преследованию иерахона.
Обескураженный моей фанатичной настойчивостью и навязчивостью иерахон согласился всего через два часа. В конце концов, всё материальное в городе, где умерло уже более половины жителей, имело мало смысла, а потому к вечеру я обладал практически всеми необходимыми ингредиентами.
Вроде бы всё произошло быстро и мне бы радоваться этому. Но по итогу я всё равно остался недоволен. Создание вакцины по-прежнему требовало времени, всё также могло пойти не так, а у Элдри уже начался жар.
Возникшие на другое утро бубоны и вовсе не оставили сомнений в том, что она больна чумой.
Глава 17
– Вчера мы сожгли аж восемь колдунов, – гордо произнёс стоящий за моим левым плечом молящийся Рикард. Из-за него я был вынужден рисовать набросок, а не заниматься действительно интересующим меня делом, и это конкретно раздражало.
«Когда ж ты уже уйдёшь отсюда?» – рвались из меня гневные слова, но вслух я всего‑навсего промычал:
– Угу.
– Этот город полон богохульной мерзости, – к сожалению, молящегося Рикарда было уже не остановить. Он и такой ответ посчитал за желание общаться с ним. – Изничтожить бы её уже!
– Хм, а разве ещё не изничтожили? Вместе с теми, что вы до этого сжигали, будет уже шестьдесят девять человек. В Амейрисе столько магов разве что в столице наберётся.
– Тёмные силы пытаются завладеть Ниттером. Каждый осуждённый признался, что служит злу.
– Да? – нахмурился я. – А та женщина, что четыре дня назад громко опровергала свою вину? Она клялась в верности Энкайме, говорила, что всего‑то хотела благословить воду в колодце.
– Но все испившие этой воды заболели. Она занялась колдовством, принимая за глас богини нечто омерзительное. И раз оно проникло в неё, то в ней было много греха.
– Хм, теперь я вижу суть вашей логики.
Рикард сделал несколько шагов назад, чтобы ему было удобнее видеть моё творение. Холст для картины был огромен. Чтобы дотянуться до верхнего левого угла (я привык рисовать точно так же, как писать – слева направо) мне пришлось встать на высокий табурет. Правда, пока жрец здесь торчал, я уже спустился с него и готовился с минуты на минуту начать работать вприсядку.
– Это будет красивое полотно.
– Когда моя рука завершит его, это будет не просто красивое полотно. Это будет совершенное полотно.
– Это будет красивое полотно, – повторил Рикард, как если бы не расслышал моей существенной поправки. Однако произнесённое им дальше звучало тоже так ничего… до завершающей реплики. – Ты определённо талантлив, Морьяр, и это хорошо. Талантливые люди всегда любимчики высших сил… Осталось только понять, кому ты служишь: богине или же искусившему тебя злу?
– Могу вас заверить, что покамест я сам по себе.
– Надолго ли?
А мне-то откуда знать? Предвидение, как и целительство, не относилось к моим сильным сторонам.
К счастью, Рикарду не требовался ответ. Он ещё пару минут постоял за моей спиной и наконец-то ушёл. Я тут же отложил кисть и освободил с краю захламлённого стола местечко для топорно сделанной лабораторной посуды, самодельных приборов и глиняных трубочек, которыми я рассчитывал соединять всё и вся. Затем собрал конструкцию. Вышло хлипко, но тут уж что поделать.
– На ладан дышит, – лишь с недовольством проворчал я вслух, прежде чем запустил устройство.
С минут десять я смотрел как работает мой корявенький агрегат. Он фырчал и пыхтел, но процесс шёл. Вроде, ничего отваливаться не собиралось, хотя конкретно дымило.
«Не надышаться бы гарью», – обеспокоился я, а потому открыл ставни окон пошире и вышел из комнаты, не
