ее имени.
– Даже не могу точно сказать, откуда пошел этот обычай – навещать мертвых, спускаться по узенькой тропке в царство теней. Так делали мои родители, это пришло и ко мне. А сейчас они здесь, под плитой, и слушают нас. И говорят, чтобы мы не шутили со смертью, но и не боялись ее…
Не шутили, но и не боялись бы… В этих словах – индейская мудрость, что копилась столетиями.
А свечи горят и горят… И стелется по округе дым, пахнущий эвкалиптом и ладаном.
Наступает утро и вместе с ним – дальняя дорога на север.
Гуанахуато, или Пантеон
Я смотрел на лица людей, пришедших в этот единственный в своем роде пантеон. На них не было и тени страха и тем более ужаса или отвращения. Любопытство, граничащее с безразличием. Почему мамы и папы явились сюда с малыми детьми, которые вряд ли понимают, куда их привели? И зачем? Они спокойно слушают страшные истории о том, как из материнского чрева был извлечен и мумифицирован зародыш – он стал самой маленькой человеческой мумией в мире.
Я бродил по музею мумий в небольшом мексиканском городке Гуанахуато, штат Мичоакан, и поражался тому, как сотни детей смеялись, указывая ручками на распростертые тела. Они переходили от мумии к мумии и фотографировались на фоне открытых в последнем крике уст, воздетых и застывших навеки рук. На их лицах были улыбки! Они шутили и обсуждали, куда пойдут обедать после того, как покинут царство мертвых.
Да, об этом нельзя не говорить, рассказывая о Мексике, ибо все это часть этой страны. Это, а не сериалы и не кактусы.
…Как же любят мертвых в Мексике! Любят до такой степени, что не желают расставаться с человеком даже после его смерти. Хоронят иногда тут же, под домом или совсем неподалеку во дворе, а когда останется один скелет, достают умершего из земли и кладут прямо на поверхности, иногда по несколько скелетов кряду. Теперь близкий человек будет всегда поблизости… Для него и пища в глиняных мисках, и вода в кувшинах, и все необходимое для жизни… после жизни.
Лучше всех в верованиях мексиканцев разбирается доктор Федерико Ортис Кесада, ведущий хирург, профессор университета, заместитель министра здравоохранения страны, писатель, автор десятка книг по антропологии и этнографии. Его работа «Юкатилитцли», посвященная месту смерти в культуре мексиканцев, – пожалуй, лучшее, что написано на эту тему в мире. Я приехал к нему на медицинский факультет университета Мехико, и мы долго разговаривали в парке, то и дело отвлекаясь на приветствия студентов и преподавателей. Мне очень хотелось понять корни мексиканских ночных мистерий.
– Все мировые религии называют три следствия смерти, – рассказывал профессор Кесада, – полное исчезновение с лица Земли, частичный уход с появлением в другом месте и в другом виде (реинкарнация) возрождение души. Мексиканцы раз и навсегда еще в древности отвергли полное исчезновение и свято верят, что останутся жить вечно и потому не испытывают страха перед смертью. В древних археологических слоях, принадлежащих первым индейским культурам, уже имелись глиняные статуэтки, являвшие собой как бы двойную природу человека – одна половина фигурки изображала живого, а другая – умершего. Для ацтеков жизнь была лишь эпизодом, скольжением в мире теней… После кончины все попадали в Миктлан, страну мертвых, где царили свои законы и кипела своя жизнь…
И до нашей встречи с Кесадой, и после нее мне много рассказывали о безразличии мексиканцев к смерти, но я не верил, полагая, что это обычная бравада молодых, которым еще биологически рано думать о вечном. Но когда увидел стариков…
Пантеон в Гуанахуато
Персонажи царства мертвых
Сперва меня бросало в дрожь от этого, как бы помягче сказать, жизнерадостного отношения пожилых людей к ушедшим в мир иной; я вспоминал наши обычаи и приходил в трепет от того спокойствия, с каким мексиканцы поминают умерших родственников, а потом понял – не надо сравнивать со своим, потому как здесь все иное, другая планета под названием «Мексика», здесь другой климат и другие законы – природные и человеческие.
Заверни мне тако…
Их можно встретить в Мексике повсюду – любителей тако, осторожно отставивших руку с заветной лепешкой и беспокойно осматривающих рубашку и брюки в поисках разноцветных пятен от соусов. Я встретил их сразу в историческом центре Мехико, когда искал книги об индейцах уичолях и их галлюциногенных кактусах, которые мне предстояло отведать в далекой пустыне Вирикута в штате Сан-Луис-Потоси. Но кактусы были далеко, а тако – совсем рядом.
Могущественный культ кукурузы, бодрым жизнеутверждающим початком расцветший в Новом Свете, сохранился сегодня разве что в образе тако – лепешек из означенного злака, любимого мексиканского уличного блюда, которое, если сравнивать с чем-то нам привычным, соответствовало бы исконным в нашей стране пирожкам за пять копеек, не менее исконным, хотя и не совсем нашим чебурекам и совсем не нашим и не вкусным биг-макам.
Эту мысль я пытался втолковать хозяину такерии дону Рене Орихелю, но он вряд ли понял меня. Вовсе не из-за плохого испанского – рот мой был до отказа набит именно такосами, да позволят мне лингвисты просклонять это слово, всего лишь множественное число от, увы, несклоняемого в русском языке «тако».
Я сидел в самой, пожалуй, известной в Мехико-Сити такерии на улице Чоло. Засел я здесь потому, что поставил исследовательскую цель: попробовать все имеющиеся тут такосы. Прямо скажу, я взвалил на себя непосильную задачу, поскольку попробовать все такосы не может зараз – даже в Мексике! – никто. Их сотни видов и многие из них настолько коварны, что не допустят в желудок рядом с собой ни одного соперника.
Рене Орихель – не только хозяин такерии, но и изобретатель большинства здешних такосов.
– У каждого народа есть свое уличное или, как бы это поточнее сказать, «общепитовское» блюдо, без которого его невозможно себе представить. Мне соседи из представительства «Аэрофлота» все уши прожужжали о пельменях – так это как бы наши такос, но в более северном варианте, и начинка налицо, и тесто… Я делал здесь пельмени, получилось, но у нас нет стольких холодильных камер. А такосы хранить не надо: сделал – и на жаровню.
Здесь делают такосы
Пятеро служащих Рене без устали готовят начинку для ароматных треугольных пирожков (или блинчиков?): один строгает подвешенное на стальном крюке мясо, другой мельчит лук, третья – маслины, четвертая
