же казалось, что наряд его не подходит к месту, куда они отправляются: слишком уж он бросался в глаза, эдак их и обдерут как липку, он совершенно не вписывался в облик жителей Тяньцяо, однако сказать Шан Сижуй ничего не мог, он и вообразить не смел Чэн Фэнтая в простом суконном халате.
Чэн Фэнтай приказал Лао Гэ остановиться вдалеке, с восточной стороны переулка, а сам вместе с Шан Сижуем решил прогуляться пешком. Однако не прошли они и десяти шагов, как Шан Сижуй вдруг выхватил у Чэн Фэнтая его трость и обрушил её на руку проходящего мимо человека.
Чэн Фэнтай в испуге вскрикнул:
– Шан-лаобань!
Всё же так хорошо, с чего вдруг Шан Сижуя охватило безумие?
Шан Сижуй провернул трость в руках изящным отточенным жестом и нанёс мужчине удар по спине, отчего тот ничком рухнул на землю. Однако человек, поднявшись с земли, вместо того чтобы вступить в перебранку, бросился наутёк, и выглядело это очень подозрительно.
Шан Сижуй, охваченный гневом, произнёс:
– Ты ещё смеешь удирать?!
Догнав мужчину, он ещё несколько раз огрел его тростью, умышленно целясь в связки на запястьях, отчего человек принялся со страху звать маму с папой на помощь.
– Ой-ой! Молодой господин! Не бейте! Не бейте!
Шан Сижуй ткнул в него тростью:
– А ну сейчас же отдавай кошелёк!
Человек, подумав, что среди бела дня нарвался на грабителей с большой дороги, тотчас преподнёс обеими руками свой кошелёк.
Шан Сижуй в ярости ткнул его тростью в лоб:
– Мне нужен тот, который ты украл!
Стоило ему это сказать, Чэн Фэнтай не успел ещё прийти в себя, а мужчина уже дрожащими руками вытряхнул из рукава толстенную чековую книжку в обложке из бычьей кожи, которая принадлежала Чэн Фэнтаю. Тот похлопал себя по карманам и восхищённо выдохнул:
– Ух, какой искусный вор!
Шан Сижуй не желал утихомириться, изо всех сил он хлестал вора по бокам, а собравшаяся поглазеть публика веселилась и всячески подбадривала его. Впервые Шан Сижуй удостоился похвалы за то, что вне сцены кого-то бил; очень этим довольный, он продолжал бить вора дальше, пока тот не заплакал в голос.
Шан Сижуй со злобой проговорил:
– Если бы мы не спешили поесть, я непременно отволок бы тебя в полицейский участок! Второй господин, мы уходим!
Оказывается, для него еда гораздо важнее, чем восстановление справедливости, наказание преступника и искоренение зла!
Мужчины продолжили свой путь к закусочной «Хуцзи». Чэн Фэнтай, поражённый до глубины души, следовал за Шан Сижуем, не издавая ни звука. Шан Сижуй обернулся к нему и вручил трость обратно:
– Что такое, второй господин?
Чэн Фэнтай трость не принял, только улыбнулся:
– Для меня эта вещица – всего лишь аксессуар. Но в руках Шан-лаобаня она превращается в смертоносное оружие, так что пусть лучше у Шан-лаобаня она и остаётся.
Шан Сижуй и в самом деле забрал трость себе и, глупо хихикая, начал ею размахивать, заставляя прохожих поспешно от него уворачиваться.
Чэн Фэнтай с улыбкой глядел на него:
– Шан-лаобань и в самом деле владеет кунг-фу?
Шан Сижуй ответил:
– Мы, семья Шан, вошли в «Грушевый сад» в амплуа воинов! Я немного владею военной акробатикой.
Чэн Фэнтай произнёс:
– То, что ты только что продемонстрировал, весьма впечатляюще, это не похоже на обычную военную акробатику, воришка прямо-таки вопил от боли!
Шан Сижуй самодовольно ответил:
– Это техника, придуманная семьёй Шан, на сцене приёмы из неё выглядят красивее и эффектнее прочих, но и вне сцены она кое на что способна. Хотя эту технику нельзя назвать настоящим кунг-фу, её достаточно, чтобы одолеть такого вот воришку.
Чэн Фэнтай сказал:
– Глядя на тебя, одетого в женское платье, точь-в-точь как взрослая барышня, я считал тебя таким же хрупким и слабым, а иначе бы не подставился из-за тебя под удары в тереме «Хуэйбинь».
Шан Сижуй взглянул на него:
– А! Так вы сожалеете!
Чэн Фэнтай поспешил возразить:
– Как я могу сожалеть, я тогда и кости готов был переломать себе!
Обрадованный, Шан Сижуй рассмеялся.
Обойди хоть весь Бэйпин, но лапша под соусам чжацзян, что подают в «Хуцзи», считается самой лучшей. Продуктов они не жалеют, лапша там упругая, а соус из тушёных овощей готовят по секретному рецепту, передающемуся из поколения в поколение. Шан Сижуй регулярно туда наведывался, не отведай он той лапши хотя бы раз в несколько дней, и в теле тут же становилось нехорошо, он словно пристрастился к ней. Именно потому, что он часто удостаивал лапшичную своим присутствием, работники и постоянные гости уже знали его, знали они так же, что с другими сударь Шан ведёт себя нерешительно и застенчиво, и очень любили, окружив его со всех сторон, поддразнивать, что казалось Шан Сижую невыносимым.
Шан Сижуй вошёл в лапшичную и, не дожидаясь выкрика полового, сразу направился к нему и, сунув ему в руку несколько монет, обернулся к Чэн Фэнтаю и спросил:
– Что второй господин будет есть?
Чэн Фэнтай ответил:
– То же, что и Шан-лаобань.
Шан Сижуй тихим голосом проговорил:
– Две плошки лапши под соусом чжацзян, которая за три ляна, две плошки овощного супа с перцем чили и красным маслом, остальное как обычно, и добавьте ещё два отваренных в чае яйца.
Под остальным подразумевалась порция тушёной говядины со специями, свиной студень, ещё два отварных яйца, блюдечко молодого бамбука в чили-масле, горшочек хуэйгожоу[112] да порция утиных крылышек. Когда они ели здесь в прошлый раз, то Шан Сижуй ещё не слишком хорошо знал Чэн Фэнтая и потому не решался показать ему свой отменный аппетит. Сегодня всё было иначе. Чэн Фэнтай, услышав, как половой выкрикивает блюда, заказанные Шан Сижуем, окинул взглядом его хрупкую фигурку и подумал, что прокормить актёра не так-то просто и будущая семья разорится только на еде для него. Половой всё записал, а Шан Сижуй, закончив перечислять блюда, придержал того за руку и с каменным лицом распорядился:
– Оставшиеся два мао возьми себе, но объявлять себя запрещаю!
Половой, объятый трепетом, кивнул, затем повернулся и во весь голос заорал:
– Всё как обычно, для постоянного гостя! И добавить ещё порцию лапши, порцию супа и два отваренных в чае яйца! Шан-лаобань пожаловал два мао…
Шан Сижуй сурово прервал его:
– Закрой рот! Что только что тебе сказал!
Половой тут же заговорил по-другому:
– А?.. О! Шан-лаобань пожаловал два мао и запретил себя объявлять!
Этот крик прозвучал оглушительнее любого другого, и все посетители в зале один за другим подняли глаза и уставились на них, те же, кто лично знал Шан Сижуя, принялись его приветствовать:
– Ух! Сударь Шан пожаловал!
– Шан-лаобань, неплохо
