За закрытой дверью послышались шаги, звон ключей, снизу стал пробиваться свет.
Зверь насторожился…
Ваймс схватил со стеллажа самую большую дубину и быстро прижался спиной к стене рядом с дверью. Кто-то приближался, кто-то, знающий о существовании этой комнаты и называющий себя стражником…
Крепко сжав дубину обеими руками, Ваймс размахнулся…
И взгляд его упал на молодого Сэма, стоявшего у дальней стены с блестящим значком на груди и выражением… со странным выражением в глазах.
Ваймс опустил дубину, аккуратно прислонил ее к стене и достал из кармана кистень.
Закованного в кандалы, ничего не понимающего зверя утащили в темноту…
Какой-то человек, тихонько насвистывая, вошел в камеру, сделал несколько шагов, увидел молодого Сэма и открыл было рот, чтобы закричать, но вдруг уснул. Мужчина он был крупный, поэтому рухнул на каменный пол, словно набитый куль. Из одежды на нем были только штаны, фартук и наброшенный на голову кожаный капюшон. На поясе висела связка ключей.
Ваймс метнулся за дверь. За поворотом коридора оказалась небольшая, ярко освещенная комната. Ваймс ворвался туда и схватил за грудки сидевшего за столом человечка.
Человечек с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть.
* * *
— И что наш папочка делает весь день на работе? — взревел Ваймс.
Коротышка вдруг обрел дар предвидения. Одного взгляда в глаза Ваймса было достаточно для того, чтобы понять, насколько коротким может оказаться его будущее.
— Я простой писарь! Писарь! Только записываю! — заверещал он и показал ручку в подтверждение своих слов.
Ваймс посмотрел на стол. Там были разложены циркули, измерительные приборы геометра — символы безумного здравомыслия Загорло. Также были книги и пухлые от бумаг папки. А еще металлическая линейка длиною в ярд. Ваймс схватил ее свободной рукой и с размаху шлепнул по столу. Звук, изданный тяжелой полосой стали, вполне удовлетворил его.
— И? — Он наклонился так, чтобы его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от глаз отчаянно извивающегося писаря.
— И измеряю людей! По инструкциям капитана! Просто измеряю людей! Я не делал ничего плохого! Я не злой человек!
Еще один удар линейкой по столу. Но на этот раз Ваймс повернул ее так, чтобы кромка вонзилась в дерево.
— Подравнять тебя, а, господин?
У коротышки закатились глаза.
— Не надо!
— Отсюда есть другой выход? — Ваймс снова ударил линейкой по столу.
Писарь промолчал, но его быстрый взгляд сообщил Ваймсу достаточно. В обитой деревянными панелями стене, только тщательно присмотревшись, можно было разглядеть хорошо замаскированную дверь.
— Так. Куда эта дверь ведет?
— Э…
Ваймс чуть не ткнулся носом в нос коротышки, который, выражаясь на стражническом жаргоне, пытался оказать помощь следствию.
— Ты здесь совсем один, — сказал Ваймс. — У тебя нет друзей. Ты сидишь тут и делаешь записи для палача, кровавого палача! Но что я вижу? Стол. А в нем выдвигающийся и задвигающийся ящик. Так вот, если ты не хочешь навсегда разучиться держать перо, то немедленно скажешь все, что мне нужно…
— В пакгауз! — прошептал писарь. — В пакгауз по соседству!
— Правильно, сэр. Спасибо, сэр. Вы мне очень помогли, — произнес Ваймс, опуская обмякшее тело на пол. — А теперь, сэр, я пристегну вас к письменному столу. Ради вашей же безопасности.
— От кого?
— От меня. Я убью тебя, если попытаешься сбежать.
Ваймс поспешил вернуться в камеру пыток. Палач еще не пришел в себя. Чтобы поднять его и усадить на стул, пришлось попотеть. Ваймс сдернул капюшон. Лицо оказалось знакомым. Лицо, но не человек. Подобных лиц в Анк-Морпорке хватало — круглых, обрюзгших рыл, чьи обладатели никак не могли взять в толк, почему нельзя бить лежащего на земле человека. И не обязательно, что этому палачу нравилось забивать людей до смерти. Такие типы зачастую вообще ни о чем не задумываются. Для них это просто работа.
Ладно, не спрашивать же его об этом. Ваймс привязал палача к стулу, тщательно обездвижив его конечности и голову, и как раз затягивал последний кожаный ремень, когда пыточных дел мастер начал приходить в себя. Он открыл было рот, и Ваймс тут же заткнул его капюшоном.
Взяв связку ключей, запер входную дверь. Это на некоторое время продлит их уединение.
Направившись по тоннелю в сторону камер, он встретил молодого Сэма. Бледность на лице юноши была заметна даже в полумраке.
— Кого-нибудь нашел? — спросил Ваймс.
— Ох, сержант…
— Да?
— Ох, сержант… сержант… — Слезы текли по лицу младшего констебля.
Ваймс протянул руку и поддержал самого себя за плечо. Сэм весь обмяк, словно в нем не осталось ни единой косточки. Его трясло.
— Там, в последней камере, женщина, сержант… Ох, сержант…
— Попробуй сделать несколько глубоких вдохов, — посоветовал Ваймс. — Правда, воздух здесь не слишком пригоден для дыхания.
— А в конце есть еще одна комната, сержант… Ох, сержант… Масхерад снова потерял сознание, сержант…
— А ты — нет, — сказал Ваймс, похлопав его по спине.
— Но там…
— Давай спасем тех, кого еще можно спасти.
— Мы ездили на тюремном фургоне, сержант!
— Что? — И тут до него дошло. Ну да, конечно. — Но мы ведь им никого не передавали, или забыл?
— Да, только я ездил на нем и раньше, сержант! Все ребята ездили! Сдавали сюда людей и возвращались в участок выпить какао!
— Ну, вы просто выполняли приказы… — сказал Ваймс, чтобы сказать хоть что-нибудь.
— Мы не знали!
«Не совсем так, — подумал Ваймс. — Мы не спрашивали. Запрещали себе думать об этом. Люди попадали сюда через эту дверь, а потом некоторые бедолаги покидали здание через ту потайную дверь, и не всегда в одном ящике…
Те, кто не оправдал ожиданий.
Как и мы».
Сэм вдруг издал низкий утробный звук — заметил палача, привязанного к стулу. Вырвавшись из рук Ваймса, юноша подбежал к полкам и схватил дубину.
Ваймс ждал этого. Он поймал Сэма, развернул лицом к себе и вырвал оружие из его рук, прежде чем совершилось убийство.
— Нет! Только не так! Сейчас не время! Сдерживай себя! Держись! Не трать силы! Отзови своего зверя! Он вернется, когда будет нужно!
— Это ведь все он! — закричал Сэм, лягая Ваймса в лодыжки. — Ты говорил, мы должны взять закон в свои руки!
«Да, — подумал Ваймс. — Но сейчас не самое подходящее время читать длинную лекцию по теории и практике правосудия. Придется прибегнуть к сокращенному варианту».
— Нельзя просто так взять и вышибить мозги человеку, привязанному к стулу!
— Правда? А чем он тут занимался?!
— Ты — не он!
— Но они…
— Младший констебль, смир-на! — рявкнул Ваймс.
Обитый соломой потолок впитал и приглушил его крик. Сэм заморгал покрасневшими глазами.
— Ладно, сержант, но…
— Весь день будешь сопли распускать? Забудь и соберись. Надо спасать живых!
— Живых? Будет нелегко определить, кто из них… — промямлил Сэм, вытирая нос.
— За дело! Следуй за мной!
Ваймс знал, что увидит в темных тоннелях темницы, но легче от этого не становилось. Некоторые еще могли ходить, ну, или прыгать. Другие были сильно избиты, но не настолько, чтобы не воспринимать доносящиеся извне звуки. Они сжимались от страха, когда открывалась дверь, и хныкали при прикосновении. Неудивительно, что Загорло всегда получал те свидетельства, которые ему требовались.
И были мертвые. И были… остальные. Пусть не мертвые, но спрятавшиеся где-то в собственных головах, потому что возвращаться им было некуда. Пыточное кресло ломало их снова и снова. Им уже никто и ничто не поможет.
Не ощущая ни малейшей вины, Ваймс достал нож и… сделал то единственное, что мог сделать. Никто даже не дернулся, не вздохнул.
Он поднялся на ноги. В голове клубились черно-красные тучи.
Он еще мог в чем-то понять грабителя или убийцу, простого, как кулак, уличного разбойника, который делает то, что считает нормальным, потому что это приносит деньги. Но Загорло не был ни глупым, ни ограниченным…
Кто на самом деле знает, какое зло таится в сердцах людей?
— Я.
Кто вообще знает, на что способен человек в здравом уме и твердой памяти?
— БОЮСЬ, ТОЖЕ Я.
Ваймс посмотрел на дверь последней камеры. Нет, он не войдет туда еще раз. Неудивительно, что там жутко воняло.
— ТЫ НЕ СЛЫШИШЬ МЕНЯ, ДА? ЗНАЧИТ, ПРОСТО ПОКАЗАЛОСЬ, — сказал Смерть и стал ждать.
Ваймс помог молодому Сэму привести Масхерада в чувство. Потом они занялись оставшимися в живых арестантами — кого вывели, кого вынесли по коридору в пакгауз. Аккуратно разложив их на полу, они вернулись и выволокли из подвала писаря, фамилия которого, как выяснилось, была Требилкок. Ваймс популярно объяснил ему, какую выгоду он сможет получить, изобличив своих сообщников. Выгода была, прямо скажем, никакая, но по сравнению с тем, что ждало писаря в случае отказа, выглядела весьма соблазнительно.
