И уже скрывшись в привычном для себя месте, ди Торрино увидел, как к понтифику, после предварительного доклада одним из папских прислужников, заходит еще один из тех, кто относился к числу ближайших помощников – аббат Майоль Клюнийский. И этот визит сегодня был неожиданным. Мало того, аббат очень просил принять его как можно скорее вследствие «очень важных для Святого Престола известий».
Для самого понтифика это тоже оказалось неожиданностью. Иоанн XV изумленно посмотрел на вошедшего Майоля. Поприветствовал его со всем уважением к соратнику и союзнику в деле укрепления власти Рима, настоятельно предложил сесть в кресло и не подрывать хрупкое здоровье излишними усилиями. Зато потом прямо спросил: – Что тебя привело сюда сегодня, Майоль? У меня была важная беседа, которую я вынужден был прервать, узнав, что ты ищешь встречи со мной.
– Ко мне с утра пришли сначала люди Иоанна Кресцентия, а потом и он сам. Он сам, ваше святейшество! – аббат Клюнийский с трудом выталкивал из себя слова, не в силах как следует отдышаться после ходьбы. – Уверяет, что его люди не причастны к покушению на императрицу-мать, что это происки какого-то из его врагов.
– Какое мне должно быть дело до трудностей того, кого я никак не могу считать своим союзником и даже стоящим в стороне?
– Но вы же… Ваша речь!
– Правильно, речь моя. Она удалась. А подозрения, павшие на род Кресцентиев, для меня как манна с небес! Майоль, верный мой помощник, неужели ты не видишь, какой повод представился изгнать Кресцентиев из Рима? Сейчас у них поубавилось сторонников, немалая их часть выжидает, чем все закончится.
Майоль стал хватать ртом воздух, словно рыба, которую вытащили на воздух. Происходящее… не совсем укладывалось в его голове. Но он попытался успокоиться и снова донести до понтифика свое видение событий. На этот раз более подробно. Ведь, по его мнению, лишь недопонимание могло вызвать у Иоанна XV такую реакцию. И еще он забыл! Он действительно забыл!
– Простите, ваше святейшество, память меня порой подводит. Я забыл передать, что Иоанн Кресцентий, сожалея о бывших у вас разногласиях, предлагает забыть это и начать… относиться друг к другу более дружественно.
– Усадили на противень с раскаленными угольками, так сразу дружить захотел, – хмыкнул ди Галлина Альба. – А до этого на всех углах Рима его люди орали, что меня надо сбросить со Святого Престола и, привязав к ослу, изгнать за стены Вечного города. Нет, Майоль, прощать врага, особенно такого опасного, вредно для благополучия, здоровья, а порой даже жизни.
– Ваше святейшество, позвольте…
– Конечно позволяю, дорогой мой Майоль. Я хочу понять тебя, хоть пока и не получается. Зачем мне помогать ему?
– Да потому что его бегство со сторонниками или бунт расколют Рим! – вскрикнул аббат. – Прольется кровь, начнется раздор. Я больше всего боюсь, что вернутся времена одного из ваших предшественников, Иоанна XII.
Слова Майоля сильно не понравились Иоанну XV. Особенно высказанное таким тоном мнение о временах Иоанна XII, которого он считал одним из наиболее могучих властителей патримониума святого Петра. Но прежде чем составить окончательное мнение, нужно было уточнить.
– Мы часто говорили о необходимости увеличить власть матери-церкви, чтобы Святой Престол занял подобающее своему величию место, чтобы Папа не назначался волею императоров, а выбирался по совсем иным традициям, которые мы должны были заложить. Неужели что-то изменилось?
– Недостойно наместника Бога на Земле, викария Христа и его приближенных использовать такие методы. Такие грехи не искупить никакими молитвами! Всего, о чем мы говорили, ваше святейшество, можно достичь иначе. И первым из шагов может стать принятие руки дружбы от недавнего своего врага, – Майоль схватился за нагрудный крест так крепко, что пальцы побелели. В такие мгновения он не говорил, а скорее вещал, словно на проповеди. – Подумайте. Как это воспримут простые христиане. Жители Рима, доселе склонные думать о вас не столь восторженно, как полагается по отношению к Папе Римскому! Поступающий согласно заветам Господа нашего, прощающий врагов своих… Все гнусные обвинения в кумовстве и распутстве просто отпадут, никто более не осмелится обвинять вас…
Майоль витийствовал и дальше, а ди Галлина Альба, хоть и аккуратно так кивал, будто бы соглашаясь, с каждым новым словом приходил к неутешительному выводу. Аббат Майоль Клюнийский подошел к тому рубежу, зайдя за который не просто терял свою полезность, но и становился откровенно вреден. Надежды переубедить? Понтифик знал воистину ослиное упрямство аббата насчет того, что тот считал «по-христиански правильным».
Печально. Очень печально. Но проявлять свои истинные чувства было бы непозволительной глупостью, поэтому, дождавшись, когда аббат выговорится, понтифик сказал ему:
– Ты умеешь убеждать, Майоль. Но… мне нужно подумать. Приходи завтра, и мы решим, как совместить и твое воистину достойные святого устремления, и пользу для матери нашей церкви.
Майоль Клюнийский знал, что Иоанн XV никогда не соглашается сразу с теми предложениями, которые ущемляют его гордость. Да что там, чаще всего он вообще с ними не соглашался, если только отказ не приводил к действительно страшным последствиям. Потому обещание подумать насчет того, какое устраивающее обе стороны решение принять, было для него словно благословение с небес. Рассыпавшись в витиеватых благодарностях, аббат так быстро оказался за дверью, словно услышанные от Папы слова сбросили с его плеч добрый десяток лет.
* * *
Выпроводив аббата Клюнийского, Иоанн XV, выдержав небольшую паузу, разразился потоком перемешанных с богохульствами ругательств. И тупоголовость некоторых «не видящих дальше собственного молитвенника аббатов» занимала там большую часть содержания. Затем Папа попытался успокоиться. Отхлебнул из стоящего на столике кубка, но и вкус вина почему-то вызывал только лишь раздражение. Так что кубок с остатками хмельного напитка полетел в стену и откатился куда-то в угол, перед этим издав печальный звон.
– Выходи уже!
Имени понтифик не называл, но Джованни ди Торрино знал, что обращаются к нему. Да и к кому еще? Больше вокруг никого не было. Поэтому наемник выскользнул из-за портьеры и, остановившись в нескольких шагах от понтифика, вопросительно посмотрел на него.
– Все слышал? – получив в качестве ответа утвердительный кивок, ди Галлина Альба продолжил: – А раз слышал, то должен понимать, что мне мир с родом Кресцентиев не нужен. И тебе тоже, если все еще хочешь стать особо приближенным к Престолу!
– Что прикажете, ваше святейшество? Поверьте, меня не сдерживает благоговение перед людьми, отмеченными духовным саном. И моих людей из числа особо доверенных – также.
– Умный ты, Джованни. Это хорошо. Только пусть твой ум даже не пытается умышлять против меня! Ладно, это я просто напоминаю.
– У меня хорошая память.
– Вот и запоминай. Аббата Майоля Клюнийского должны найти поблизости от одного из дворцов рода Кресцентиев. Мертвым найти!
Ди Торрино лишь усмехнулся, услышав последние слова:
– Я догадливый, ваше святейшество. Он стал опасен для вас со своим стремлением примирять врагов во имя Христа.
– Церкви нужны мученики, Джованни, – сложив руки в молитвенном жесте, елейно произнес ди Галлина Альба. – А мой бедный Майоль заслужил того, чтобы его причислили к лику святых. Он был очень полезен при жизни. Послужит мне и после своей смерти. Вот скажи, ди Торрино, когда этим вечером или завтра утром обнаружат тело аббата Клюнийского близ дома того, с кем он недавно разговаривал, пытаясь убедить «одуматься и покаяться», что произойдет?
– Императрица-мать прикажет немедленно заковать главу рода Кресцентиев в цепи и бросить в темницу, на попечение самых искусных палачей.
– Но пусть мой давний враг узнает о грозящем ему внимании палачей чуть раньше, чем Феофано, окончательно уверившись в его вине – не без моих слов, конечно, – пошлет своих воинов брать Кресцентия под стражу.
Наемник понимающе кивнул. Он, опираясь на свой богатый опыт, осознавал, что не всегда мертвый враг бывает наиболее полезным. Иногда униженный и вынужденный спасаться, потеряв почти все, кроме жизни, противник оказывается куда более полезен в сложных интригах власть имущих. А Папа Иоанн XV любил интриговать, да к тому же еще умел это делать.
* * *
Кровь и Рим. Два этих слова неразрывно связаны чуть ли не с года основания «города на семи холмах». Да и стоило ли удивляться, если его основателей, по преданию, выкормила своим молоком волчица? Кровь окропляла древние камни города по поводу и без, проливаясь из жил врагов города и его собственных жителей. Ее лили во имя идеалов и ради забавы, во имя богов старых и бога нового. Но всегда алой влаги проливалось много.
Джованни ди Галлина Альба знал, что в этот раз кровопролитие было устроено не без его помощи. Более того, оно было частью его замысла по упрочению своей власти. Власти не духовной, но светской, чтобы вторая постепенно сравнилась с первой. Для начала на теперешних землях патримониума святого Петра, а потом кто знает.
