— О, смотрите — целый полк иезуитов!
Вернувшись в трапезную, патер предложил гостям выпить вина во имя Иисуса Христа. Сопровождавшие королеву Стейнберг и фон Сууп добросовестно выпили бокалы до дна, в то время как Кристина лишь пригубила вино и довольно вызывающе сказала, что вина не любит.
Через три дня она вызвала к себе трёх отцов школы и пожертвовала учебному заведению 100 дукатов.
Оставшись наедине с иезуитами, она раскрыла, наконец, своё инкогнито.
— Что вы скажете на то, что я профанировала ваш дом? — спросила она иезуитов.
Вероятно, иезуиты знали, как ответить на такую легковесную шутку — за 100 дукатов можно было потерпеть и «профанацию».
Перед убытием из Мюнстера Кристина ещё раз посетила школу иезуитов и присутствовала там на богослужении, скрываясь от народа за занавеской. Один из иезуитов оставил об этих посещениях воспоминания, в которых он, не зная, собственно, что за персона побывала у них в гостях, с проницательной справедливостью отметил легковесность в поведении дамы и склонность её к едкой иронии.
Вышеизложенное свидетельствует, что королева никоим образом не переживала по поводу понесённых утрат, что она радовалась свободе и с оптимизмом смотрела в будущее. Католичество? А что — католичество? Такая же религия, как и все другие. Она нисколько не сожалела, что поддалась на хитрость и уловки иезуитских миссионеров, тем более что относительно их modus operandi никаких иллюзий тоже не питала. Да и кто кого использовал в этой сложной многоходовой игре?
Из Мюнстера небольшой кортеж отправился в Голландию, где в Девентере Кристина нанесла визит известному учёному Фредерику Гровониусу и его сыну Якобу и провела с ними приятную беседу на научные темы. В Амерсфорте она посетила известную учёную даму Анну Марию ван Шурман, чьи трактаты, миниатюры и гравировки по стеклу ей были хорошо известны. С ван Шурман Кристина будет долгое время находиться в дружеской переписке.
Глава четырнадцатая
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ВЕРЕ ПРЕДКОВ
Когда суть дела обдумана заранее, слова приходят сами собой.
Квинт Гораций Флакк
Пятого августа Кристина прибыла в Антверпен[91], где другой португальский еврей дон Гарсия де Иллан, её личный представитель в Испанских Нидерландах, предоставил в её распоряжение свой дом на улице Лонг Нёв. В нём королева прожила три месяца. Фландрия, и Антверпен в частности, была местом встречи подданных обоих Габсбургов, так что королева была немедленно окружена целой толпой испанских, австрийских, голландских и французских нобилей, включая эрцгерцога Леопольда Вильгельма Австрийского, брата императора Священной Римской империи Фердинанда III, и принца Конде, перешедшего на сторону испанцев.
Конде, которого Кристина известила о своём отречении от трона ещё при отъезде из Швеции, поспешил заочно засвидетельствовать ей почтение. Из личного свидания у них ничего не вышло. Он приехал к Кристине во дворец и выслал впереди себя слугу с извещением о прибытии. По этикету хозяйка должна была спуститься по лестнице и встретить его лично, но шведка не пожелала соблюсти это правило. Отныне Кристина, как никогда ранее, старалась во всём и всегда подчёркивать свой королевский статус. Кроме протокола, других оснований своего королевского достоинства у неё не осталось, и тем жёстче она настаивала на выполнении положенных ей как королеве почестей[92]. Обиженный Конде уехал и засвидетельствовать своё почтение шведской Минерве смог лишь на каком-то рауте.
Елизавета Богемская, подруга Рене Декарта, так и не решилась встретиться с женщиной, отнявшей у неё близкого человека. Она сидела вместе с Кристиной в партере театра, и обе обменивались пристальными критическими взглядами.
Антверпенские собеседники королевы отметили её хороший, но засорённый грубыми выражениями французский язык — сказывалось влияние французских либертинцев! Грубые мужские манеры и неряшливость в одежде и причёске тоже не могли не обратить на себя внимание.
Сюда, в провинцию Брабант, дошли радостные для испанцев вести о разгроме французского десанта под Кастелламаре. Французский флот, посланный для освобождения Неаполя от испанской оккупации, высадил отряд под командованием герцога де Гиза, который потерпел от испанцев сокрушительное поражение. Это событие вряд ли удостоилось серьёзного внимания со стороны перевозбуждённой Кристины, а между тем уже через два с половиной года Неаполь станет для неё знаковой величиной.
Семнадцатого августа королева по воде отправилась знакомиться с культурными и церковными достопримечательностями Брюсселя. Она посетила монастыри иезуитов и кармелитов, а после этого стала гостьей нескольких местных аристократов, в том числе банкира де Иллана. При возвращении в Антверпен её ждал сюрприз: она была встречена и препровождена до дома толпой жителей города с факелами и пушечным салютом. Оказалось, что в город специально для того, чтобы приветствовать королеву Кристину, с французского театра военных действий прибыл штатгальтер Испанских Нидерландов эрцгерцог Леопольд. Он предложил ей переехать в брюссельский дворец, но королева, уставшая от чрезмерного внимания народа и не желавшая связывать себя какими бы то ни было обязательствами с испанцами, предпочла монастырь Сен-Мишель. Здесь работал ученик Рубенса Юстус ван Эгмонт, который сделал несколько портретов королевы, включая и тот, на котором она изображена в римском шлеме и с собачкой у ног. У Кристины зародился план остаться в монастыре на длительное время, чтобы принять в нём новую веру, но этому плану по неизвестным причинам не суждено было осуществиться.
До сих пор она ничем не намекнула на то, что собирается обратиться в католическую веру. Сначала надо было вдоволь насладиться свободой. Впрочем, она тайно попросила испанского короля подготовить почву для её крещения и прибытия в Рим, но испанцы не отличались оперативностью, дело затянулось, и Кристина в ожидании ответа застряла во Фландрии. Возможно, это было даже к лучшему, потому что сразу после отъезда из Швеции возникли проблемы с получением апанажа. На первых порах она решила воздержаться от резких шагов и заявлений, которые могли бы быть истолкованы шведским правительством как вредные или недружелюбные. Существовал большой риск, что как только она покинет лоно лютеранской церкви, выплата апанажа прекратится вовсе. Вообще выплата Кристине содержания будет предметом постоянных недоразумений и хлопот до конца её жизни. Дело осложнялось ещё и тем, что Карл X втянул страну в новые расходы, начав дорогостоящую войну с Польшей, потом с Россией и Данией. В этой ситуации королева, прежде чем переходить в католицизм, пыталась получить сразу большую сумму, которую можно было бы поместить в банк и которой хватило бы до конца жизни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
