Сан-Анхель.
Диего способствовал этому как мог. Он таскал мебель, помог навести порядок, подарил дорогую нефритовую статуэтку. А еще установил мольберт и купил стол нужной высоты, чтобы удобно разместить палитры, стаканы с кисточками, карандаши и краски.
Когда с переездом было покончено, Фрида заполнила дом вещами, которые служили ей источником вдохновения: зеркалами, ретабло, разноцветными камешками и листьями, прочими безделушками из прежней квартиры. И наконец поставила на мольберт эскиз новой картины. Художнице не терпелось продолжить: новая студия, большая и светлая, вызывала непреодолимое желание творить. Но после долгого дня Фрида страшно устала; ноги и руки будто налились свинцом. Она прилегла на кровать, однако образ будущего полотна все еще стоял перед глазами. Нужно перенести на холст так много деталей — а вдруг не хватит места? Кроме того, пока непонятно, как соединить все элементы композиции. Они точно должны соседствовать на холсте, как их связать друг с другом? Она повернулась на другой бок и закрыла глаза, подумав: «Завтра, все завтра».
Едва поднявшись с постели, Фрида босиком побежала в студию. Оказавшись посреди светлой комнаты, она вздохнула полной грудью, подошла к мольберту и в который раз посмотрела на эскиз, который успела нанести на холст. Ей становилось все яснее, что новая картина должна отразить ее жизнь точнее всех предыдущих работ. Но пока на полотне отсутствовали самые важные детали: ее болезнь, мечты, Диего. Особенно Диего. «Нужно больше места, — решила художница. — Пусть картина будет намного больше других моих работ». Фрида сделала несколько шагов в сторону, чтобы взглянуть на холст с другой перспективы. Она по-прежнему не могла придумать, как соединить все элементы.
Продолжая размышлять, она набрала ванну и погрузилась в теплую воду. Взгляд упал на торчащие из воды ступни: ногти на левой ноге были окрашены кроваво-красным лаком, на правой пальцев не было вовсе. Набрав воздуха, Фрида зажмурилась и окунулась с головой. Полностью скрывшись под слоем пены, она почувствовала облегчение. Руки скользили по телу, осторожно касались шрамов, кончиками пальцев мяли мягкую кожу на груди и животе. Она ласкала себя, отдаваясь на волю вдохновения. А спустя секунду вынырнула, да так резко, что вода, перехлестнув через бортик ванны, выплеснулась на пол. Вот оно! Ей не хватало именно того вида, который она созерцает сейчас! Дальний угол ванны, ноги торчат из воды, а в воде плавают символы, из которых состоит жизнь Фриды.
— Диего! — крикнула она, хотя знала, что он врадли ее услышит. — Диего!
Ей нужно было обязательно поделиться с мужем своим замыслом. Накинув халат, она побежала через мостик в соседнее крыло.
— Как ты ее назовешь? — поинтересовался Диего, когда она, запыхавшись, излагала ему идею новой картины.
— «Что дала мне вода», — ответила Фрида не раздумывая. — А теперь мне пора идти. Работа зовет.
После обеда появилась Кристина. Она стояла перед Фридой, переминаясь с ноги на ногу.
— Я совершила самую большую ошибку в жизни, когда связалась с Диего. Ты для меня гораздо важнее его, — призналась она сквозь слезы. — Сможешь ли ты меня простить?
Фрида скучала по сестре, с которой они столько вместе пережили — и хорошего, и плохого. Сейчас ей хотелось перевернуть эту страницу и начать все заново. В конце концов, из всех родственников только Кристина осталась рядом с ней. Мать умерла, Матита переехала в другой город, а Гильермо жил в собственном мире.
Когда Фрида увидела сестру, сердце у нее защемило от жалости и тоски.
— Я давно тебя простила, — произнесла художница со слезами, и сестры обнялись. — Мне проще простить тебя, чем его, — добавила она как раз в тот момент, когда в комнату вошел Диего.
— Значит, меня ты простить не можешь? — был первый вопрос Риверы, когда он пришел к ней вечером через крышу.
Муж стоял перед ней, высокий и грузный, как всегда. В глазах у него отражались гнев и неуверенность. После минутного молчания он забросал Фриду вопросами. Что она делала в Нью-Йорке? С кем виделась? Где останавливалась? Что ела? Вопросы сыпались градом. Не так Фрида представляла себе их воссоединение и в какой-то момент решила, что с нее хватит.
— Я не обязана перед тобой отчитываться, — бросила она. — Ты спрашиваешь не потому, что волнуешься, а потому что хочешь контролировать меня. Так спроси о том, что ты на самом деле хочешь знать: не встретила ли я Нью-Йорке другого мужчину. — Она подбоченилась и сердито уставилась на мужа.
Диего тяжело задышал.
— У тебя кто-то есть? — наконец выдавил он.
— Не здесь. Он не будет жить со мной, так что тебе не грозит случайная встреча с ним.
— Кто он?
— Интересно, с чего ты решил, что у тебя есть право задавать мне подобные вопросы? — нахмурилась Фрида. И вдруг ее прорвало: — Ты для меня не лучше любого другого мужчины! Даже не удержался от интрижки с моей сестрой. Все вы виноваты в страданиях мексиканских женщин — мерзкие мачо, которые считают, будто у них больше прав, чем у их жен. Мужчины, которые запирают жен в casa chica. Тираны, которым во что бы то ни стало нужно покорить женщину, уничтожить ее, насладиться ее страданиями. И ты не лучше других!
Диего возмущенно открыл рот, чтобы возразить, но Фрида, махнув рукой, заставила его замолчать.
— Я еще не закончила, Диего Ривера. Ты такой же мачо, несмотря на всю твою болтовню о революции. Кого ты на самом деле хочешь освободить? Уж точно не женщин. И ты предаешь революцию, которую поместил на свои знамена.
Диего чуть не задохнулся от такого оскорбления.
— В любви к тебе я искала единения, — продолжала Фрида. — Искала исключительных чувств, которые сделали бы нашу жизнь частью чего-то большего. Но не нашла. — Последние слова она произнесла шепотом, потому что совершенно выбилась из сил.
— Ты все еще любишь меня? — тихо спросил Диего.
— Да, хотя иногда жалею об этом.
— Для нас еще осталась надежда?
Фрида кивнула.
— Но я больше не та женщина, на которой ты женился. Уже давно не та. Я провела в Нью-Йорке почти полгода, много думала о себе и о жизни и многое поняла.
О том, что в Нью-Йорке остался Ник, который любит ее и хочет жениться на ней, Фрида решила умолчать. Но эта мысль придала ей силы. Диего, прекрасно умевший уловить смену настроения, понял, что настал черед действовать. Он подхватил жену на руки и, опустившись в кресло, усадил ее к себе на колени, осыпая поцелуями ее голову и шею.
— Фрида, я без ума от тебя. Оставайся со мной. Давай жить вместе. Мы что-нибудь
