И опять Дара сказала себе – нет, все чуточку сложнее. То, что удалось подключиться к размышлениям Эмер, объясняется просто, – сама Дара постоянно держала в себе негодование против Фердиада, оно присутствовало безмолвно, как фон, как пейзаж души, вот и оказался схвачен миг, когда мысли обеих целительниц зазвучали в унисон. А вот что думала Эмер о их общем любовнике?
Дара восстановила миг в памяти, вместе со словами и интонациями.
Эмер предположила, что Диармайд – такой же сид, как старуха Буи и прочие обитатели зеленых холмов, перебравшиеся в Другой Мир. Дара отмела эту гипотезу – но было еще что-то… Молчание Эмер, совершенно неожиданное, как будто она вдруг испугалась, что сболтнет лишнего.
– Ты не допускаешь, что он – тоже сид? Как сама Буи? Как…? – вот именно так сказала она!
Дальше, дальше!
Дара привела аргумент – она слышала голос Диармайда, и это был голос мужчины, человека, который ни с чем не спутаешь.
Эмер не согласилась и предложила иной вариант: Дара могла в помутнении рассудка услышать свой собственный голос.
Но она должна была задать совсем другой вопрос!
– Я рада, что записи, сделанные мной, достаточно качественны и передают голоса сидов и сид во всей их красоте, во всем полнозвучии, – должна была сказать она. – Но откуда ты могла знать ТОГДА, новогодней ночью, что звучит голос не сида, а человека?
Она не спросила. Значит, по ее разумению, Дара еще до новогоднего безумия знала эту разницу. Должна была знать.
Фердиад?!
Вот теперь все совпало.
И даже стало понятно, почему никто и никогда не задумывался о чересчур длительной молодости Фердиада. Он сам на себя наложил чары, которые даже не допускали зарождения вопросов.
И сама же Эмер рассказывала, что не все сиды ушли из зеленых холмов в Другой Мир! Правда, это было раньше, перед визитом к старухе Буи. Старуха ушла из холмов к людям и немало с ними поколобродила – почему бы другому представителю этого племени не остаться с людьми? Слушать надо было внимательнее старую хитрую Эмер – глядишь, мысль сложить два и два, получив в результате сида Фердиада, и возникла бы до путешествия в Другой Мир…
И ведь говорила же Эмер, что Фердиад, возможно, навещает Другой Мир, но как-то вскользь, словно о деле обычном. А ведь то, что сама она сумела туда пробраться, – событие в истории Курсов. Дара во время романа с Фердиадом многое узнала про верхний слой, но такими путешествиями никто не хвастался.
Странно легли карты, подумала Дара, ищешь одно – находишь другое, пытаешься разгадать наваждение – мимоходом раскрываешь тайну бывшего любовника, совершенно сейчас не нужную, впрочем…
Дара словно поднялась на вершину, с которой увидела весь свой роман с Фердиадом, день за днем! И теперь она могла определенно сказать, что там было правдой, что – умолчанием, что – ложью.
Неподдельной оказалась только мужская красота Фердиада, зрелая красота сида, неподвластного старости – а лишь утомлению от жизни. Вот когда настанет утомление и он больше не захочет быть молодым – тогда, как старая Буи, он позволит своей внешности измениться. Или же ничего не станет менять – как те сиды Другого Мира, которые все еще выезжают на охоту – гонять одного и того же призрачного кабана…
Да еще, возможно, неподдельным было его любовное искусство – да и как не быть искусству, если Фердиад совершенствовался в этом ремесле столетиями?
Разумный навык уходить первым тоже получил объяснение – теперь Дара даже посочувствовала своему любовнику, который наверняка не знал, как избавиться от стареющей, но сильной духом Эмер, пока она сама не сказала «довольно».
Сид!… Прекрасный и злопамятный, мудрый и опасный, сид с незримым луком за плечами и полным колчаном стрел с отравленными наконечниками, сид в зеленом плаще – и горе женщине, которая встретит его взгляд…
Все это, известное по книгам, всплыло в памяти – и лицо Фердиада равным образом. Память глаз окружила это лицо светлым ореолом, память рук тут же добавила его длинные шелковистые волосы, память ноздрей тоже имела что достать из своих тайников, память ушей, память кожи, память языка – тоже…
Надо же, я спала с сидом, сказала себе Дара и от этой мысли даже развеселилась. И тут же веселье ушло, потому что фривольные воспоминания отступили перед следующей загадкой.
Почему Дара, когда Эмер думала о Фердиаде, вдруг спросила ее о трех ветвях Бриг, о целительстве, тайных знаниях и поэзии? Почему Эмер не пожелала говорить на эту тему? Напоминание об Аэдане – вежливое уклонение от темы, и только.
Первый вопрос имел только один ответ: потому, что для самой Эмер имя «Фердиад» было ключом, открывающим некоторые тайники памяти, например, тот, где хранилась информация о трех ветвях. И Дара случайно, подключившись к мыслям крестной, заглянула туда. Второй ответа пока не имел.
А то, что Эмер решительно отправила Дару заниматься любовью с Артуром, было как-то связано с ее тайнами, или же она честно нашла самый подходящий для крестницы вариант?
Дара задумалась, глядя в иллюминатор на антарктический пейзаж под самолетом.
Выполняя волю крестной, она летела в город, где время выделывало неожиданные фортели, чтобы провести несколько дней в постели и выкинуть из головы всякие призрачные моря, синие намеки и неизвестно чьи голоса.
Заодно следовало присмотреть за крестницами – пора бы им, дурам, и помириться…
Фердиад!
Дара поймала себя на том, что при воспоминании о бывшем любовнике уже начала нервно вздрагивать.
Дурочка Сана поставила ловушку на сида! Она жива, цела, невредима, в своем уме, твердой памяти, – дешево отделалась. Да и Дара, если вдуматься, дешево отделалась – она оскорбила сида, унизила его вековую гордость и все еще жива. Более того – нашла способ исказить гейс.
Теперь она поняла, для чего Эмер потребовалась именно старуха Буи. Гейс, наложенный сидом, могла исказить только сида, человеку сие не дано. Еще одно подтверждение нечеловеческой природы Фердиада, кстати…
Но почему Фердиад не ушел вместе со всей своей родней в Другой Мир? Что удержало его в Этом Мире? Не может же быть, что любовь женщин! Кстати, что там толковала Эмер, будто некоторые сиды остались с людьми? О премудрая Бриг, сколько же их? Вот так прямо среди нас и ходят?…
Одна загадка тащила за собой другую. И удивительно, что краем уха Дара все же уловила просьбу пристегнуться. Самолет пошел на посадку, почти незаметно приземлился – и вот уже завибрировал салон, когда шасси помчались по бетонным плитам взлетно-посадочной полосы.
Пора было переключаться с логических загадок на эротические затеи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});