Пора было переключаться с логических загадок на эротические затеи.
Эмер верно рассчитала – любовь с Артуром, увы, невозможна, однако это и не пошлость, которая не позволяла Даре выбрать любовника среди мужчин фригидного города. Это – именно нужный вариант. А денег она зарабатывает достаточно, чтобы раз в месяц устраивать себе каникулы в постели.
О том, есть ли время на такие каникулы у Артура, Дара, естественно, не побеспокоилась. Художник же, трудится не по графику – вот, стало быть, и появится у него в жизни график…
Такси было заказано еще с борта самолета. Дара подумала – и велела везти себя в салон, носивший ее имя. Оттуда она могла дозвониться до Артуровой квартиры – этот ее избранник, в отличие от предыдущего, не пользовался мобильным телефоном, делая вид, будто причуды богатеньких его не касаются, хотя, по разумению Дары, мобилка была уже чуть ли не у каждого бомжа.
В салоне вела прием гадалка Зоя, Изора выехала чистить чью-то квартиру после визита тетки с дурным глазом, а Сана, как выяснилось, и не появлялась, ссора затянулась. Зато всплыло имя Кано. Дара только плечами пожала – неймется рыжему черту! Дома ему, видите ли, скучно – в чужом городе, в семейном салоне, без крыши над головой (судя по намекам Зои, романа ни с Изорой, ни с Саной у него не получилось) – веселее!
До Артура она дозвонилась довольно поздно – уже и Зоя, оставив ей ключи, ушла, уже и автоответчик, записывавший заявки, перестал тихо скрежетать.
– Добрый вечер, – сказала Дара. – Как насчет чашки горячего чая?
Она собиралась ошарашить Артура – и ей это удалось.
Когда женщина с победным воплем выскакивает из любовной постели, стремительно одевается и исчезает в ночи – это само по себе довольно дико. А когда она две недели спустя возникает снова как ни в чем не бывало, требуя чаю и всего того, что за чаепитием последует, остается только руками развести.
– Ты где? – спросил Артур.
– Я в центре, напротив драмтеатра. Так я сейчас забегу, жди.
С тем Дара и положила трубку.
Сообразив, что являться к любовнику с большой дорожной сумкой не стоит (в этом он бы, как всякий опытный мужчина, сразу усмотрел желание женщины надолго поселиться в его доме), Дара вынула то, что может понадобиться ночью, уложила в большой пакет, а сумку загнала под стол. Придя утром, Изора сразу сообразит, кто пожаловал в гости, и обрадуется.
Она шла по вечернему городу, размахивая пакетом, в прекрасном настроении – ей предстояла бурная и ни к чему не обязывающая ночь с человеком, который, после давних страданий и недавних вывертов, был ей просто очень симпатичен – и не более того. И еще две-три ночи, после которых можно возвращаться домой…
О том, чтобы вообще переехать сюда на постоянное или хотя бы длительное жительство, Дара не думала. Все-таки сейчас она, обжегшись на гейсе, стала осторожнее. Жить в одном городе с Артуром значило рисковать своими профессиональными качествами. Хватало ей и наваждение, которому для пущего соблазна дано звучное имя «Диармайд».
Она вошла в пассаж Геккельна – и навстречу ей полетело большое синее пятно. Дара шарахнулась, не сразу поняв, что это молоденькая женщина в короткой и пышной шубке из искусственного меха.
– Кыш, кыш, – сказала Дара синему меху. – Сгинь, пропади, полиняй!
И ускорила шаг. И влетела в подъезд, даже не подняв голову, чтобы увидеть заветное окно. Это было правильно – окно перестало быть заветным. И ничего подобного впредь не будет. И замечательно!
Артур впустил ее, и она тут же повисла у него на шее.
– Ну, что ты, что ты, Элечка!… – бормотал он, совершенно не понимая природы этой бурной страсти и заранее боясь неожиданной истерики.
Дара отстранилась.
Он единственный называл ее давним, забытым, ненужным, мягким и сладким именем. Фердиад, сравнив это имя с приторным пирожным, дал другое – уж за это она была своему сиду от души благодарна. Дара хотела было приказать Артуру никогда так себя больше не называть, но вдруг сообразила – если Фердиад все еще за ней присматривает и плетет козни, то зачем же давать ему яркий маячок? Пусть в темноте звучит совсем иное, надо полагать, уже позабытое Фердиадом имя.
– Ты даже не представляешь, как я без тебя соскучилась! – совершенно искренне воскликнула она.
– Откуда ты? Что все это значит? Налетела, улетела! Ты можешь мне объяснить?!.
– Потом, потом! Работа у меня такая!
– Работа?
Один раз нужно было сказать что-то этакое про работу. Раз и навсегда. Поскольку мужчины относились к целительству скептически (кроме тех случаев, когда мужское достоинство объявляло длительную забастовку), то Дара и не докладывала никому о своем деле. Сейчас нужно было не просто выкрутиться, а отбить охоту задавать вопросы.
– Понимаешь, у меня не то чтобы ненормированный рабочий день, а вообще ненормированная рабочая жизнь, – честно ответила Дара. – Я никогда не знаю, в который час понадоблюсь. Но иногда у меня бывают свободные дни – три или четыре, и я знаю, что никто не станет меня искать. А вообще…
Она замолчала.
– Да ты что – киллер, что ли?
– Нет, Арчик, я не киллер.
Она произнесла это очень спокойно и не стала продолжать. Пусть думает, что угодно.
– Ясно… – пробормотал Артур. – И когда же тебя завербовали?
Дара еле сдержалась, чтобы не фыркнуть. Артур родился диссидентом и помрет диссидентом – все, что связано с безопасностью государства, причем любого государства и любой степенью безопасности, вызывает у него истерическое презрение. В ночном бегстве Дары ему померещился почерк ФСБ! Ну, этой публике спецслужбы всюду мерещатся, включая бачок унитаза, подумала Дара, и пусть раз в жизни от древней придури будет польза. Леший с ним, с Артуром, раз он так придумал, значит, так ему понятнее.
Про то, как она в кафе, подстраивая случайную встречу, изображала кадр из шпионского кино, Дара в эту минуту честно забыла.
Сана была права – вот уж в этом ни Артур, ни, надо полагать, вся городская творческая интеллигенция ни капельки не изменились. И любовь, и ненависть тут действительно закостенели, закаменели, покрылись плесенью, но внутри оставались прежними, как будто времени не существовало.
– Каждый зарабатывает на жизнь по-своему, – заметила она. – Ничего тебе объяснять я не буду – еще только не хватало, чтобы я сейчас стала перед тобой оправдываться. Просто так получилось. И имей в виду, что моя личная жизнь – это моя личная жизнь, никого она не интересует.
– Хочешь сказать, что ОНИ не знают, где ты теперь? Или ты ИМ доложила?
Это ОНИ по-прежнему произносилось с внутренним змеиным шипом. Там, откуда прибыла Дара, о змеином шипе давным-давно позабыли – у людей были более важные дела, чем сведение древних счетов с почившим в бозе государством. Люди зарабатывали деньги и не тратили времени на посторонние предметы – разве что обязательные два-три часа видео по вечерам да время от времени секс.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
