нему спиной и отказавшись поговорить с ним, любимая им женщина только подтвердила свое к нему отношение. Бенуа, остававшийся в стороне, тогда подошел и обнял ее, а она, дурочка, еще испугалась, что Матье их увидит! Но он их уже видел вместе!
Покупателей было мало, и Тесс поймала себя на том, что все время ходит по кругу, среди этих когда-то тщательно подобранных, но внезапно ставших абсолютно ненужными предметов. Может, ей стоит согласиться на предложение Бенуа, который продолжал упорствовать, и отправиться с ним в путешествие? Вдали от Гавра, в какой-нибудь из жарких стран, ее одержимость Матье ослабеет и понемногу исчезнет. И она не будет поддаваться искушению все время сворачивать в сторону книжного магазина в надежде встретить Матье? Впрочем, если бы эта случайная встреча и произошла, от нее нечего было ждать.
Тем не менее она не смирилась окончательно. Вопреки всякой логике, Тесс пыталась придумать план, который, даже не став победой, был бы первым шагом к примирению. Иногда ей хотелось написать Матье письмо. Нет, не эсэмэску и не электронное, а самое настоящее, рукописное, в котором она поведала бы ему обо всех своих терзаниях и надеждах. Прочтет ли он его? Будет ли взволнован? Ответит ли? Но если ответом на это письмо станет новая вспышка неприятия, то уж лучше тогда сдержаться и подождать, чтобы прошло время.
А пока ей так хотелось бы узнать, что он сейчас делает и каково его душевное состояние! Она даже расспрашивала Бенуа, от которого не скрывала, что очень трудно переносит разрыв с Матье. Но тот отвечал осторожно, загадочными фразами, никогда не конкретизируя и не называя имени Матье: «Разве можно окончательно излечиться от своего детства!» О чьем детстве он говорил, о детстве Матье? Тесс что-то не помнила, чтобы он ей когда-нибудь рассказывал о своем детстве. Она знала только, что Матье редко виделся со своими тремя братьями, но ведь те жили не в Гавре. Зато он хорошо заботился о матери, которую постоянно навещал. Так что она никак не могла понять, в чем тогда заключался корень проблемы.
Помимо других опасений, в памяти Тесс никак не мог изгладиться образ Шарлотты, навестившей ее однажды. Красивая, элегантная и уверенная в себе женщина, не переставшая заботиться о бывшем муже, о чем и свидетельствовал ее визит. Не позовет ли ее в очередной раз на помощь Анжелика? Не явится ли она снова в Гавр, чтобы поддержать Матье? Одна эта мысль приводила Тесс в бешенство, она, это она должна быть тем человеком, в котором в данный момент нуждается Матье! Вот если бы она…
— Прекрати, наконец! — воскликнула она, стоя посреди своего магазина.
Не думать обо всем этом. Вечером ей предстояло поужинать в очень хорошем ресторане «Довиль», где Бенуа заказал для них столик. Почти каждый вечер он куда-нибудь приглашал Тесс — к себе домой или в другие места, чтобы немного отвлечь и доставить ей удовольствие. Разве можно было мечтать о большем? Неужели она будет настолько глупой, что упустит шанс быть страстно любимой таким потрясающим мужчиной? У нее была твердая уверенность, что, если их роман продолжится, он непременно заговорит с ней о браке и ребенке. Что она тогда ему ответит?
Раздраженная своей нерешительностью, Тесс решила закрыть лавку пораньше и вернуться домой, чтобы подготовиться к вечеру. Но как бы она ни была одета и причесана, она знала, что Бенуа все равно найдет ее великолепной. Зная это, она не могла не радоваться.
Тесс снова окинула взглядом лавку. Она показалась ей печальной, под стать собственному настроению. А между тем за образец она в свое время взяла известнейший сувенирный магазин «Лохо», расположенный на углу Парижской улицы, где всегда толпился народ. Там, в нишах кирпичной стены и на прилавках «из обшарпанного дерева», всегда был огромный ассортимент открыток, подарочных кружек и футболок с рисунками Мэригрибуль[24], известной местной художницы, прославившейся своим тонким юмором и обожаемой всеми гаврцами. Нет, Тесс придется забыть о сердечных проблемах и доказать, что у нее тоже есть воображение и фантазия, если, конечно, она хочет сохранить клиентуру. Еще до депрессии Матье они, бывало, часто спорили, и он просто фонтанировал идеями. Он утверждал, что никогда не стоит брать кого-то за образец, что не надо никем вдохновляться, нужно не проявить идентичность, а выработать свой уникальный стиль, чтобы иметь возможность постоянно меняться. Вспомнив об этих назиданиях, она решила обязательно претворить их в жизнь — это будет ее способ не расстаться с Матье до конца.
* * *
— Ну, скажите, пожалуйста, теперь он толкает меня в задницу, чтобы моя страховая компания поскорее сделала выплату! Как будто это от меня зависит… Хочет примешать личные отношения, он — сама добродетель и достоинство — упирает на то, что никогда ни о чем меня не просил и всегда точно в срок и до последнего сантима платил страховку! Хоть это делал, по крайней мере. Как представлю, в каком жалком состоянии он был, когда мы виделись с ним в последний раз… Казался полураздавленной улиткой, и вот тебе на! — улитка превратилась в койота!
Фабрис никак не мог прийти в себя от бешенства, во-первых, из-за размеров ущерба, причиненного магазину, а во-вторых, из-за тона, каким говорил с ним Матье. Мать смотрела на него, глуповато улыбаясь, поскольку понимала в лучшем случае одно слово из двух.
— А что, книжный магазин сгорел? — осмелилась она спросить.
— Слава богу, нет! Но там был учинен страшный разбой, вся витрина — в крошку!
— Какие крошки?
— Витрина, говорю, в крошку разбита!
— А-а… Матье, должно быть, теперь совсем плох.
— Как это ни парадоксально, но ему, кажется, стало лучше.
— Ты считаешь, что так даже лучше? Может наконец он его закроет, свой чертов магазин!
— Мама! — взревел Фабрис. — Надень уж ты свой слуховой аппарат, давай!
Она поднесла руки к ушам, погладила крошечные протезы, тут же зашипевшие.
— Да я в них, просто я еще слушаю телевизор.
Резким движением Фабрис схватил пульт и выключил телевизор.
— Ладно, — он вздохнул, — как ты тут поживаешь?
— Очень скучаю по тебе и твоим братьям.
— Но ведь я здесь!
— Ты так редко приходишь!
— Да, но не забывай,
