Как же там у Ленина? Что-то насчёт «обрусевших инородцев, которые всегда пересаливают…». Так я и не понял: то ли соли много кладут, то ли — сала. Но смысл ясен: «пере-…».
Когда Русская Православная церковь надумала отделиться от прогнившего, развратного, обнаглевшего до интердикта и впавшего в ересь Константинопольского патриархата — Антоний был из первых. Казалось бы — ему ли, греку, греками же поставленному, беречь древнее русское благочестие? — А вот…
И ныне, обманом и софистикой уйдя от крестной клятвы, требуемой от него черниговскими боярами, Антоний тайно пошлёт гонца к племяннику умершего князя, к Гамзиле. Будет звать того на Черниговский стол, приманивая малочисленностью черниговской дружины, растерянностью вдовы, отсутствием в городе старшего княжича, богатством покойного — «у вдовы имения много»…
Изменнически взывать к жадности — для восстановления законности.
Ибо на Руси — «лествица». Закон. Исконно-посконный. Одна из основ Русского мира. Свояк — последний, самый младший из Ольговичей. После его смерти престол должен перейти к старшему в следующем поколении. А не к старшему среди его сыновей. Как противоестественно требуют закон голомордых раскольников-католиков. «Майорат» — называется.
Обман ради «правды» — удастся. И старший сын Свояка — Олег по грамотке тысяцкого поспеет из Курска позже, чем старший племянник — Гамзила по тайному письму епископа — из Новгород-Северского.
Потом будет много криков и ругательств, черниговское боярство, зная «закадычный» (ухватит за кадык и давит!) характер Гамзилы, будет говорить громкие слова и топать ногами, но Олег свою дружину на стены не погонит. И, ломая Закон Русский, князья договорятся: Олегу сидеть в Новгород-Северском. Поэтому князь Игорь со своим «Словом…» — Новгород-Северский князь. По брату, а не по отцу — Черниговский.
Князья, бояре, «вятшие» — создатели, носители, ревнители закона, норм, правил — сами их постоянно нарушают. Потребовалось вмешательство пастыря-клятвопреступника, иноземца-мошенника, чтобы хоть как-то соблюсти закон. «Хоть как-то» — потому что права младшего брата Гамзилы — Ярослава, следующему по старшинству, кому и должно быть князем в Новгород-Северском — просто игнорируются. Порядок престолонаследования определяется не законом, но количеством гридней и резвостью их скакунов, позицией и изворотливостью «тайных агентов». «Балансом силы», а не «правдой».
«Сами по себе правила не вызывают нервных расстройств. Расстройства начинаются лишь с возникновением исключений».
Как известно: «нет абсолютно здоровых людей, есть не до конца обследованные».
Профессионалов-психиатров здесь нет — обследовать некому. Но о «здоровье» говорить не приходиться: уже и летописи этой эпохи, обычно комплиментарные к князьям, всё чаще показывают деяниях их… несколько странные. Выглядящие неадекватными. Речь не о массовой инфекции «головных мозгов», поразившей вдруг правящий дом «Святой Руси», но о той атмосфере неустойчивости, неопределённости, странного сочетания беззащитности и вседозволенности, которая всё более распространяется в княжеских теремах.
«Или в стремя — ногой, или — в пень головой». А не — «на коне белом, в корзне красном, с сабелькой острой… как и положено достойному отроку от семени Рюрика». «Святая Русь» становится невыносимой, пугающей уже и для самих рюриковичей.
Володша, молодой ещё парень, но уже битый и пуганный — как раз из числа таких. В теории: законный рюрикович, урождённый правитель, «государь милостью божьей», «как с дедов-прадедов заведено». «Красно солнышко». Живи по-божески, суди по правде, бей супостатов, делай хорошо своё княжеское дело, «сиди на попе ровно», и течение жизни само вынесет тебя наверх. Как и положено по обычаю, по «лествице».
По собственному же опыту: голодный, битый, саженый… Ни за что. Даже и жив-то — не по праву, закону, обычаю, но лишь благодаря интригам дядюшки. Кстати, довольно противного, жадного, жестокого и бестолкового типа.
Княжеская честь, гордость, достоинство… отцовский удел… следование воле старшего брата, как и положено по Закону Русскому… привели в холодный и голодный поруб. Потом презрение и пренебрежение родственников и окружения:
— Сопляк, слабак, неудачлив… Изяславль проспали… Всем Полоцком вынимать пришлося, а пользы…
Вину за потерю отцовского владения тоже взвалили на него — младший же! Неприязнь брата:
— Ты-то под крышей сидел! А я-то под снегом! В железах тяжких!
Как будто от Володши зависел режим содержания под стражей…
Молодой князь озлился на родню и «их всех». Чётко понял, что сила князя не в чести, не в «Правде», а в силе его покровителя. Не в процветании населения управляемых владений, «от бога данных», но которые в любой момент могут отобрать воинской силой, а в размере этой собственной силы. Который впрямую зависит от веса мошны. Многочисленные примеры использования литовских наёмников в эти годы в Полоцкой земле — тому подтверждения.
Вот так думая сам, он и правил так. И людей себе подбирал — со сходными понятиями. Собственных, с детства воспитанных, лично преданных «янычар» — у него не было. Не вырастил ещё. А что подрастало — погибло в Изяславле. Люди, нынче составляющие его дружину, были людьми случайными, нанятыми, не взращенными.
Эти свойства самого князя и его людей наложились на особенности места-времени.
Здесь, на огромной петле, которую проложила Волга, подбирая «младшую сестру» Вазузу, сошлись концы многих торговых путей, на юг и на север, на восток и на запад. Но, в отличие, от Вержавского пути, дававшего огромные, по нынешним меркам, деньги в казну владетеля, здесь было разбойное гнездо.
Вержавский путь — весь под одной «шапкой». Там построена система, там обеспечение безопасности приводит к доходности. Там власти ничего не берут с торговцев — только предоставляют. Купцы сами все деньги отдают местным. А уж местные — властям.
Тут порубежье: Ржев — под Смоленском, Тверь — под Суздалем, Молога (ниже по Волге) — Новгородская. Дороги — реки да волоки — многочисленны, разнообразны, хитры, переменчивы. Шиш речной отскочил от Зубца вверх по Вазузе, гробанул там чего-нибудь… смоленское, проскочил до устья Тиверцы — а там в шести десятках вёрст уже Торжок новгородский. А у новгородцев «суд правый» сыскать… только своим.
— Не, ты прикинь! Десяток вёрст по Вазузе — тама Фомино Городище. Идём, гуляем. Бабёнку, там, какую… ну, ты что, четверть хмельного не выставишь?! Она — брык! Пьяненькая, глупенькая, на всё согласная. В саночки её… И тихонько, затемно, резвой троечкой… Вдвоём, один — на конях, другой — на бабе… Два ста вёрст всего-то! По реке-то! В два-три дня — в Торжке! Бабу скинул — шесть гривен на кису! Шесть! Двенадцать коров купить можно! И так — хоть каждую неделю! Это тебе не медведей по буреломам сыскивать да заламывать!
Жаркий шепот инициатора очередного средневекового стартапа, уговаривающего потенциального подельника, разносился по конюшне и мешал мне спать.
Глава 305
Уверен, что Володша о делах Ростика, о его «Уставной грамотке», о порядках на «пути» — слышал. Но Ростик долбил это дело лет двадцать. У него было ресурсы второго города в стране. У Володши… да ещё с пониманием возможного пинка в любой момент… Вместо последовательного обустройства путей, методичного выбивания разбойников, выжигания их гнёзд, «напущенный» Тверской князь начал «хапать». В первый год это дало эффект — разбойники попрятались. Теперь они снова по-вылезали, малость оголодавшие и от этого осмелевшие. Да и собственно княжие ведут себя аналогично. Единственное, что хоть как-то сдерживает переход в режим «народной войны» — всех против всех — страх перед Боголюбским.
«Бешеного Катая» здесь хорошо знают. Знают, что он просто выжигает селения, где найдено краденое. Что он придёт со своими обрусевшими кыпчаками, которые и на лодках гребут, и из луков стреляют. Стреляют значительно лучше и дальше местных лесовиков. В лесу-то от дальнобойности толку мало, а вот на озере, на речной глади… И ведь они же слов не понимают! От местных, хоть каких, можно откупиться! Поганые — тоже берут. Потом грабят, режут, насилуют, угоняют и выжигают.
Боголюбский следует статье 5 «Русской Правды»:
«Будеть ли сталъ на разбои безъ всякоя свады, то за разбоиника люди не платять, но выдадять и всего съ женою и с детми на потокъ и на разграбление».
За разбой без причины («свады»), типа: просто кушать сильно хочется — высшая мера, «поток и разграбление». Сметной казни «Русская Правда» вообще не предусматривает.
Вообще-то, по закону, должно быть одно из двух: или вира с круговой порукой, или высшая мера персонально. Но у Боголюбского идёт постоянное смешивание. «Я так вижу». А уж найти повод, когда кыпчаки сыск ведут… Только пепелища остаются.
