И правильно.
Чего убивать глупых рабов? Их надо будет увести с собой.
А еще они позабавятся. Наверняка в деревне есть женщины, к тому же можно и поиграть — выбрать пару-тройку людей, и пусть бегут, а они будут ловить и расстреливать…
Или кого-нибудь на кол посадить!
Почему нет? Эти твари, не знающие Аллаха, так смешно дохнут… собственно, это почти что двуногий скот! А значит, пусть выполняет свое скотское предназначение!
Рашид махнул рукой.
Отряд сорвался с холма и помчался по полю прямо к крестьянам. Но… почему они так спокойны?
Что происходит?!
Почему никто не бежит, не прячется… не…
Додумать Рашид уже не успел. Татары мчались на крестьян, рассыпаясь кольцом, для охвата большей площади. И это поле…
Конь под Рашидом споткнулся и упал на колени, а храбрый татарин перелетел через его голову и грянулся о землю что есть дури. И не он один.
Рядом так же падали кони, люди… образовалась безобразная свалка.
А рядом с тупыми крестьянами в поле поднялись несколько лучников — и татар накрыло градом стрел.
Рашид так и не узнал, что произошло. Падение оказалось для него фатальным — он сломал себе шею. А вот выжившие татары узнали.
Пан Володыевский совершенно не собирался позволять всякой нечисти шляться по польской земле, разорять деревни и угонять людей в рабство. Вот еще не хватало!
Идея у него была проста.
Наделать ловушек из разряда самых простеньких.
Бревна, подвешенные в лесу, волчьи ямы, выкопанные на таких вот особенно удобных для нападения местах, вкопанные в землю острые колышки длиной с пару ладоней, ну и конечно, разведка. Почтовые голуби летают куда как быстрее татар, а направить к ним комитет по встрече, не пожалев стрел вместо цветов…
Да и сами крестьяне в рабство не хотели, а потому кто снимался с насиженных мест и уходил, а кто и оставался. И были это не люди — кремни! Саблей чиркнешь — искру выбьешь!
Партизанское движение набирало обороты.
Двух часов не прошло, как убитые татары были раздеты догола, отвезены на телегах и сброшены в карстовый разлом — благо таких хватало. Лошади, которые уцелели, — пойманы и поставлены в конюшни, а те лошади, которых не представлялось возможным вылечить, — просто зарезаны и разделаны на мясо, которое тут же подвесили коптиться.
Не пропадать же добру?
Ежи Володыевский был доволен.
Пара десятков всадников здесь, там, где-то еще…
Но вражеские силы-то уменьшатся!
Пока он не может дать решительного сражения супостату. Но пакостить ему в меру сил и возможностей…
О, это он может! И будет!
Даешь партизан!
Конечно, Ежи не знал этого слова. Но действовать ему это вовсе не мешало.
* * *
И потянулись дни осады.
Турки подводили под стены Каменца подкопы, чтобы заложить в них бомбы. Осажденные же старались либо закидать противника ручными гранатами, либо обрушить подкоп, пока он не продвинулся далеко…
Получалось средне…
С одной стороны, Старый город стоял на скальном основании. С другой — турок было намного больше, и они могли себе позволить пожертвовать даже тремя своими за одного защитника. А учитывая татар — так и четырьмя.
Подошел к стенам и султан с личной гвардией, но достать его ни у Володыевского, ни у Собесского возможности не было, к великому их сожалению. Слишком хорошо его охраняли…
Шел по земле польской и Алексей Алексеевич, видел мрачные взгляды, слышал злые слова…
И задумывался. Вот когда отец говорил, что ему бы хорошо на польский престол сесть, когда он слышал, что войско их тот или иной город взяло — это иначе звучало. А на деле… выходило как-то больше на то похоже, как Софья говорила. А сестра учила, что завоевателей всегда ненавидеть будут. Они ведь чужие.
И выход тут только один. Сделать так, чтобы люди сами пожелали к тебе прийти. Не мечом, а медленно, постепенно, меняя отношение и мировоззрение — и этот путь начинал Алексею нравиться.
Война…
Звучит красиво.
А видели вы сгоревшие дома?
Изрубленные тела?
Потухшие глаза людей, которые лишились родных?
Алексею этого видеть не хотелось. И мысленно он давал обещание, что на Руси войн не будет. Ежели где и придется с врагом встретиться — то только на его территории…
А уж татары…
Обязательно надо что-нибудь придумать, чтобы не нападали эти стервятники на Русь-матушку!
Да и турки — беда, да не самая страшная. Просто когда война идет — появляется куча людей, которым хотелось бы рыбку в мутной воде половить. Разбойники, тати… а что? Война все спишет! Поди разберись потом — это турки остановили повозку с паненкой, изнасиловали ее, вспороли живот и бросили умирать на дороге или свои, что похуже диких зверей бывают?
Так и не узнаешь…
Войско Алексея Алексеевича так и шло, пока…
* * *
— А ну стой!
Федька, удалой казак из воинства царевичева, с насмешкой посмотрел на десяток поляков. Рядом бросил руку на рукоять сабли Потап.
Бояться они и не думали, успев оценить своих коней — и лошадей польских. У тех тоже неплохи, но их лучше, а главное — свежее. Так что уйдут, коли понадобится. Важно другое — это не басурмане, так что рубить покамест не надо. Подождем…
— Ну, стоим. Чего надобно?
— Вы кто такие?
— А вы кто, чтобы спрашивать?
— Пана Володыевского отряд!
Федька и Потап переглянулись. Это имя казаки знали. И по войне с ляхами, где отметился данный рыцарь, и царевич упоминал, что пан Володыевский сейчас крепость оборонять должен.
Это Федька и спросил.
— Разве ж пан не в крепости? Он же комендант в Каменце?
Лица поляков тут же посуровели.
— Тебе откуда то ведомо?
— К пану нас проводите?
— Откуда мы знаем, что вы не из тех предателей, которых привел под наши стены Дорошенко?
Но, видимо, исказившиеся злобой лица что Федьки, что Потапа послужили хорошим ответом. Оба бы того негодяя зубами загрызли, у обоих свои счеты были…
Сечь, она хоть и всех принимает, да условия ставит разные. И помыкаться казакам пришлось в свое время…
— Оружие отдайте. Проводим вас к пану, а там уж пускай он решает. — Старший над поляками смотрел хоть и хмуро, но без вражды.
Федька подумал, протянул пистоль.
— Саблю не отдам.
— А и не надо. Ты нашего пана все равно саблей не достанешь…
Вот тут бы казак поспорил, но к чему? Им не друг с другом, им по одну сторону биться…
А спустя четыре часа…
* * *
— Ваше высочество…
— Ясновельможный пан…
Мужчины разглядывали друг друга серьезно и испытующе. Ежи видел перед собой молодого человека, который еще не нюхал пороха, но явно собирался на войну, а не на бал. Ни роскошного обоза, ни дорогой одежды — все самое простое. Разве что оружие дорогое, но и то по рукояти видно, что боевой клинок. Да и пистоль не изукрашена, и у кнута рукоять самая простая, деревянная…
Нет, это явно не избалованный мальчик.
Да и двигается он плавно, мягко — боец хороший будет, коли выживет.
Алексей же видел перед собой невысокого человека средних лет с кошачьими усиками и неожиданно яркими и веселыми глазами. И тоже оценивал его. Как легко Ежи нес на своих плечах тяжесть доспехов и оружия, как держался, как шел, поворачивал голову…
Не лидер, нет. Но как исполнитель — незаменим. Будет ли он подчиняться?
Посмотрим.
— Пан Володыевский, ваше высочество…
— Я слышал о вас. Говорят, что кентавры — дети рядом с вами.
Ежи усмехнулся.
— Я немало русских посек во время войны, ваше высочество.
И впился глазами. Коли сейчас царевич разозлится… нет. Только головой покачал.
— Мы деремся, османы радуются.
А вот это было сказано верно. И Ежи мигом прекратил проверки, решив, что все равно в одной упряжке, чего теперь свариться.
— Государь, они сейчас Каменец осаждают. Коли не поможем мы им…
— Сколько турок?
— Около ста тысяч. Больше было, да тысяч десять мы положили.
— А нас десять тысяч, да вас… сколько?
— Тысяча.
— Мало, слишком мало…
— Государь, так подмоги-то больше ждать и не придется, верно ведь?
— Верно. Я не к тому, пан, чтобы отступить или, не дай бог, уйти восвояси, оставив басурман здесь хозяйничать. Я к тому, что все надо продумать дважды и трижды, чтобы победить, а не погибнуть без смысла и толка.
Вот этот подход для Ежи был прост и понятен. Мужчина кивнул.
— Чем я могу служить, ваше высочество?
— Есть ли у тебя связь с теми, кто в крепости? И надобно мне знать, сколько турок, кто и где стоит…
Ежи кивнул, а потом достал палочку и принялся чертить прямо на земле.
— Вот тут крепость. Здесь поле. Здесь — река. Плотина. Здесь стоят татары. Вот казаки…
Казаками его высочество особенно заинтересовался. А потом посмотрел на своих.