Хода, покрутившись везде и у каждого, наконец, угомонилась в глубине ниши, почти у самой двери, и периодически вопрошала леди Кай о делах сплошь важных и насущных, не забывая строить при этом самые идиотские предположения.
В какой-то момент Осси надоело это все до самых последних бесов, и тут она вспомнила о кольце. Это было хоть какое-то развлечение, и расположившись поудобнее, она погрузилась в его изучение. Надо ли говорить, что Хода, тут же оказалась рядом, не переставая, впрочем, молотить о чем-то архиважном и столь же архидалеком.
Кольцо было из той же, как говорится, серии, что и предыдущие, и в этом смысле нового ничего в себе не несло.
– Интересно, а, сколько их вообще было? – Вопрос этот не был адресован никому конкретно, – это было просто размышление вслух, но Хода не была бы Ходой, если бы на эту случайно озвученную мысль тут же не отозвалась:
«Я думаю, что много. И, кстати говоря, вовсе не обязательно, что делали их все в один день».
– Я тоже думаю, что за день бы не управились, – усмехнулась леди Кай.
«Даже не в том дело – управились бы или нет, – возразила Хода. – Просто, скорее всего, каждый некромансер сам себе кольцо делал. По образу и подобию, и в соответствии с принятыми уложениями и канонами, но учитывая собственные наклонности…»
– Ты думаешь? – Эта, в общем-то, вполне здравая мысль почему-то в голову Осси до сих пор не приходила.
«Уверена! И вообще, не важно, сколько их было, а важно, что число их неуклонно сокращается. С твоей, между прочим, помощью».
В ответ Осси только хмыкнула и принялась внимательно рассматривать череп, пока он, как, в общем-то, справедливо заметила Хода, не сократился, слившись в некромансерском экстазе с теми двумя, которые уже объединились в нечто непонятное и теперь поблескивали у нее на пальце.
На этот раз череп был змеиным, и, как и в предыдущих двух случаях, – это было настоящее произведение ювелирного искусства. И, скорее всего, Хода действительно была права – без магии тут не обошлось. Конечно, по-настоящему великие мастера могут творить подлинные чудеса одним только гением своего таланта, но уж больно реалистично тут все выглядело.
Каждая чешуйка плоского треугольного черепа дышала скрытой мощью и была прямо совсем как настоящая. Наверное, на солнце змеиный череп сверкал бы, словно радуга, здесь же – в густой прохладной тени, куда не проникал ни один солнечный лучик, он переливался словно тончайший шелк цвета ночи.
Острые, как иглы, загнутые назад саблевидные зубы были готовы для удара, и кем бы ни был неизвестный автор кольца, но ему удалось уловить саму суть змеиной атаки и передать ее здесь – в металле. Казалось – еще миг, и змея ужалит. И не из необходимости, а просто из удовольствия и развлечения ради…
Заключительным штрихом, этой гениальной миниатюры, был язык. Не раздвоенный на конце, как у всех нормальных и порядочных змей, а разделенный на три части, легкомыслия он этому и без того мрачноватому символу власти над смертью ничуть не добавлял. Скорее, наоборот, ибо принадлежал он тик-палонгу – твари беспощадной и безмерно ядовитой.
И, вообще, из всех трех колец, которые в последнее время просто-таки валились в руки леди Кай, это было самым неприятным. Даже кольцо Линна с человеческим черепом было по большому счету всего лишь символом, пусть и наделенным некоторой мощью… Но это… Оно вызывало острое чувство гадливости и неодолимое желание поскорее от него избавиться. Жаль, что своим желаниям и чувствам мы можем потакать не всегда…
А жизнь, пока леди Кай рассматривала знаки смерти, шла себе своим чередом.
Ришша, нашла самое лучшее лекарство от скорби и занялась своими волосами, посчитав, видимо, что за то время, что она оплакивала давно умершего некромансера, прическа ее пришла в полную негодность. Мей, уставший дуться, побродил по пласе, как самый порядочный кот – сам по себе и совершенно бесцельно, потом забрел под арку к Осси, полежал рядышком и повздыхал.
Вздохи Мея, это, вообще, – отдельная песня. Понятно, что ни дышать, ни вздыхать ему нечем, потому как ни легких, ни всего остального у него нет – да и откуда им быть у скелета-то. Ну, а раз нет, то и звуков он никаких не издает. А вздыхать – вздыхает. Как настоящий, прямо, – бока вздымаются, раздуваются и опадают. И все это натурально так – не захочешь, поверишь. А позже, когда это зрелище перестает шокировать и начинает восприниматься как нечто само собой разумеющееся, можно даже различить, что за этим вздохом скрывается. Во всяком случае, вздох сожаления, от вздоха скучающего леди Кай различала уже без проблем.
Сейчас в богатой эмоциональной палитре вздохов Мейла-куна преобладали сиреневые цвета печали. Которые все темнели, темнели, а когда стали почти черными, Мей снова ушел и, наконец, угомонился в ногах у ларонны.
А солнышко, тем временем, потихонечку перевалило за полдень и начало постепенно сползать вниз. Так что, все шло хорошо, без осложнений и неожиданностей, вот только жрать Осси хотелось все сильнее, и поделать с этим она не могла ничего.
Покончив с кольцом, леди Кай принялась за посох. Здесь отличий было немного больше, но сути это все равно не меняло, так как, по большому счету, орудие для убийства орудием для убийства и остается, хоть ты его черной кожей обмотай, хоть – коричневой. Оно им и оставалось. Маленьким, изящным и несущим смерть…
Наигравшись вдоволь, Осси решила поспать. До вечера было еще далеко, и это оставшееся время надо было убить грамотно и с толком.
Спать, однако, не хотелось совсем.
Во-первых, – потому что не хотелось, – не чувствовала леди Кай себя усталой и изможденной, а, во-вторых, – потому что голод заявлял о себе так громко и настойчиво, что ни о чем другом, кроме как о глотке теплой крови, она думать просто уже не могла. И забыться в спасительном сне тоже не могла. Казалось – быстрее сознание потеряет, чем уснет…
Спасибо Ходе, – та, глядя на ее мучения, сжалилась над бедолагой и потихонечку усыпила. Хотя сном то беспамятство, в которое соскользнула леди Кай, можно было назвать лишь с очень большой натяжкой.
Скорее, это было кошмарное помрачение, в котором по залитой неистовым солнцем равнине текли медленные реки густой и терпкой крови, но добраться до них Осси никак не могла. Ноги ее были, будто чужими и нести не хотели, то и дело, подкашиваясь, а сама она вязла в раскаленном мареве, как муха в янтаре, и, в конце концов, сгорала под жалящими насмерть лучами. Видение это, разбавленное незначительными вариациями, повторялось вновь и вновь, но финал при этом оставался неизменен – кровь, солнце, смерть.
Промучившись таким образом достаточно долго, леди Кай открыла глаза совершенно разбитой и подавленной. Голова кружилась, во рту было гадко и кисло – наверное, пережитых во сне смертей, а саму ее трясло и, к тому же, еще и подташнивало. Так, что, можно сказать, – отдохнула и сил набралась…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
