Эта тема заметна и в других оскорблениях того времени: «У нас государь дурной, ставит немцев за офицеров и генералов, а эти берут скуп и продают наших»527.
Приказчик-эстонец также объяснял причины поражения русской армии дурным и антинациональным окружением царя: «Наш Государь – глуп как теленок – его окружают только жиды, да немцы, которые и являются у него офицерами и воеводами». Иногда набор внутренних врагов был другим, но немцы в нем непременно присутствовали: «ГОСУДАРЬ вот у нас русский, а держит татар. У нас Николай распространил татар и немцев, а нам житья нет»528.
Бывший солдат, большевик вспоминал беседу, относящуюся к 1915 году. Некий прапорщик в действующей армии вел с солдатами разговор о многочисленных изменниках и шпионах, находящихся на высших должностях: «… Сухомлинов, военный министр, по вине которого армия осталась без снарядов, Мясоедов, который продал немцам целые корпуса…» Однако офицер не мог предвидеть реакцию одного простого солдата, для которого обилие высокопоставленных предателей было убедительным доказательством преступного бездействия царя: «По-моему, коли уж начинать, так начинать с головы. … Какой это царь, который окружил себя ворами, жуликами и всякими мошенниками и пройдохами. Ясное дело, что этак мы войну проиграем». После подобного заявления прапорщик немедленно ретировался. Мемуарист отмечал: «Такое неоформленное брожение среди солдат росло с каждым днем». Разумеется, к мемуарам, написанным и опубликованным в советское время, следует подходить осторожно, однако примеры подобного «неоформленного брожения», подпитываемого официальной германофобией и шпиономанией, можно обнаружить и в других источниках529.
Особое внимание уделялось немецкой жене царя, предполагаемой покровительнице немцев, император же описывался как глупый и безвольный подкаблучник.
Уже осенью 1914 года появились слухи о том, что «немецкой партии», возглавляемой императрицей, удалось склонить царя к заключению сепаратного мира. Если верить французскому послу М. Палеологу, то московский предприниматель Ю.П. Гужон осведомился у него, соответствует ли действительности информация о том, что «придворной клике» удалось поколебать решимость императора продолжать войну до полного разгрома Германии. Палеолог не зафиксировал, как он ответил на данный вопрос, он лишь отметил, что рассказал все, что знал «о текущих интригах в окружении императрицы, интригах, требующих очень внимательного анализа»530. Можно предположить, что если французский посол точно передает содержание разговора, то подозрения его собеседника после подобной беседы только усилились.
И в этом случае царь – лишь объект воздействия темных сил. Главным же деятелем является царица.
Показателен анекдот о деле, якобы разбиравшемся при закрытых дверях в Московском окружном суде, он был записан в ноябре 1915 года в «дневнике» М.К. Лемке: «Серый мужиченка привлекался за оскорбление величества. Вызвали свидетеля обвинения, тоже серого мужика. Председатель спрашивает его: “Скажите, свидетель, вы сами слышали, как обвиняемый позволял себе оскорблять словом имя его императорского величества?” – “Да как же, вашество. И что только нес-то! Я и то уж ему говорил: ‘Ты все его, дурака, ругаешь, а лучше бы ее, стерву этакую…’”»531. Свидетель проявляет некоторое сочувствие императору, однако тут же оскорбляет его, совершает двойное преступление прямо в суде, сам не подозревая о том, что он бросает вызов закону перед лицом его стражей. Показательно, что и Лемке готов поверить слуху о том, что подобный эпизод в суде действительно имел место.
Слухи передают, что императора обманывают, что им манипулируют. Его собственная жена изменяет ему с грязным мужиком. Простолюдины сравнивают царя с известными деревенскими дурачками и пьяницами, с калеками и юродивыми, с сельскими изгоями, чистящими отхожие места. И здесь также используется метафорика деревни, образы крестьянской семьи: государь не только не может рачительно и предусмотрительно управлять своим хозяйством, он не может вообще быть хозяином в своем собственном доме. Некий фронтовик писал домой: «Плохо жить на белом свете белому Царю-батюшке, тому, как Гане слепому, так и ему, потому, что надел ему германец черные очки и вставляет ходу в лопнуты шары его…» (к письму был приложен портрет Николая с выколотыми глазами)532.
Слухи передавали, что в своем собственном доме царь-де подвергается оскорблениям и даже насилию со стороны своей жены. Молва простолюдинов утверждала в начале 1916 года, что царь ходит с исцарапанным царицею лицом533.
Весьма часто говорили о том, что царь злоупотребляет спиртным. В письмах же людей весьма консервативных взглядов содержатся намеки на то, что у императора плохая наследственность. Химик Н.Н. Любавин, профессор Московского университета, писал в апреле 1915 года: «Но каждый народ имеет такое правительство, какого он достоин. Например, вся Россия много лет пьянствовала. Что же удивительного, что и Александр II злоупотреблял спиртными напитками? Между тем последствия этого были серьезные: спирт мог быть причиною его личной слабости в управлении, расшатавшем всю Россию; он же мог отразиться очень нехорошо на его потомстве»534. Пьянство и дурная наследственность, либерализм и плохое управление оказываются связанными в один узел.
Простые люди попросту говорили о том, что царь пьянствует, а в петроградском обществе появились слухи и о том, что слабоволие императора усиливается оттого, что его намеренно одурманивают наркотиками, «порошками Бадмаева». Этим занимаются чужеземцы и казнокрады, преступники и предатели, «распутинцы» и «приспешники Вырубовой», возможно, даже собственная жена царя. Княгиня Кантакузен вспоминала о событиях осени 1916 года: «Императрица и мадам Вырубова управляли своими ставленниками более открыто, чем всегда, а император оставался в Ставке и проявлял такую нерешительность и инертность, что поползли ужасные слухи о его неспособности действовать. Говорили, будто персидский врач, которому покровительствовала мадам Вырубова, с согласия императрицы дает его величеству наркотики, доводя до состояния слабоумия, с тем чтобы та в конце концов смогла объявить о его неспособности управлять государством, возвести на трон сына, а самой стать регентшей при нем»535. Бурята П.А. Бадмаева мемуаристка ошибочно именует персом, но слухи об употреблении царем наркотических средств действительно распространялись в столичном обществе. Данная тема из дореволюционных слухов перекочевала в памфлеты революционного времени536.
Император действительно принимал во время болезней кокаин, он писал об этом царице, а она осведомлялась потом о результатах подобного лечения537. Но кокаин в это время считался сравнительно безопасным лекарственным препаратом и применялся часто.
Фантастические слухи о «зомбировании» императора отражались даже в донесениях послов. Так, Дж. Бьюкенен сообщал в Лондон о том, что Распутин якобы влияет на царя с помощью каких-то лекарств, наркотиков. Слухи об этом исходили от великого князя Дмитрия Павловича и Ф.Ф. Юсупова. Последний после Февраля охотно сообщал журналистам о таинственных «снадобьях Бадмаева»: «Николай Александрович за последний год окончательно потерял волю и всецело попал под влияние Александры и ее друзей. … За последнее время Государя довели почти до полного сумасшествия и его воля совершенно исчезла». Адресат же английского посла, лорд Хардинг, постоянный заместитель министра иностранных дел Великобритании, расценивал это сообщение британского посла как «чрезвычайно интересное». Очевидно, руководители английской внешней политики не исключали того, что император союзной державы является наркоманом. Многие годы спустя слух этот воспроизвел в своих воспоминаниях и А.Ф. Керенский: «Что может лучше свидетельствовать об эффективности лечения Бадмаева, чем бегающие глаза царя и его беспомощная улыбка? Именно к этому времени относятся постоянные напоминания царицы в письмах к царю “принимать капли, предписанные Бадмаевым”»538. Глава великой империи предстает в сознании многих образованных современников как безвольная жертва психотропного воздействия.
Предполагаемая «второстепенность», «подчиненность» и «немужественность» императора весьма важны для понимания настроений кануна революции – жалкий персонаж слухов военного времени совершенно не соответствовал патриархальному идеалу великого и всемогущего «царя-батюшки», царя-самодержца, который насаждала официальная пропаганда и монархические организации. Он не царь, а всего лишь «царишка», именно так Николай II именовался в некоторых солдатских письмах539.
