Но вскоре главной причиной, вызывающей оскорбления царя, становятся военные неудачи России. Император, по мнению оскорбителей-патриотов, явно не справляется со своими основными монаршими обязанностями, он не подготовился к грандиозному конфликту, он не может должным образом вести войну. Так, 28 июля 1915 года священник Н.М. Кондратьев (Цивильский уезд, Казанской губернии) заявил на отпевании умершей девочки: «Его императорское величество Государь-император продаст всю Россию. Пора уже его нагайкою или по затылку – вести войну не может»491.
Чаще всего царя обвиняют в том, что он не заготовил заблаговременно орудий и снарядов. Первое известное нам обвинение в отсутствии пушек выдвигается уже в январе 1915 года, а за отсутствие снарядов царя начинают ругать не позднее мая того же года. Еще ранее (не позднее октября 1914 года) встречаются оскорбления царя в связи с тем, что он «назначает офицеров, которые не могут действовать против врага»492.
Вопрос о недостатке оружия и боеприпасов широко обсуждался как раз в это время в печати и на различных собраниях. Разные издания и общественные деятели давали разные ответы на вопрос о причинах этого явления. Нередко вопрос о вине персонифицировался, ответственность возлагалась на военного министра генерала Сухомлинова, на великого князя Сергея Михайловича, возглавлявшего артиллерийское управление. Можно с уверенностью предположить, что тексты современных газет влияли на крестьян, оскорблявших Николая II. Однако образованные современники в это время редко обвиняли в этом самого царя. В отличие от них, малограмотные или неграмотные крестьяне возлагали всю ответственность на императора.
Николай II оценивался теперь как «слабый» царь именно потому, что он плохо организовал подготовку к войне и ведение войны. Как заявил один казак под влиянием сообщений с театра военных действий: «… (брань) наш ГОСУДАРЬ слабо правит государством». Другой казак тоже не смог сдержать горечи при вести о поражениях русской армии: «Эх, Миколушка, Миколушка. Германец оружие справлял, а он монополии… а когда пришло время воевать, то стали из деревянных ружей стрелять»493.
Показательны слова 39-летней неграмотной крестьянки М.В. Поповой, обвинявшей царя в том, что после войны останется много сирот и калек: «В этом виноват сам ГОСУДАРЬ, потому что у Него нет порядку и наш ГОСУДАРЬ не думает своим людям добро (!). Германский царь, когда думает добро своим людям, то построил хорошие орудия и всего у него хватает, а у наших войск нет ничего: первые полки идут – и у тех плохое и ржавленое оружие. У германского царя построены хорошие крепости, а наш ЦАРЬ крепости понагортал из песку». Собеседница ее возразила: может быть, наш государь не знал, что придется воевать. Попова отвечала: «Знал, не знал, а должен укрепляться, а только знал, что строить тюрьмы для народа»494.
Некоторые крестьяне необычайно грубо выражали свое отношение к нерадивому царю. В декабре 1914 года неграмотный крестьянин Вятской губернии заявил: «Плох германец на нашего ГОСУДАРЯ, надо бы нашему ГОСУДАРЮ стрелять в рот, чтобы пуля вышла в ж..у. Он только клубы да театры устраивает»495.
Смерти царю желал и донской казак Г.И. Бардаков, который в августе 1915 года сказал: «Нашего ГОСУДАРЯ нужно расстрелять за то, что он не заготовил снарядов. В то время, как наши противники готовили снаряды, наш ГОСУДАРЬ гонялся за сусликами»496.
В некоторых оскорблениях бездеятельный император лишен должных мужских качеств, он – «Царь-баба». Так, 56-летний крестьянин Пермской губернии заявил в июне 1915 года: «Наш ГОСУДАРЬ худая баба, не может оправдать Россию, сколько напустил немцев». Следует отметить, что данный обвиняемый характеризовался как человек толковый и грамотный, ранее он был волостным судьей и сельским старостой. Другой крестьянин сказал, что «такому царю-бабе служить не хочет». По мнению 44-летнего крестьянина Самарской губернии, «русский ЦАРЬ оказался хуже плохой деревенской бабы, ничего не приготовил, а занимался только тем, что строил мосты да кабаки. Он баба, даже хуже бабы». О том же говорил и 43-летний крестьянин Тобольской губернии: «У нашего ГОСУДАРЯ управа хуже бабы, чтобы ЕМУ первая пуля в лоб»497. Показательно, что крестьяне, жившие в удаленных друг от друга концах империи, использовали один и тот же язык оскорблений. Интересно также, что тот же язык патриархального мужского шовинизма использовала и одна обвиняемая крестьянка: «Государь лежит как баба, ни … не делает, а только сидит дома»498.
Царь в этих высказываниях крестьян предстает как плохой, нерачительный и бестолковый «хозяин земли Русской», в оскорблениях используется постоянно метафора крестьянского хозяйства: если справный мужик загодя готовится к сезонным работам, даже старается предвидеть всякие неожиданности, то император не подумал заранее о подготовке к тяжелому и неизбежному ратному труду. Он занимался бесполезным, не мужским делом (строил тюрьмы, школы, шкальни, театры, клубы, мосты, церкви), а не наладил производство пушек и снарядов. Он, в отличие от своих предусмотрительных подданных, «не готовил свои сани летом»…
Возможно, легкомысленный царь, по мнению ряда патриотов-монархистов, просто не способен исполнять некоторые виды трудной царской работы. 59-летний крестьянин Акмолинской области, эстонец по национальности, неоднократно заявлял в 1915 году: «Наш ЦАРЬ только пьянствует да по бардакам шляется; делает только валенки да перчатки, а пушки делать не может»499.
Нередко «слабый» Николай II, который не смог по-настоящему подготовиться к войне, противопоставляется воинственному и энергичному германскому императору (некоторые примеры подобного противопоставления уже приводились выше).
Пожалуй, ни один образ не использовался пропагандой противников Германии так широко, как образ Вильгельма II, который персонифицировал для стран Антанты образ врага. Этот образ имел несколько граней. Порой германский император предстает исключительно как комический персонаж, хвастливый и наглый шут, который прежде всего должен вызывать чувство презрения. Но если австрийский император, турецкий султан и тем более болгарский царь всегда представляются смешными и слабыми противниками, то кайзер иногда изображается как могущественное и ужасное исчадие ада, как порождение дьявола. Вильгельм II считался главным виновником войны. В российской прессе широкое распространение получило утверждение о том, что коварная и воинственная Германия «сорок лет готовилась к войне». Немало русских простолюдинов, не вычисляя годы царствования германского императора, распространяли это обвинение и на него самого.
Но порой это обвинение «выворачивалось» наизнанку людьми, которым была адресована эта пропаганда: минус превращался в плюс, порок – в добродетель: грозный «немецкий царь» «сорок лет» тщательно готовился к войне, он добросовестно и умело выполнял свой монарший долг, серьезно относился к своим «царским» обязанностям, а русский царь ими легкомысленно и преступно пренебрегал. Недалекому и безответственному «царю-дураку» противопоставляется предусмотрительный, рачительный и воинственный Вильгельм: подобные характеристики немецкого императора, казалось, могли подтверждаться при своеобразном «прочтении» пропагандистских сообщений России и стран Антанты500.
Илл. 14. «Признали мы за благо…» Карикатура Ре-ми (Н.В.Ремизова).
Новый сатирикон. 1917. № 12. (март). С.5
Неудивительно, что такую оппозицию немецкого и русского монарха используют некоторые германские подданные и русские этнические немцы, отождествлявшие порой себя с Вильгельмом II (по крайней мере, в этом обвиняли их доносители).
Так, поселянин Самарской губернии 66-летний приказчик лесной пристани И.Д. Винтерголлер обвинялся в том, что в июле 1914 года, разговаривая с крестьянами о только что объявленной войне, он заявил: «Ваш Николай дурак, а наш Вильгельм умный человек». 15-летний поселянин Самарской губернии Е. Штейнле, рубивший в декабре 1914 года лес вместе с русскими крестьянами, заявил им: «Ваш ЦАРЬ воюет с гнилыми сухарями, а наш германский с колбасой и ветчиной». После этого он употребил площадное выражение по адресу русского государя. Вины, однако, он не признал, возможно, этот донос был ложным, однако упоминание о гнилых сухарях позволяет судить о распространенном общественном недовольстве снабжением армии, ответственность за которое возлагалась на царя. 28-летний поселянин той же губернии С.А. Гейль, призванный вскоре на военную службу, во время чтения газет при свидетелях многократно восхвалял германского императора, называя русского царя «карапузом» и «чертом»501.