Я вынул из артефакта камень и осторожно положил на траву. Теперь этот камень и сам стал артефактом. Достав из мешочка следующий камень, я вложил его в гнездо и снова протянул Кенире.
Дощечка показала себя выше всяких похвал. Она больше не дымилась и не взрывалась, так что мы с Кенирой быстро обработали все снаряды. Осторожно сложив их обратно в мешочек, я решил приготовиться ко сну. Тем более, что требовалось завершить обустройство постели — дело, от которого Кенира отвлеклась, засмотревшись на мои манипуляции.
Меня остановило выражение лица Кениры, полное разочарования, недовольства и обманутых ожиданий. Она напоминала ребёнка, который ждал получить на Рождество давно обещанную Сегу, но, открыв коробку, вместо приставки увидел очередной свитер.
Я тяжело вздохнул. По-хорошему мне требовалось отдохнуть и восстановиться — события сегодняшнего дня мой организм пережил очень тяжело. Но с другой — кое-что я мог сделать и безо всяких вычислительных режимов, не насилуя свой уставший разум, благо, каких-то особо сложных формул не требовалось, а неточность исполнения лишь уменьшала энергоэффективность, которой в нынешних обстоятельствах можно было и пренебречь.
Оставалось ещё одно препятствие — это проклятое всеми богами перо, которым мне еле удалось заполнить даже прорезанные в дереве канавки. В очередной раз пообещав себе, что набью столько птиц, сколько понадобится, пока не раздобуду себе что-то подходящее, я сказал Кенире:
— Ладно-ладно, не дуйся. Сейчас я попробую показать кое-что более осязаемое. Но мне понадобится что-то похожее на нитку.
Обрадованная Кенира схватила нож, оттянула тонкую прядь своих рыжих волос и, пока я открывал рот, чтобы её остановить, отрезала её одним быстрым взмахом.
— Такая подойдёт? — спросила она.
Я вздохнул ещё раз.
— Я имел в виду что-то типа бечевы, которая лежит в седельных сумках. Или вытянуть нитку из подранных Рахаром вещей, — сказал я, но увидав, как она вновь приуныла, быстро исправился. — Но так, конечно, намного лучше!
Я вытащил из карманов клок отрезанной шерсти, подобрал с земли одну из веточек, оставшихся от моих предыдущих упражнений в артефакторике, взял прядь волос вновь посветлевшей Кениры и разложил всё прямо на траве. Отобрав у Кениры нож, я быстро подравнял веточку, расщепил один конец и кончиком ножа выбрал сердцевину. Выбрав из клока шерсти пучок более-менее подходящих шерстинок, я засунул внутрь получившейся ручки и крепко-крепко перемотал волосами Кениры. Получившуюся кисточку вряд ли кто-то удостоил Федеральной награды за хороший дизайн, но, учитывая условия, в которых она была создана, а также материалы и инструменты, полностью соответствующие определению «из говна и грязи революции», вышло очень даже неплохо.
Закряхтев, словно старик, которым, впрочем, и являлся, я встал на ноги, достал из седельных сумок круглый плоский камень. Вновь бухнувшись на землю, я взял кисточку, флягу с кровью, а камень расположил прямо на коленях. Чуть подумав над структурой будущего артефакта, я обмакнул кисточку в кровь и принялся за черчение.
Если бы я раньше увлекался китайской каллиграфией, мне было бы гораздо легче. Но даже без этого специфического опыта меня нельзя было назвать дилетантом. Моим рукам был более привычны карандаш, перо и рейсфедер, которым я расчертил неисчислимое количество чертежей и архитектурных планов. Да и с кистью я был кем угодно, но не новичком — число акварельных эскизов для особо сложных проектов исчислялось десятками, а то и сотнями.
Признаюсь, я немного забылся. Несмотря на необычные условия и неподходящие инструменты, я настолько увлёкся работой, так сильно напомнившей мне о доме, что в себя пришёл только когда камень оказался полностью покрыт сложным узором тёмно-красных кровавых линий, завитков, дуг и спиралей.
— Кенира, наполни его магией! — сказал я, протягивая ей заготовку.
Девушка осторожно, словно величайшее сокровище, взяла камень в руки. Вокруг неё вновь колыхнулся воздух и загорелся ореол мерцающих искр. Кровавые линии тоже засветились и выгорели, оставив за собой блестящие металлом следы.
— Стоп, хватит! — остановил её я.
Кенира скептично осмотрела получившийся артефакт, но не увидав ничего необычного, вновь состроила разочарованную гримасу. Она была столь похожа на обиженного ребёнка, что я, не выдержав, прыснул со смеху.
— Не знаю, что ты собиралась увидеть, — начал пояснять я, — но работает оно не так. Нам нужно что-то металлическое, например, вот это.
Отобрав у неё камень, я небрежно бросил его на землю, а сверху осторожно уложил кусочек проволоки. В разработанной мне структуре именно металл достаточной чистоты служил триггером, замыкая цепь и активируя артефакт. Сам камень при этом являлся накопителем — пусть отвратительным и протекающим, словно дырявое ведро, но при этом достаточно крупным, чтобы удерживать элир на протяжении хотя бы пары часов.
Проволочка сначала потемнела, а потом начала светиться — поначалу тускло красным, но очень быстро меняя цвет до ослепительно белого. Быстро, пока металл не расплавился и не испортил артефакт, я подцепил проволочку кончиком ножа и скинул прочь на траву.
Лицо Кениры мгновенно потеряло угрюмость, её глаза теперь сияли искренним восторгом.
— Сама понимаешь, — продолжил я, — греть и плавить проволоку нам вовсе не нужно. А вот получить источник тепла, не демаскирующий наш лагерь светом и дымом — ещё как. Ну, догадаешься, что это?
— Это плита! — радостно ответила Кенира. — Подожди, я сейчас принесу котелок!
Пока я подыскивал подходящее место для «кострища» и устанавливал поустойчивей свой артефакт, Кенира притащила котелок и, дождавшись моего кивка, водрузила его сверху.
— Ну а пока греется наш ужин, — голосом строго родителя заявил я, — мы приступим к ещё одной важной, пусть и не очень приятной работе.
— Какой? — удивилась Кенира. — Не беспокойся, я закончу с нашими
