постелями вот прямо сейчас! Я просто немного отвлеклась, ведь магия — это так интересно!
— Постель подождёт, есть кое-что более срочное. Нужно снять шкуру с убитой нами твари.
— Убитой тобой, — поправила меня Кенира. — Я никогда таким не занималась, так что даже не знаю, что делать.
— Убитой всеми нами тремя. Без тебя и Рахара я бы просто погиб, ничего не сделав. Что касается свежевания… Я тоже не знаток и имею только самое поверхностное представление. Думаю, нам придётся хорошенько повозиться.
Кенира не сдержала недовольный вздох.
— Ну, ну, не вешай нос! — подбодрил её я. — Зато нам не понадобится две постели. Мы будем спать в одной.
Она одарила меня долгим и многозначительным взглядом.
— Подожди, Ули, подожди. Я, конечно, «невинность в беде»… Не хочу тебя обидеть, ты очень хороший человек, который спас и каждый день спасает мне жизнь, но к такому я пока не готова.
Я, признаюсь, не сразу понял, на что она намекает. Видимо то, что незаметно для себя я стал воспринимать её, как собственную внучку, заставило забыть, что для неё я остаюсь всё тем же жирным стариком, с которым она знакома меньше недели. Только молодость и неопытность помешали ей понять, что практически невозможно заняться этим на ненадёжной жёсткой постели, сделанной из разнокалиберных жердей и веток лапника.
Я вздохнул и отвесил ей лёгкий подзатыльник.
— Ты слишком увлеклась просмотром своих монеток! И вообще, девчонкам твоего возраста рано знать о таких вещах!
— Эй! Я уже взрослая! — возмутилась она.
От такого заявления я едва сдержал смех. Прокашлявшись, я продолжил:
— Так вот, спать в одной постели мы с тобой будем по двум причинам. Первая — ночи становятся холоднее, а так можно сберечь тепло. Вторая — для того, чтобы разделить сон, потребуется телесный контакт.
— Разделить сон?
— Не забывай, какой госпоже мы оба служим! Где ещё, по-твоему, я смогу обучать тебя магии?
Кенира просияла.
— Мне раздеться догола? — с энтузиазмом спросила она.
Я снова вздохнул и отвесил ей новый подзатыльник. Похоже, скоро это войдёт в привычку.
***
Пусть я и гордился проделанной работой, но не был уверен в её необходимости. Может быть, я всё сделал правильно, ну а может в магическом мире и по отношению к магическим зверям всё следовало делать по-другому. Это при том, что о процессе свежевания я знал очень мало, практически ничего. В любом случае, мы с Кенирой сделали то, что подсказывали наши обрывочные знания и соображения здравого смысла.
Я вскрыл на тушу солора от подбородка до кончика хвоста. Затем сделал дополнительные разрезы вдоль каждой из лап. После этого мы с Кенирой в два ножа принялись подрезать шкуру, чтобы снять её «пластом», или как этот метод называется правильно? Сам бы я со столь здоровенной тушей ничего бы поделать не смог, но тут пришла на подмогу совершенно неженская сила Кениры, позволившая хотя бы перевернуть эту тварь. Из-за отсутствия опыта и подходящего инструмента, свежевание заняло немало времени, так что костёр развести всё равно пришлось — если не для тепла, то хотя бы для света.
Кстати, моя артефактная плита показала себя выше всяких похвал, подогрев мерзкое варево моего недосупа и сделав его хотя бы ограниченно съедобным.
Дольше, чем свежевание, занял процесс скобления. Но без него вся затея теряла смысл. Ругаясь себе под нос, я соскабливал со шкуры остатки мяса, жира и сухожилий до тех пор, пока не посчитал результат мало-мальски приемлемым. Протерев внутреннюю сторону шкуры смесью золы и сухих листьев, я растянул её на деревянной рамке и оставил стоять неподалёку от костра.
К сожалению, у нас не было соли, так что не стоило и надеяться сохранить мясо. Вырезав по паре наиболее аппетитных кусков, мы отдали оставшуюся тушу Рахару, который принялся за поедание с немалым энтузиазмом, тем самым доказав, что разница между охотником и добычей — вещь очень эфемерная. Ведь при неверно выбранной цели, не ты сожрёшь свой обед, а он — тебя самого. Похоже, физиология тигилаша позволяла запасать питательные вещества не хуже верблюжьей — к тому времени, как мы закончили возню со шкурой, от крупной звериной туши осталась только большая груда костей, а Рахар всем видом демонстрировал, что не прочь покушать ещё, и даже кидал жадные взгляды на наши с Кенирой куски мяса.
Несмотря на то, что после стычки с солором Рахар так ни разу не получил по башке, демонстрируя непривычные покладистость и готовность к сотрудничеству, я до конца ему не доверял. И вместо того, чтобы позволить усыпить свою бдительность, я усыпил его самого. Как оказалось, сила богини превосходно действовала и на животных — Рахар свернулся в огромный костяной шар и, несмотря на находящееся на спине седло, мирно засопел.
Мы с Кенирой закончили сооружать кровать и заснули, укрывшись одним одеялом. Из-за возни со шкурой мы настолько устали, что даже у Кениры не осталось сил на пошлые намёки.
–––––
● «как говорил Фридрих-Вильгельм IV, из «говна, грязи и предательства» — Ульрих довольно сильно упрощает. На самом деле Фридрих-Вильгельм IV, отказываясь от короны кайзера, писал своему советнику Йозефу фон Радовицу: «Jeder deutsche Edelmann, der ein Kreuz oder einen Strich im Wappen führt, ist hundertmal zu gut dazu, um solch ein Diadem aus Dreck und Letten der Revolution, des Treubruchs und des Hochverrats geschmiedet, anzunehmen». «Каждый немецкий дворянин, у которого в гербе есть крест или полоса (имеется в виду Bastardfaden, обозначение бастарда), во стократ слишком хорош, чтобы принять такую
