— Я ненавижу их, — сказал Маевский неожиданно. — Тупая сила, готовая сожрать все, что шевелится. Все, что случайно попадется... — Казалось, он с трудом подбирает слова. — Империя заражена жестокой косностью. Я не знаю, можно ли это вылечить. Я не специалист по внутренней политике. Золоченая кровля — и гнилое нутро...
Андроник перевел дух. Он вдруг устал от общества этого человека.
Но упускать момент не следовало.
— Значит, вас не удивляет то, что происходит с Империей сейчас?
Маевский покачал головой.
— Но сейчас вам придется стрелять в ту же сторону, что и кавалергардам, — напомнил Андроник. — Командование Кавалергардского корпуса — на нашей стороне. Причем именно благодаря Мильтиаду, если я правильно понял. Вас не смущает это?
— Нет, — сказал Маевский. — Как инструмент можно использовать что угодно, в том числе и кавалергардов. Это вопрос умения.
— По-вашему, дядя Терентий... Мильтиад считал так же?
Маевский пожал плечами.
— Я не знаю, что было у Мильтиада в мыслях. Я знаю только, что он делал. В нашем положении стоит хвататься за любого союзника.
Андроник внимательно посмотрел на собеседника.
— Вы — человек без предрассудков...
Маевский еще раз пожал плечами.
— Возможно.
— У вас интересный взгляд на вещи, — сказал Андроник. — Позвольте спросить: как вы видите нашу конечную цель? Мы сможем прекратить гражданскую войну и вернуть все, как... Как было?
— Нет, — сказал Маевский. — Я думаю, что процесс необратим. Наша задача — развалить империю так, чтобы как можно меньше народу задавило обломками. Внешняя война, разумеется, сильно усложнит эту процедуру. Но я подозреваю, что другого выхода у нас просто не будет.
— Что тебе сказал Красовски? — спросил Аттик Флавий.
Рудольф вздохнул.
— Он не пойдет в подчинение к людям, которые младше его по званию. Это было буквально первое, что он сказал, как только узнал, от кого я. К мятежу он относится так же, как мы. Очень сожалеет, что лишен возможности связаться с императором. Он даже готов согласовывать действия. Но...
— Но — при условии, что главным будет он?
Рудольф махнул рукой.
— Он не выразился прямо так. Он вообще не говорил ничего резкого. Я бы сказал, что он даже старался быть дипломатичным. Не в этом дело. У меня осталось впечатление.
— Да?
— Да, — Рудольф сел. — Он... Я видел таких людей, правда не близко. От него энергия идет. Энергия власти. Чувствуется, что он привык отдавать приказы... и привык, чтобы их выполняли. В том числе в боевой обстановке. Аура военного вождя. Вот у вас, например, этого нет...
— Понимаю. Так ты поэтому решил, что с ним не договориться?
— Ну... В целом да. Поэтому. Он интеллектуал, да. Но в то же время — прирожденный доминант. С таким каши не сваришь.
— Да, я понимаю... Такому человеку действительно тяжело принять подчиненную роль. Особенно если подчиняться придется двум людям младше его по званию. И особенно если один из них тыловая крыса, а другой — тоже крыса, но полицейская... О том, что мы собираемся уйти с планеты, ты сказал?
— Да — как об одном из возможных планов. Без подробностей.
— Реакция?
— Как я и ожидал, отрицательная. Он считает, что надо вести борьбу на Антиохии, если мы хотим чего-то добиться.
— И какой вывод?
— Очевидный. С планеты он не уйдет. Нет смысла уговаривать.
— Это два разных утверждения, — сказал Аттик Флавий мягко. — Что он не уйдет с планеты и что его нет смысла уговаривать. И вот в связи с этим мне интересно: почему ты все-таки не стал его дожимать?
Рудольф Бертольд ответил не сразу.
— Это бессмысленно, — сказал он.
Флавий таким ответом не удовлетворился. Он удобнее расположился в плетеном кресле, закинул ногу на ногу и посмотрел на Рудольфа очень внимательно.
— Вот так, да? Не невозможно, а именно бессмысленно?
— Бессмысленно. Да, — Рудольф начал злиться. — Пусть бы мы привлекли Красовски на нашу сторону, как-то уговорив... он стал бы торговаться, скорее всего. Ладно. Допустим, мы бы убедили его уйти с нами на Карфаген. Не факт, что его войска влезут в наши транспорты... но если закрыть глаза даже на это. В плюс — две дивизии. В минус — мы приобретаем постоянный источник претензий, борьбы за субординацию и черт знает еще чего. Зачем нам тащить с собой на Карфаген второй центр власти, который будет с нами же конкурировать? И к тому же... — Рудольф замялся. — Эскадра Андроника Вардана сейчас идет сюда на полной скорости. Они будут в окрестности системы Антиохия через восемнадцать часов. Противник их увидит — и, голову наотруб, сразу поймет, зачем они пришли. Пока эскадра подойдет, чтобы нас забрать — а она ведь будет еще какое-то время двигаться к планете, потом маневрировать — нам постараются помешать. Ох, как постараются. Причем мешать будут в основном здесь, на поверхности... я, как и вы, очень надеюсь, что до этого момента к ним силы космофлота еще не подойдут, иначе нас просто выжгут дотла, и уже над нашими руинами будет космическая битва... — У Рудольфа дернулась щека. — Красовски может их отвлечь, — сказал он.
Аттик Флавий усмехнулся.
— Ты страшный человек, Рудольф, — сказал он. — Ты бросаешь корпус Красовски, зная, что его тут уничтожат. Для того, чтобы он прикрыл нашу погрузку, и еще для того, чтобы избавиться от — как ты там выразился? — второго центра власти. Не могу сказать, что я не согласен с таким решением. В конце концов, я просто военный специалист. Но я люблю, чтобы все было ясно и честно.
— Может быть, его и не уничтожат...
— Уничтожат. Если нам удастся уйти, Негропонти и те, кто с ними, получат войну на два фронта. Они изо всех сил постараются выключить хотя бы один. Вплоть до огня из космоса. К ним ведь тоже космофлот подойдет рано или поздно... Конечно, если такое случится, причиной всему будет только баранье упрямство генерала Красовски. Жаль его.
Они помолчали.
Рудольф посмотрел в большое окно, на запад. Там, над устьем Роэны, тлел сиреневый закат.
— Вы думаете, я неправ?
Флавий шевельнулся.
— Нет, не думаю. Ты принял вполне разумное решение.
— Но вы рады, что принимать его пришлось не вам...
— А это уже неважно. Скажи лучше, откуда ты знаешь, что Вардан будет здесь именно через восемнадцать часов?
— Сценарий такой... Ну, просто я внимательно смотрел разработки, которые оставил нам Терентий. Эффективная скорость на сверхсвете, как правило, зависит от многих переменных, но есть постоянные трассы, для которых она рассчитывается довольно легко. И Вардан, слава всем богам, прислал мне именно тот ответ, которого я ждал... На который надеялся. Они должны успеть.
Флавий кивнул и задумался. Сейчас он был похож не на античного императора, а на старую болотную птицу.
— Вас что-то еще беспокоит, — сказал Рудольф, скорее утверждая, чем спрашивая.
Флавий слабо фыркнул.
— Можно сказать и так. Сейчас меня беспокоит то же самое, что и тебя — а именно отсутствие информации о связях, которыми располагает в космофлоте наш противник. Здесь у вас с Терентием белое пятно. И у кавалергардов тоже, при всем моем к ним уважении... В то, что заговорщики вообще упустили космофлот из зоны внимания, я не верю абсолютно. Они сумасшедшие, но не идиоты. Но вот — никаких массовых вербовок... точно никаких, потому что это обязательно было бы кем-то из вас замечено... Значит — что? Значит, они завербовали кого-то на самом верху, так надежно, что этого достаточно? У тебя есть другие версии?
Рудольф покачал головой.
— А предположения?
— Я плохо знаю, что происходит в космофлоте.
— Я тоже, — сказал Флавий. — И я уже молю богов, чтобы эта карта поскорее открылась.
Молчание стало глухим, как вата. Рудольфу захотелось открыть окно.
— Вы допускаете, что они уже сюда идут?
— Я допускаю почти все, но это ничего не значит... Но скажу точно: когда на границе системы Антиохии покажется флот — я буду очень надеяться, что это именно флот Вардана.
В этот раз Кирилл чувствовал себя в матовом зале увереннее. Он больше не гость. За ним — пусть небольшое, но дело. Новый Алжир замирен. Без единого выстрела. Сам дед "спасибо" сказал...
В глубине души Кирилл прекрасно понимал, что с этим делом справился бы на его месте почти любой. Генерал Аммон легко поддался на уговоры, потому что был к этому готов. Куда бы он еще делся? Ладно... Все хорошо, что хорошо кончается, подумал Кирилл и приготовился слушать.
Белый граф, он же Кириллов дед, развернул свое кресло так, чтобы видеть всех трех присутствующих.
Кирилл мельком глянул на Вишневецкого. Осунулся Вишневецкий за последние дни. Постарел. Видимо, даже он до последнего момента надеялся, что до войны все-таки не дойдет...
