Задание, которое мне предложил следователь, явно имело какой-то источник. Заказчика. Вот и подумаем не спеша: кто это может быть?
Версия первая: действительно Ледяной дворец. Отлично, только какие у нас основания этой версии верить? Ответ: кроме слов купленного (или просто получившего приказ) пройдохи-следователя — никаких. Мда. Нет, разумеется, интерес Ледяного дворца может быть и правдой. Но может быть и выдумкой. Это же необыкновенно удобная пугалка. Проверить невозможно...
Вторая версия, самая противная, и она же самая вероятная: художества кого-то из соперников-адмиралов. Не секрет, что отношения между высшими командирами космофлота у нас вполне звериные. За власть они грызутся, как настоящие герцоги и принцы. Значит, если кто-то делает ход против Дхарвана... — Вин сел. Если кто-то играет против Дхарвана — то я подыграл как нельзя лучше. Все знают, что я его протеже, — Вин поморщился, мысленно произнося это слово, но тут следовало быть честным. Самовольный уход с Пангеи — государственная измена. В другой ситуации на такое, как ни странно, могли бы закрыть глаза. В другой ситуации... Он попытался вспомнить, о чем думал тогда. Очевидно, все мозги ушли на решение задачи — как выйти с минимальными потерями из почти безнадежного сражения. На то, чтобы озадачиться еще и внутренней политикой, нервных клеток не хватило.
А ведь могло бы и хватить. После Варуны-то.
Вин стал вспоминать, что было перед Варуной. Напряженно тогда было. В памяти осело далеко не все. Слухи о том, что в строй введены четыре новых линкора... Слухи? Да нет, Дхарван совершенно определенно об этом говорил. Как и о том, что нам этих линкоров не дадут. Да, он именно так и сказал: "нам" — мне это, помнится, еще польстило... И я удивлялся, что Дхарвана не назначили командовать ни одной из групп флотов, а оставили в невнятной должности "инспектора по оперативным вопросам"... удивлялся, но недолго, и вопросов никаких не задал, не до того было — за собственными-то делами. А это было связано. Кто-то уже тогда рассматривал нас как сцепку. Кто-то достаточно страшный. Готовый пойти на стратегическое поражение, чтобы подсидеть конкурента.
Или все не так?.. "Ему" надо было, чтобы я проиграл бой у Варуны. Но это имело настоящий смысл, только если у "него" был припрятан какой-то серьезный козырь. Я проигрываю, в результате погибаю или, еще лучше, иду под суд. Эскадра Вардана входит в систему Варуны. И вот тут из какого-то близлежащего, но малозаметного пространственного коридора выходит еще одна наша эскадра. С теми самыми кораблями, которых мне не дали... — Вин не мог больше спокойно сидеть, он поднялся и заходил по комнате. Три шага в одну сторону, три в другую... Кто? Кто должен был эту эскадру вести? Вин сжал кулаки. Еще всего часов шесть-семь назад, когда он хотя бы номинально числился командующим группой флотов, ему ничего не стоило бы все вычислить, просто вызвав из спецбазы данные по перемещениям кораблей обслуживания и прикрытия — ясно ведь, что без тех и других линкоры не ходят... Скрыть переход одного линкора или авианосца — можно. Но скрыть перемещение целого облака мелких кораблей, которые обязаны каждую такую громадину сопровождать — это уже очень трудно. Нормальная разведывательная работа. Но кто же мог сообразить, что пора вести такую работу против своих? А надо было сообразить... После Варуны...
Вин все-таки сел на кушетку и потер пальцами виски. Кто? Если, конечно, эта версия вообще верна. Командующий группой флотов "А" — Норрис Хирага, седой богатырь, похожий на викинга — если бы у викингов бывали монголоидные черты, пусть в легком намеке... Не погиб ли он? Вроде таких сообщений не было. Хотя ясно, что его группе флотов очень досталось. Есть еще командующий группой флотов "Ц", вице-адмирал Талвар... маленький, темный, со спокойным лицом и бездонными черными глазами. Пожалуй, он больше похож на интригана... Вин прекрасно понимал, насколько смешны такие доводы. Увы, ни для чего серьезного сейчас просто не хватало фактов. Уже не хватало. Или еще. Вин очень странно себя чувствовал, оказавшись впервые за несколько месяцев без доступа к квантовому терминалу. Без информации он не мог ничего. Это только в сказках персонаж способен, очутившись в одиночной камере, силой ума найти единственно правильный ход, связаться с волей, сманипулировать... В реальности люди, попавшие в одиночку, обычно так и сидят там по полжизни. Правда, в данном случае это не грозит...
Вин вдруг заметил, что у него дрожат руки. Да и — он прислушался к себе — тахикардия, пожалуй... А он-то думал, что привык спокойно относиться к смертельной угрозе. Ни черта к этому привыкнуть невозможно, оказывается. Сколько бы он себя ни убеждал, что процент риска пока что не выше, чем в самом заурядном бою, каких он провел уже десятки — и ведь это правда! — но у тела свои соображения... Он лег на кушетку, на бок. Дрожь, выпущенная на волю, охватила уже все тело. Ах, как нехорошо. Он был лучшего мнения о своем самоконтроле. Гораздо лучшего.
Взгляд упал на планшет, лежавший на столике. Что все-таки делать с показаниями? Написать, стараясь, чтобы содержание было нейтральным? А если им наплевать на содержание? Если им нужен именно сам факт наличия таких показаний — бог весть, зачем? Черт возьми... Это было нечестно — включать человека в игру, о правилах которой он так мало знает.
Нечестно, но естественно. Вся жизнь есть серия игр с неполными правилами...
Ну, так что теперь делать? А ничего. Тянуть время и ждать. И надеяться. На то, что люди, оставшиеся на воле, сделают все вовремя.
— Здесь холодно...
— Так мы на севере, что поделаешь. Смотри, вон айсберг плывет... Так теплее?
— Ага... Извини. Я все о совещании думаю. Ты согласен с Беркутом?
— Ну, он логичен. Момент уникальный, ты же это сама видишь. Кто знал, что у них там гражданская война прямо сейчас начнется? Но раз уж началась...
— Сокол, по-моему, так и остался против.
— Это его дело. Но меня он не убедил. Риск — есть, конечно. Ну так он есть всегда...
— Ну... Подожди, мне так неудобно... Понимаешь, в чем дело: меня не риск беспокоит. Я верю, что византийцы, скорее всего, ничего не успеют сделать. Но ты думал о том, как эту операцию с нашей стороны организовать? "Бессмертные" и космофлот. Они же друг друга ненавидят. А тут им придется работать вместе, да еще как плотно. Мне интересно: Беркут понимает, что это игра с огнем?
— Я думаю, что да. Понимает. Представь, сколько у него опыта.
— Я представляю. Только наличие опыта — это еще не довод. Кстати, почему не было Неясыти?
— Она на Западном континенте. Не успела прилететь. Об этом говорили как раз перед тем, как ты пришла. В любом случае, она-то — за удар.
— Еще бы!.. Ну, не хмурься. Позлобствовать уже нельзя... Честно сказать — я сомневаюсь, но не пойму, в чем. Потому и промолчала, когда Беркут спрашивал итоговое мнение.
— Может, и зря промолчала. Беркут сам хочет все обдумать.
— Понимаю... Подожди, это кто плещет в воде? Вон там, далеко...
— Рыбоящер. Их тут в море полно... А ты подумай. Если у тебя есть идеи, скинь их Беркуту или Орлану. Можно даже Грифу. Я правильно понял, тебя волнует организация взаимодействия?
— Ну да... Мы ведь никогда еще такого не делали. Сам знаешь. Наш флот уже сто лет действует на периферии, но он еще никогда не атаковал планету-миллиардник. Сейчас меня смущает не само решение, а то, что оно принято неожиданно. Получается, что мы следуем за случайными обстоятельствами. Понимаешь?..
— Понимаю. А что изменилось, если бы они были не случайны? Допустим, мы бы знали, что гражданскую войну затеяли заброшенные в Византию люди Грифа. Я в такое не верю, но вообразить могу. Ну и что от этого меняется в наших действиях? Результат ведь тот же.
— Вот именно поэтому я и не стала говорить о своих сомнениях на совете. Знала, что мне так ответят...
— И все-таки сомнения остаются?
— Остаются... Подожди, отпусти. Какое море белое...
— Оно тут всегда такое... Если честно — я окончательно согласился с планом, когда согласился Гриф. Он из нас самый вдумчивый и умеренный. Сколько помню, никогда он не был сторонником крайних мер. Уж если у него возражений не осталось...
— Да, я тоже на это обратила внимание. Может быть, я вообще зря боюсь. Ведь если у нас получится — это очень сильно изменит мир. Так сильно — еще не было.
— Да. Но ведь менять мир — это же здорово!
— Знаю. И согласна. И хочу. И все-таки что-то у меня не на месте...
— Ты боишься результата? Или боишься, что в процессе что-то пойдет не так?
— Я боюсь, что в процессе что-то пойдет не так. Например, что-то не сладится во взаимодействии флота и наземных сил. До сих пор такое взаимодействие просто не было нужно. А если установки Бертини сработают как-нибудь нештатно? А если один из мониторов успеют сбить? Или даже один из авианосцев? Я понимаю, что кто-то из нас там обязательно будет. Но наше вмешательство — это нештат, опять же. Или, скажем, если сопротивление на поверхности окажется неожиданно сильным? Ты уверен, что "бессмертные" не взбунтуются? Я не уверена. Мы стараемся скрывать от "бессмертных", что боимся их, и у нас в общем получается... и все-таки мы их боимся. Хотя говорить об этом даже Гриф не любит.
