— Нет! Отпусти! Отпусти меня! Люди! Помогите мне, люди! Кто-нибудь! Прошу, на помощь!
— Замолчи, или испустишь дух! — он тряхнул её, и Сандра в страхе замолкла. По щекам заструились слезы, и девушка подумала о скорой неминуемой гибели. — Вот так, — сказал незнакомец, убирая руки с её плеч, — у меня нет цели мучить тебя или убивать, об этом позаботятся твои враги, но взамен на эту милость, ты должна быть со мною честна и отдать то, что присвоила.
— Я-я ничего не знаю, пожалуйста... — Сандра попыталась отвернуться, не желая лицезреть уродца.
— Не лги, ведьма!
— Я не знаю тебя! — практически завизжала девушка, и незнакомец на мгновение опешил, затем вновь склонился над ней.
— Не узнаёшь меня, да? Не помнишь, как накануне брала дитя из моих рук, обещая его покормить? Не помнишь, как толкнула меня у порога, солгав, что не знаешь никакого ребёнка? Смотри, презренная! Смотри на меня! Это ты виновата, ты это сделала!
— Нет...нет... — хныча, твердила Сандра.
— Ах, нет? Ты не получишь ни еды, ни воды. В твоём доме никто не ждёт тебя и искать не будет. Думала, я не видел, как родные отвернулись от тебя на площади? Ты умышленно вредишь людям и думаешь, что не заслужила наказания, но каждый, кому ты содеяла вред, станет твоим палачом. Ты медленно умрёшь, если не развяжешь лживый язык.
Сандра ничего не ответила, а лишь задрожала и продолжила плакать. Анвилю ничего не оставалось, как только временно сдаться и продолжить путь в никуда. Он хотел отъехать от деревни, дабы лишний раз не попадаться на глаза людям, ведь старой накидкой он перемотал кровоточащие раны девушки, и теперь не мог скрыть собственное лицо, но в случае чего собирался вернуться, надеялся разговорить незнакомку в накалённой обстановке, но кажется, только напугал. У него не было опыта в допросах, и как действовать Анвиль не знал. Одна его часть была против насилия и грубости, ведь юноша никогда не стремился стать кому-то недругом. Он не был убийцей, хотя должен был им стать и теперь думал о том, что если бы не струсил в тот момент, не прислушался к зову души, то не было всей этой ситуации. Он сидел бы дома, играл, как и прежде, на лютне, не знал бы забот. Вторая часть всё это ненавидела и хотела скорейшего освобождения. Она как будто говорила, что быть мягкотелым дальше невозможно. Слабохарактерность ведёт к гибели. Анвиль желал найти золотую середину, но в душе его шло состязание. Он смотрел на прекрасную светловолосую девушку, связанную и рыдающую на дне телеги, думал о том, что не может грубо с ней обойтись, а в следующую секунду считал, что не выдержит этих стонов и непременно ударит её. Она, разумеется, была повинна в его бедах. Юноша вспоминал ни за что умершего старика, уцелевшего по его вине ребёнка, женщину, что отказала ему на дороге. «Добрые дела не окупаются» — со скорбью размышлял он.
Покружив немного по лесу, Анвиль остановился на небольшой опушке, развёл костёр и пожарил рыбу, оставшуюся в телеге. Хотелось есть, и юноша жевал безвкусное мясо, думая о том, как будет действовать дальше. Всхлипывания больше не доносились до него, и Анвиль решил, что пленница уснула. Он снова залез в телегу, и обнаружил, что светловолосая не спит, а уставилась в небо покрасневшими от слёз глазами. Завидев его, она вздрогнула, но уже не закричала. На бледном лице отразилось отчаяние.
— Так что... начнём с начала?
— Я скажу... — тихо отозвалась та, — только не трогай меня, пожалуйста....
— Говори. Мне нужно вернуть младенца, понимаешь?
— Нет, ты уже не сможешь вернуть его...
— Убила? — Анвиль в ужасе бросился к девушке, готовый задушить её на месте, но белокурая тут же закричала.
— Нет! Нет, не убивала! Не трогай меня!
— Говори! — потребовал юноша, но девушка выдержала паузу, убеждаясь, что ей не собираются причинять боль.
— Я-я любила одного молодого человека из нашей деревни, — вдруг тихо заговорила она. — Он был для меня целым миром, идеалом, к которому каждый стремится: пленительные черты, талант во всех начинаниях, красноречив, весел, уважаем окружающими. Мечта любой девушки, если задуматься...У него было много невест, но я знала, что никогда не окажусь среди них, потому что другая. Я некрасивая... с самого детства я была неуклюжа и неказиста, полная противоположность тому, что можно назвать идеальным. Но разве я выбирала такую судьбу? Разве я хотела выглядеть так, как выглядела? Над этим никто не властен, но он не понимал...он бы никогда не полюбил меня, потому что я ему не подходила, и я жила с мыслью, что обречена на боль, на муки. Я ненавидела себя, хотела умереть или сделаться столь прекрасной, что ни одна девушка не смогла бы сравниться со мной. Я была в отчаянии, когда неделю назад в нашу гавань прибыл торговый корабль. Это были не просто торговцы, — разбойники и воры. Они продавали много любопытных вещей, в то числе и ту, что дала мне нынешнее лицо. Посмотри на меня. Разве я не прелестна? Разве не чарующая это красота? У кого в округе отыщется такая же совершенная кожа? Такие волосы и груди? Красивым людям живётся проще... я так думала. Я была уверена, что теперь, когда я красива, все будут в моей власти. Не составит труда привлечь чье-то внимание, завоевать чью-то любовь. Даже он посмотрел на меня с интересом...и в тот момент я почувствовала истинное счастье, я подумала, что наконец смогу не только любить, но и быть любима. Хороший конец истории, правда? Только это не был конец. Ты осуждаешь меня, как и все те люди, но я не пыталась сделать что-то плохое...Я не хотела, не... — на мгновение девушка запнулась и сделала вдох, — я.…должна была этим людям денег. Три тысячи линар — это огромная сумма, которую практически невозможно достать. Они забрали Гериуса на корабль и пообещали убить вместе с моей семьей, если я не принесу плату. Я не знала, где достать денег, и не могла вернуть им товар, потому что снова стала бы безобразной собой и потеряла то, чего так долго хотела. Это было недопустимо, и я просила займа. Мне отказали, и я в смятении скиталась по улицам, как вдруг натолкнулась на тебя... — девушка на мгновение умолкла, рассматривая шрамы и странные пятна на грубом мужском лице, — тогда ты выглядел иначе... моложе и красивее, сейчас же ты обезображен. Я подумала о том, что ребёнка можно отдать в качестве платы, что он вырастет рабом и будет стоить больше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Презренная! — воскликнул Анвиль, — И ты отдала?
— Отдала, — согласилась девушка, — они приняли его, но посчитали, что этого мало и изуродовали Гериуса. Они порезали его лицо, лишили глаза, и я в ужасе наблюдала за тем, как он истекает кровью. Я кричала и просила о пощаде, но это было так бессмысленно... я всего этого не хотела, но меня обвинили в случившемся и вынесли приговор. Дальше ты знаешь. Я была честна с тобой, кто бы ты ни был, и я прошу прощения за тот вред, который причинила. Теперь тебе известно, что я имела причину. Отпусти меня, пожалуйста... я страшусь смерти...
нсколько минут Анвиль провёл в молчании. Казалось, он пытался осмыслить услышанное, проникнуться к девушке, но не испытывал ничего, кроме гнева и презрения.
— Желаешь свободы? На что она тебе теперь, когда ты ненавидима тем юношей, его семьей и всеми, кто видел, как тебя истязали? Ты не получишь её, пока я не получу ребёнка. Кому бы ты его не отдала...ты будешь искать его вместе со мной, стирая ноги в кровь и стаптывая в мозоли. Ты видишь моё лицо? Считаешь это уродством, верно? Но ведь это всё благодаря тебе... твоему корыстному желанию завоевать чьё-то сердце.
— Зачем ты винишь меня? — глаза девушки наполнились слезами, а лицо дрогнуло, как у ребёнка, которому сказали нечто обидное. — Ты знаешь, что такое быть отвергнутым? Знаешь, как это больно?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я знаю много страшных вещей! — вспылил Анвиль. — И ты не имела никакого права вмешивать меня в свою отвратительною историю! Каждое действие имеет последствие, и теперь тебе придётся исправить то, что ты содеяла.
— А если я откажусь?
— Тогда умрёшь страшной смертью! Мне не за что тебя жалеть!
