её взгляд: жгучий и пьянящий. Чёрные глаза смотрели прямо на него, а не блуждали где-то в стороне как обычно. Эти глаза притягивали и пленяли, вызывали самые противоречивые чувства и порывы юношеского сердца.
Лилит прижалась к нему и, Дай смог услышать, как ровно она старается дышать. Ему вдруг ужасно сильно захотелось поцеловать её аловатые, мелко дрожащие губы. И он властно обхватил её затылок, притянул к себе, но в последний миг Лилит, как показалось, проказливо ускользнула, и жаждущие губы царапнули лишь скулу.
Дая бросило в жар. Он крепко прижался щекой к её щеке, зарыл пальцы в тёмных, мягких локонах и болезненно прикусил нижнюю губу, почувствовав терпкий запах орехов. Как давно он изголодался по чужому теплу и не замечал? Как давно желал ласки нежных рук и любви? Пусть иллюзорной, пусть мнимой и похожей на бредовый сон. Сейчас ему так этого не хватало.
Настойчивые пальцы требовательно сжали её бёдра, но девчонка лишь сильнее впилась в тонкий матрас костлявыми коленками, не давая себя перевернуть.
Тогда Даймонд потянул вверх её большую рубашку и, на удивление, беспрепятственно снял. Взору предстали угловатые плечи с явно выступающими ключицами, делающими Лилит такой хрупкой и изящной, словно надавишь чуть сильнее – переломишь её как прутик. На белой нежной коже россыпью чёрных звёздочек расположились на груди родинки. В изнывающем поцелуе он приник к её тонкой шее. Лилит впилась ногтями в его крепкие плечи и, опомнившись, испуганно разжала пальцы.
Такая иллюзорно хрупкая и ранимая Лилит нравилась ему больше колючей и сварливой. Он чувствовал своё превосходство над ней. Свою власть. И жадность поднималась изнутри тёмным потоком.
Грудь девушки была перетянута плотным бинтом, и Дай, наконец, понял, как всё это время она умудрялась скрывать свой пол. Он смело скользнул пальцами по ткани, желая отыскать крючок, на котором всё держится, и нащупал нечто похожее. Но не успели пальцы поддеть «защёлку» Лилит схватила его за руку и с силой прижала к изголовью кровати. Наградила лукавой усмешкой.
Жадные поцелуи обожгли его шею и грудь. Он сдавленно выдохнул, прижав девушку к себе ещё сильнее: хотел чувствовать её всем телом, каждым мускулом и клеточкой.
Влажный язык прочертил дорожку на его разгоряченной шее и…
Острые клыки впились в трепещущую жилку.
Дая как холодной водой окатили. Он попытался вырваться, оттолкнуть девчонку. Но она вцепилась в него мертвой хваткой, надежно удерживая правое запястье у изголовья. Левой рукой Ищейка безуспешно стиснул её бок. Лилит согнулась, но не отступила.
Прокушенная область под клыками начала неметь, силы как-то резко поубавились. Хватка ослабела, и рука бессильно упала на кровать. Глаза слипались, ужасно хотелось спать, пальцы налились свинцом.
Тут Лилит отстранилась, выпрямилась. Лицо её было перепачкано, по подбородку на шею стекали алые капли, полные губы наполнились цветом. На лице застыла фарфоровая маска безразличия. Хоть взгляд устремлялся на Дая, Лилит будто смотрела сквозь него, в свои мысли, в тяжёлые воспоминания. Её глаза наполнились всепоглощающей тоской и… одиночеством.
«Мы похожи», – подумал Дай и содрогнулся от мысли.
– Ты же Сурт… – сипло выдавил он и протянул дрожащие пальцы к её забрызганной кровью щеке.
Кривой коварный оскал отразился на её милом лице. В чёрных глазах заплясали озорные огоньки.
– Я же предупреждала. Сам виноват, что не поверил.
И действительно, какой дурак. Почему решил, что это прозвище? Почему не принял её слова всерьёз? А потому что привык не доверять, привык не верить на слово, привык, что истина всегда запрятана далеко и глубоко.
Дай резко сел в кровати. В комнате было тихо, лишь непрерывный стук колес за окном да редкая людская суета за дверью прерывали тишину. Голова закружилась от внезапного подъёма, и Даймонд невольно коснулся саднящей шеи.
И тут он вспомнил события прошлой ночи.
Он обернулся в поисках попутчицы, жмурясь от яркого дневного света, льющегося из окна.
Лилит беспечно сидела на кровати, тихо хрустя солеными крекерами. Она перевела ленивый взгляд на Дая.
Он уж раскрыл рот, чтобы начать расспросы или выговоры, сам ещё не решил, что именно, но его опередили:
– Оденься, – Лилит небрежно мотнула головой на изголовье кровати.
Дай неуклюже повернулся, нащупал рубашку. Он с досадой ожидал увидеть на белой ткани кровавые пятна, но та, на удивление, оказалась чистой. Он кинул взгляд на отражение в окне и обнаружил, что на шее тоже нет крови: только маленькие запёкшиеся ранки, похожие на укусы комара, большого и толстого комара.
Кто-то явно «поухаживал» за ним.
Он мельком глянул на Лилит, и она прямо уставилась на него. Иронически выгнув бровь, окинула оценивающим взглядом её всё ещё обнажённый торс.
Дай насупился, быстро натянул рубашку и начал застёгивать пуговицы. Девчонка фыркнула и вернулась к поеданию своих крекеров. Под ложечкой засосало. Дай почти ничего не ел на ужине у Браулиш и теперь остро ощущал потребность в пище.
– Не дам, – брякнула Лилит, засунув очередное печенье в рот. – Можешь даже не смотреть.
Дай раздраженно дернул бровью.
– Я вообще-то ничего не просил.
– А я заранее говорю, – она снисходительно взглянула на него. – А ты водичкой наслаждайся.
Дай проследил за её взглядом и уткнулся глазами в стакан на краю стола.
Пить и вправду страшно хотелось. В горле так сухо, словно он песка наелся. Но это было неудивительно: они проезжают Великую Пустошь.
Пустошь – это пустыня, оставшаяся после Ужасной войны. Поллукс и Кастор объединились против Алнаира, желая откусить кусок от самого большого по площади королевства. Они напали со стороны невысоких гор, где проходила «неопасная» часть Вечного леса, и распылили с самолётов газ, уничтожавший всё живое и неживое. Изменился даже рельеф местности: горы превратились в хребет, а зелёные поля – в пустыню, где ничего не растёт. Так раньше считали, пока Каин не открыл Сумеречные лилии, которые живут только в Пустоши.
Дай подозрительно сузил глаза, глядя на стакан с водой.
– Не отравлено, – раздражённо цыкнула Лилит. Он перевёл взгляд на пачку печенья в её руках. – Не крала я. Купила. За твой счёт, – она насмешливо оскалилась, как всегда одним углом рта.
Дай хотел возмутиться, но замолк, снова заметив эту странную кривую улыбку с ямочкой только на левой щеке.
– Почему так? – спросил он, и Лилит недоуменно склонила голову набок. – Что случилось с твоим лицом?
Улыбка слетела с губ, лицо стало пустой маской.
– Не понимаю о чем ты… – тихо прошептала девчонка.
– Врешь.
Лилит поджала губы.
– В тот раз зима была, – нехотя выдавила она. – Обледенение уже на щёки заползло. Ты же в курсе, да?
