— Как ее звали? — спросил Алекс Пелхэма.
— Она представилась как Розмари, сэр, — убитым голосом проговорил Пелхэм, неотрывно смотря на безжизненную фигуру на полу. — Я должен сказать, что я совершенно убит горем, ваша светлость. Кто же теперь будет готовить…
— Розмари… Розмарин, — торжественно произнес Конгрив, скорее обращаясь к себе, нежели к собравшимся. Он поместил веточку розмарина на льняную салфетку и сложил ее пополам.
— Послушай-ка меня, старина, — сказал Алекс, опустив руку на дрожащие плечи Пелхэма. — Никого в нашем доме не в чем упрекнуть. Не за что винить ни себя, ни остальных. А повара мы найдем. Взбодрись. Я хочу, чтобы ты сейчас же пошел в библиотеку и налил себе большущий стакан великолепного виски. Мы присоединимся к тебе через несколько мгновений. Все будет в порядке.
— Я пойду лучше сначала позвоню в полицию, ваша светлость, — сказал Пелхэм и исчез, все еще вне себя от пережитого потрясения.
Алекс посмотрел на ароматную веточку в своей руке.
— Розмарин. Кажется, ты совершенно прав, Эмброуз. Сначала ирис в штате Мэн, а сегодня за ужином прямо перед нашим носом появляется розмарин.
— Ты забыл еще кое о чем, Алекс, — заметил Паттерсон. — Еще есть Роза.
— Роза?
— Когда мы вытащили Саймона Стэнфилда из Большого Канала, на его отвороте нашли бутон розы. Как нам сказала его жена, он ненавидел цветы, а особенно розы.
— Этот Гиена называет все свои клыки цветочными именами, или, как в этом случае, крошечной веточкой ароматного кустарника, — решил Хок. — Весьма романтичен наш убийца. Пожалуйста, скажи мне, Эмброуз, что она сказала напоследок?
Смущенно глядя на мертвую девушку, Эмброуз тряхнул головой и сказал:
— Она заявила, что отправляется в рай, зная о том, что ее последователи справятся с тем, чего ей сделать не удалось.
— Так давайте держать нос по ветру, чтобы ее последователи не достали нас, — предложил Хок.
— Боюсь, что последователей будет более чем достаточно, — заметил Конгрив, потягивая вино из бокала.
33
Лондон
«Мертвые не лгут» стал самым ожидаемым фильмом в Лондоне. Билеты на премьеру закончились мгновенно. Бульварные издания даже подшучивали над этим, заявляя, что очередь на первый показ, который состоится завтра, была такой длинной, что некоторые члены королевской семьи оказались только в середине списка. Рекламные плакаты последнего фильма из эпической шпионской саги висели всюду. Маркетинг объявил войну каждому квадратному дюйму Лондона. Место, где не висело бы изображение Ника Хичкока, считалось бездарно потерянным. Драгоценное время что на радио, что на телевидении считалось потраченным впустую, если в эфире не говорилось о «самом сексуальном шпионе современности».
Реклама заглушала все. «Сейте смуту и выпускайте на волю собак общественности», — заявляла она. Рекламные легионы двинулись вперед, и теперь каждый уголок столицы был заклеен безжалостно красивым лицом Иэна Флинна.
Вырисовываясь громадой над пропитанным дождем цирком Пиккадилли, на горизонте маячило очертание неоновой рекламной афиши с изображением ухмыляющегося Ника Хичкока. Как естественная необходимость в его левой руке была соблазнительная малышка, а в правой — наводящий ужас автоматический пистолет. Каждые десять секунд его оружие громко стреляло и из дула исходил пороховой дым, высоко вздымаясь над морем спешащих куда-то мокрых зонтиков, блестящих красных автобусов и сверкающих черных такси. Звуковой эффект оружия Ника, как к своему огромному огорчению скоро узнали преданные фанаты фильма, можно было слышать только в те краткие моменты ночного затишья, когда вся эта шумная армия спешащих по своим делам людей и машин немного утихомиривалась.
Франческа, вышедшая из дверей театра «Сохо» в бурное море папарацци, выкрикивающих ее имя, поглядела на своего гигантского картонного партнера по фильму как раз в тот момент, когда оружие Ника выстрелило.
— Палит холостыми, — заметила она, обращаясь к Лилии и своему режиссеру, Витторио де Пинта.
Витторио, который явно собирался получить с этого фильма гораздо больше, чем она, а главным образом обеспечить себе будущее, положил руку на обнаженные плечи звезды.
— Любовь моя, — сказал красивый итальянец, широко улыбаясь в сторону вспыхивающих камер, — пожалуйста, не веди себя так. Будь хорошей девочкой. Улыбайся фотографам.
— А ради чего мне им улыбаться? — усмехнулась Франческа.
— Ради денег, любимая.
— На ее счету денег предостаточно, — заявила Лилия, искоса посмотрев на Франческу.
Лилия, какое-то время известная как Моник Делакруа, бывшая личная помощница покойного американского посла Дьюка Мерримана, прибыла из Парижа на этой неделе. Изменив свой внешний вид при помощи косметики, париков и темных очков, она сделала себя неузнаваемой. Франческа два дня объясняла своей красивой молодой помощнице все подробности плана похищения американского посла. Вместе с Мустафой Ахмедом аль-Фазадом, тайным организатором самых дерзких убийств в Европе, на Филиппинах и на Дальнем Востоке, Франческа провела несколько недель в своем номере с видом на Гайд-парк, интенсивно готовясь к похищению. Теперь план был готов.
Но именно Франческа и Лилия в конечном счете будут нести ответственность за успех или неудачу этого смелого предприятия.
Следующий день — день мировой премьеры осветил Лондон яркими утренними лучами. Но привлекательная малышка, изображенная на плакате с Хичкоком — грозой Лондона, сама бушевала, словно гроза. Она разъяренной тигрицей носилась по заполненной розами квартире с тремя спальнями в Дорчестере, бешено рыча на дрессировщиков и на одного в особенности. Новая девочка Хичкока довела буквально до слез Луиджи Сант Анджело, своего костюмера.
— Non abbastanza petto! Desidero piu petto[12] — кричала она, потянув вниз за свое декольте и вытолкнув грудь наружу.
— Scusi, scusi, синьорина… — бормотал Луиджи, съежившись на диване и подвернув под себя ноги. — Вы не сможете показать больше груди, синьорина. Не в этом платье…
— Siocco! Дурак! Что я говорила тебе уже тысячу раз, а? Грудь, грудь, грудь!
Она выхватила несколько длинных стеблей из ближайшей вазы и бросила их в это сжимающееся от страха существо. Мужчина с обиженным криком выбежал из комнаты, прижав к голове руки, по его щекам текли слезы.
Франческа посмотрела на темноволосого человека, сидящего в кресле у залитого солнцем окна. Он что-то неистово черкал в маленьком блокноте. Она подошла к нему и упала к ногам.
— Роберто, милый, ты думаешь, что я была слишком несправедлива по отношению к нему?
Боб Фиори был старшим корреспондентом «Вэнити Фэйр», американского журнала, который имел исключительные права на лондонскую премьеру фильма «Мертвые не лгут». Он упорно трудился. Фильм и его усеянная звездами премьера станут настоящим событием, и снимки с этого события будут красоваться на обложке его журнала в следующем месяце. Он отвел глаза от маленького блокнота, надвинув большие темные очки на переносицу. Он был одним из немногих мужчин на земле, способных игнорировать прямой вопрос, заданный самой Франческой Д’Аньелли.
— Роберто! Ответь же мне!
— Извините, вы что-то сказали, Франческа? — поинтересовался Джонатан Декер из-за своей камеры. Он был фотографом, участвовавшим в подготовке статьи. Он был чудовищно рад тому материалу, который только что отснял, — как Луиджи подвергся нападению, осыпанный розами.
— Боже мой! Да что, неужели меня здесь никто не слышит?
— Успокойтесь, Франческа, — произнес Фиори. — Извините, что я не расслышал того, что вы сказали. Я был сосредоточен на тех словах, что вы сказали ранее.
— Я чувствую себя виноватой перед Луиджи.
— Возможно, вы немного погорячились. Но это все из-за стресса. Ведь сегодня вечером вас ожидает такое грандиозное событие, дорогая Франческа. Вот, выпейте лучше шампанского.
— Я не позволила бы даже своей собаке пить эту мочу, которую подает студия. Может быть, ты будешь так любезен и закажешь мне «Пола Роджера» или «Крюг»? Scusi, Роберто, ты прав, я просто думаю о том, что будет сегодня вечером.
— Дорогая моя, мы с Джонатаном пойдем на просмотр, помните? Вам не о чем беспокоиться, уверяю вас.
— Абсолютно не о чем, детка, — добавил Декер со своей фирменной кривой ухмылкой.
Конечно, она волновалась не из-за кино.
Реакция лондонской публики на премьеру «Мертвые не лгут», которая состоялась тем вечером в «Одеоне» на Мэйфэйре, была потрясающей. Сексуальная энергетика между Иэном Флинном, пятым актером, который сыграл Ника Хичкока, и последней девочкой Хичкока в исполнении итальянской секс-бомбы Франчески Д’Аньелли, брала за живое. Заставляла приковывать взоры к экрану. Как иронически выразился один лос-анджелесский кинокритик на следующее утро, вас «будто ножом резали».
