— Дела-а! Война-то, оказывается, не только впереди, а и тут, рядом с нами, — сказал комендант и крикнул: — Ну, где там Надя, пусть поторапливается!
— Не найдут ее, товарищ гвардии полковник, никак не найдут, — доложил дежурный.
— Как так не найдут? А в ее комнате были?
— Так точно. Только оттуда. И там нету, даже постель не раскрыта. Вот Прохорчук из комендантского взвода говорит, что часов в семь она с небольшим баульчиком ушла куда-то в город.
— Вот тебе раз! — сказал Матросов. — Вызвать ко мне дежурного по городу офицера! — И негромко добавил: — Становится интересно.
Мы пошли в комнату переводчицы, находившуюся в этом же доме, этажом ниже. Нади не было. Ее платья оставались в шкафу, на стене висел халатик, вещи в полном порядке были разложены на туалетном столе.
— Ну, что вы скажете? — сказал комендант.
— Только то, что теперь я в дивизию не поеду до тех пор, пока не распутаю этот проклятый узел.
И мы обменялись крепким рукопожатием.
— Вот и отлично! Оставайтесь, сколько найдете нужным. К сожалению, я уже не могу задерживаться здесь. Завтра на санитарном самолете я улетаю в Познань. Вернусь в Шагарт, как только встану после операции. Штаб армии узаконил ваше пребывание здесь, и, значит, дорогой Сергей Петрович, все трудности этого дела пока целиком ложатся на вас. Думаю, что ехать на улицу Альберты-Луизы, проверять квартиру, которую якобы занимал этот барон, бесполезно, как не стоит искать на кладбище Ангелюс и фамильного склепа Гогенштейнов, — сказал Матросов.
— Конечно! Напрасная трата времени, ясно, что там ничего такого нет и никогда не бывало, — махнул я рукой.
— Утром бургомистр будет здесь, и мы подробно узнаем об этой милой семейке, а с поста, расположенного у кладбища, дадут нам больше данных, нежели ночной осмотр. Это все мы легко выясним. Но вот кто такая Надя, что она делала здесь и куда сбежала — это гораздо важнее для дела. И вам, дорогой Сергей Петрович, в первую очередь придется заняться выяснением этого, — сказал комендант и прошелся по комнате. — Она была прислана сюда после проверки из тыла, прибыла вместе с проходившим эшелоном. Бумаги и фотокарточки ее в порядке. Хотя… чего стоят они, эти бумаги, если мою собственную руку так ловко подделали эти господа!
Вынув из кармана фальшивку, он стал внимательно разглядывать ее.
— Интересно знать, какую роль играет эта картина и какую ценность она представляет для врагов? — сказал я.
— Совершенно ясно, что ценна она не как предмет искусства, а совсем по другой, неизвестной нам причине.
В комнату вошел молодцеватый старшина.
— Разрешите доложить, товарищ гвардии полковник, начальник заставы номер четыре старшина Глебов явился по вашему приказанию, — доложил он.
Это был бравый, подтянутый человек лет тридцати с орденом Славы и двумя медалями на груди.
— Здравствуйте, старшина! — поздоровался комендант. — А теперь вольно, садитесь и не торопясь отвечайте на мои вопросы. Много сегодня немцев прошло через вашу заставу?
— Двадцать семь человек. Из них девять женщин и двое детей. С ними было четыре детские коляски, три повозочки и одни дрожки с гробом, который провожали восемь человек.
— Та-ак. В котором часу прошли дрожки?
— Часов около восьми, — ответил старшина.
— Их было семеро, а не восемь, старшина, — поправил я. — Пропуск был выдан на семь человек.
— Так точно, товарищ гвардии подполковник, но немцев сопровождала переводчица комендатуры, которую вы прислали с этой группой.
— Надя! — в один голос вскрикнули мы.
— Так точно! Она сказала, что прислана вами для того, чтобы немцам не чинили препятствий на кладбище. А что, товарищ гвардии полковник, разве это не так? — обеспокоенно спросил он.
— Так, да не так, — почесывая голову, неопределенно ответил Андрей Ильич и с сердцем воскликнул: — Вот, значит, куда девалась эта мерзавка!
— Не помните ли вы внешнего вида людей, сопровождавших дрожки? — спросил я старшину.
— Две женщины. Одна — молодая красивая блондинка, лет двадцати, с маленькой родинкой под глазом.
— Левым или правым?
— Не могу знать, в точности не припомню. А вторая — фрау лет сорока с чем-нибудь, худая, с темными глазами. Эта все молчала, отворачивалась от нас и вроде как бы плакала, прикрывая платком лицо, так что хорошо рассмотреть нельзя было.
— Большого или маленького роста? — продолжал я.
— Она сидела на дрожках рядом с гробом, не разобрал роста, — ответил старшина.
— А молодая?
— Эта шла вместе с мужчинами, не плакала, только очень спешила. Хотя спешили они все, а переводчица объяснила, что они торопятся скорее похоронить и засветло вернуться в город.
— Назад, конечно, никто не возвратился?
— Никто! Я в двадцать два часа тридцать минут послал на пост к кладбищу двух бойцов выяснить, почему не вернулась эта группа, и поторопить ее.
— Молодец! Вы сообразительны, старшина. Ну и что же?
— Они еще не вернулись на заставу, когда меня вызвали сюда.
— Что было на подводе, кроме гроба?
— Один чемодан и небольшой баульчик.
Мне понравилась наблюдательность Глебова.
— Как держалась переводчица с вами?
— Спокойно. Немного поговорила о том, о сем. Сказала, что спешит.
По глазам и ответам старшины было видно, что он уже прекрасно разобрался в случившемся.
— Теперь опишите мужчин, их внешность, приметы.
— Лица у всех были тревожные, озабоченные. Ясное дело, хоронить своего родного собрались. Я так это и понял. Один из них хорошо говорил по-русски, у него как раз на руках и был пропуск комендатуры. Остальные молчали. Лица, скажу я, обыкновенные, кроме одного. Лет так сорока немец, с густыми бровями и чуточку хромой на одну… — старшина задумался и сейчас же добавил: — Левую ногу. Тут уж верно могу доложить — на левую ногу припадает.
— Почему вы уверены, что именно на левую?
— Когда они двинулись дальше от заставы, я им вслед смотрел, ну и точно помню, что на левую ногу хромал.
Наблюдательность Глебова положительно восхищала меня.
— Больше вопросов не имею, — сказал я коменданту.
— Что скажете о старшине? Прямо Шерлок Холмс, — улыбнулся Матросов.
— Все, старшина. Возвращайтесь обратно на заставу и следите внимательно за людьми и дорогой.
— Слушаюсь, товарищ гвардии полковник! — поднимаясь со стула, сказал Глебов.
— И вот что, старшина. Из города, как вы уже догадались, сбежала группа весьма опасных немецких шпионов. Вы один из немногих знаете об этом. Не проговоритесь никому, это первое, а второе — помните, что, возможно, сегодня ночью будут еще попытки вырваться отсюда. Будьте начеку, завтра увидимся снова.
