Разносчики в синих халатах обычно продавали дорогой товар, в серых халатах — средний, а бабы и мальчишки торговали дешевым.
В людных местах — возле рынков, бань, вокзалов, мостов, извозчичьих бирж, близ больших строек всегда толклось много разносчиков с едой и напитками, причем вкусы на разносимые припасы были подвержены влиянию своеобразной моды. В начале века до 1830–1840-х годов преобладающими лакомствами были сайки, пряники, баранки, маковники на меду, а также драчена — картофельно-яичная запеканка: на пятак давали два больших ломтя. Были еще кисельники, предлагавшие в скоромные дни овсяный кисель с молоком, а в постные — гороховый кисель: густой, плотный, тоже похожий на запеканку. Его резали ломтями и подавали, полив растительным маслом. Сбитенщик со своим медным, похожим на самовар, прибором, покрикивал по временам: «Кого угощать!» — и выдавал потребителю за пятак стакан дымящегося сбитня с большим куском калача или сайки.
Постепенно кое-какие из этих старинных дешевых кушаний повывелись: пряники ушли на праздничные лотки, драчена почти вовсе исчезла, зато появились, к примеру, гречневики («грешники») — небольшие горячие столбики в форме усеченной пирамидки из гречневого теста. Их разрезали вдоль, присаливали, сбрызгивали маслом. «Грешники» считались очень вкусной едой.
Саечник носил на своем лотке, кроме булок-саек, яйца, рубец и отварную печенку. У блинников были круглые деревянные лотки диаметром с тарелку. Внутри высокой стопкой были сложены блины. В левой руке блинник носил жестяную сахарницу и, отпуская товар, по желанию клиента, присыпал его мелким сахаром.
В круглых зеленых бадьях или кадочках, водруженных на голову (для чего надевалась шляпа извозчичьего фасона с широкой тульей), разносили свой товар мороженщики. Кадка была покрыта полотенцем; под ним обнаруживалось несколько медных цилиндрических сосудов с крышками, обложенных мелко наколотым льдом. В каждом из цилиндров был свой сорт мороженого — чаще всего сливочного («кондитерского» и «простого») и крем-брюле, хотя ближе к концу столетия встречалось и «шоколадное» — тоже сливочное, подкрашенное жженым сахаром. Здесь же стопкой возвышались блюдечки и лежали костяные ложечки. Ловко орудуя большой ложкой с полушариями на обоих концах, торговец скатывал шарики мороженого и выкладывал на блюдечко. Есть полагалось тут же, не отходя далеко от бадьи. Использованную посуду обтирали полотенцем и вновь пускали в дело. На рубеже XIX и XX веков в этот старинный промысел были внесены усовершенствования: появились вафельные рожки и круглые вафли с вытесненными на них именами: Саша, Маша, Петя и т. д., и теперь шарик мороженого вкладывался в вафли, конечно, покупатель был рад купить мороженое со своим именем на вафле.
Но первенство по популярности держали все же пирожники. Пирогами торговали, как уже отмечалось, в Городе «под столбами», вокруг памятника Минину и Пожарскому. Стоя с деревянными ящиками с ремнями через плечо, торговцы кричали: «Пирожки горячие, с пылу горячие! Пожалуйте, господа!» Здесь предлагались и знаменитые на всю Россию подовые пирожки с подливкой — горячим мясным или грибным бульоном, и жареные, разносимые в железных, отделанных деревом ящиках. Начинки у пирогов были очень разнообразны — не только мясо, капуста или обычные «черные» грибы, но и грузди, и каша — гречневая и пшенная, и ливер, и жареный лук, и яблоки, белуга, семга и молоки, мак, горох, вязига, картошка-лук, клюквенное и иное варенье, рис-рыба, капуста-лук, изюм, творог и т. д. Расходились они тысячами. В восьмидесятых годах пирожников «от столбов» из колонн отодвинули ближе к памятнику Минину и Пожарскому, а потом в новых Рядах им было отведено под торговлю просторное помещение в нижнем этаже, но к тому времени знаменитые пироги с подливкой уже исчезли из городского обихода.
Среди разносчиков преобладали ярославцы и москвичи, но немало было пришлого, даже иноземного народа, торгующего иногда вещами странными и даже экзотическими.
В 1830–1850-х годах разносчики-итальянцы носили на лотках очень модные тогда алебастровые статуэтки — как натурального, белого цвета, так и ярко раскрашенные. Здесь были портреты Пушкина и Наполеона, царей — как ныне царствующего, так и покойных, а также всевозможные статуэтки кошек, зайчиков с розовыми ушами и попугаев с красными головами, желтыми зобами и зелеными крыльями, которых охотно раскупали купечество и простолюдины. Эти безделушки водружали в гостиных на подоконники или подзеркальные доски «для красоты».
В 1860-х вразнос по домам ходило много «венгерцев» (на самом деле словенцев) с мышеловками и изделиями из проволоки; «остзейских немок» с метелочками из дерева и картонными, оклеенными раковинками, коробочками с ящичком и зеркальцем.
Приходили торговцы-финны с выборгскими кренделями и розовыми баранками; иногда (ближе к концу столетия) появлялись экзотические китайцы с длинными черными косами, в шелковых, расшитых птицами и цветами или синих бумажных кофтах и мягких тапочках на белой войлочной подошве. Они предлагали бумажные и шелковые веера, фонарики, зонты и вышивки и отличные китайские ткани: цветные узорные шелка и чесучу, широко использовавшуюся тогда для шитья мужских летних костюмов. В их тюках, аккуратно завернутых в холстину, можно было отыскать и различные диковинки: нефритовые статуэтки божков, резанные из кости ажурные шары, внутри которых перекатывался десяток других шаров, вставленных друг в друга, лаковые коробочки с тонким рисунком и загадочные шарики из бузинного дерева. Их нужно было бросить в миску с водой и через несколько минут набухший и разросшийся шарик обретал форму и превращался в какую-нибудь фигурку: алую розу с зелеными листьями или в белого слона с красными глазками.
Своеобразной разновидностью разносчиков были тряпичники и старьевщики, только они ничего не продавали, а, наоборот, стремились купить. «Старые голенища продать! Нет ли бутылок, штофов, всякого старья, тряпья, старых сапогов и старого заячьего меха продать!» — завывали тряпичники. «Старые вещи берем!» — вопили татары-старьевщики. Сапожное и платяное старье сбывалось ими разным мастеровым и шло в переделку, остальное продавалось на заводы. Фунт стекла стоил полкопейки; фунт тряпья — 1–2 копейки, фунт железа — 3–4 копейки. Набегавший в итоге дневной доход старьевщика составлял копеек 50.
В самом конце века старьевщики часто были одновременно и мастеровыми. Входя во двор, они возглашали нараспев: «Ведра, корыта, кровати починяем… Калоши старые покупаем!»[227]
С чем бы ни ходили по улицам разносчики, они еще и нараспев, а часто в рифму выкликали свой товар: «Блины горячи, с лучком, с перцем, с собачьим сердцем!» или: «Свечи сальны, светильни бумажны, ярко горят, продаться хотят!» До того момента, как фигура торговца показывалась на глаза, о его приближении можно было узнать по выкрикам. Громко выкликать продаваемый товар, как уже говорилось, вообще было в обычае тогдашней торговли, но уличные разносчики делали это особенно затейливо, громко и — музыкально. Для каждого товара существовала не только устойчивая «формула» текста, но и своя мелодия, звучание которой позволяло сразу определить предлагаемый товар. «Кар-тофель молодой, кар-тофель!» — заливался один. «Югубни-ка садова, малина, конфеты шоколадные!» — надрывался другой. «Млака, млака, млака!..» — выкликал молочник. «Морожено хо-ро-ше! Сливочношоколадно морожжж!..»
Живописны и замысловаты были выкликания клюковников: «По ягоду, по клюкву! Володимерская клюква! Приходила клюква из далёка, просит меди пятака, а вы, детушки, поплакайте, у матушек грошиков попрашивайте. Ах, по ягоду по клюкву, крррупная володимерская клюква!!..» Этот товар особенно ценился в сильную жару: считалось, что клюква хорошо утоляет жажду. При появлении покупателя носившие ее торговцы быстро накладывали из лукошка ягоду в небольшую глиняную чашку, поливали сверху медом, вручали деревянную ложку и терпеливо ждали, пока клиент полакомится. Использованную чашку вытирали висящим на поясе полотенцем и «Ах, по ягоду, по клюкву!..» устремлялись дальше.
В конце XIX века власти стали ограничивать торговлю вразнос, определив норму мест в различных частях города. Возле каждой тумбы разрешалось торговать не более чем двум разносчикам. К концу века в Москве было до шести тысяч уличных торговцев.
Глава восьмая. РЫНКИ, ЯРМАРКИ, БАЗАРЫ
Конная площадь. — «Вазовая» торговля. — Подмосковные огородники. — Любовь к кислой капусте. — Болото. — «Московская рулетка». — Охотный ряд. — Телячий торг. — «Битва под Дрезденом». — Охотничий рынок. — Толкучка. — «Графская кухня». — Сухаревка. — Случай с М. А Морозовым. — Смоленский рынок. — Грибной базар. — «Верба». — «Иван Постный»
