– Отец, зачем ты отпускаешь его? – глядя на того, умоляющим, полным слез и ярости взглядом, произнес Кара-Кумуч.
– Не мне судить его за трусость и измену. Пусть Великий Тэнгри решит, как поступить! – голосом, не терпящим возражений, произнес мудрый хан.
– Пусть будет по-твоему, отец. Гоните его в шею, что он тут стоит? – в раздражении крикнул он воинам охранявшим Агоя.
Собравшиеся на тризне и без того косо смотрели на Агоя, теперь, почувствовав волю, излили на того свое возмущение и гнев. Освобожденный пленник не мог поверить, что его просто изгоняют, и растерянно оглядывался по сторонам. Собравшаяся вокруг него молодежь, тем временем, стала пихать и толкать его. Пошатываясь под пинками, Агой, наконец, понял, что люди считают его виновным в гибели Ай-наазы. Он хотел что-то объяснить, но не смог, его никто не хотел слушать. Со стороны кто-то кинул в него камень. Затем прилетел второй и третий. Возмущенные люди толпой потянулись к нему и стали хватать и пихать его. Передние с ненавистью в глазах открыто плевали ему в лицо, наносили удары, выкрикивали проклятия. Задние ряды, бросали в него камни и палки подобранные с земли. Страшна в гневе захмелевшая толпа, Агой понял это:
– Нужно бежать, спасаться! – пронеслось в голове.
Присущая ему выдержка, недавний жертвенный порыв, испарились, уступая место стремлению к самосохранению. Вырываясь из цепких рук, он медленно прорывался вперед, прикрывая окровавленную голову и лицо руками с которых струилась кровь. Сгорбившись и согнувшись пополам, он побежал вниз, но это обстоятельство еще больше озлобило людей. Угрозы и проклятья вместе с камнями догоняли его на лету. Огромный булыжник, запущенный сильной рукой, острой гранью врезался в голову. Сознание на мгновение померкло, Агой зашатался, спотыкнулся и упал на землю. Острая боль тупым эхом разлилась по всему телу, парализуя его. А камни все летели и летели. Агой уже не чувствовал боли, какое-то время он еще слышал долетавшие до него возмущенные крики людей, но потом, под все чаще сыпавшимся на него каменным градом, его мозг окутался мягкой пеленой. Он уже больше ничего не видел и не слышал…
******
Урус хан знал, что система мобилизации в степи до невозможности проста. Все обходилось без лишних слов и уговоров. Посланец от хана бросал лишь стрелу под ноги главе кочевья и называл место сбора. Цвет оперения стрелы означал, сколько мужчин должно выступить от каждого семейства. Красный означал двоих. Черный – в семье оставался лишь младший совершеннолетний сын, а белый указывал на то, что дела идут хуже некуда и в поход отправлялись все, сворачивали юрты и шли вместе с семьями и скотом, шли победить или пасть в бою. При таком способе мобилизации не случались варианты отказа. Воля хана превыше всего, на то его и выбирали.
В Великой Степи не существовало налогов. Вообще. Ни деньгами, ни скотом, ни чем-либо другим. Материальное благополучие ханов и их приближенных, напрямую зависело от гораздо большей, чем у простых воинов, доли в дележе военной добычи. Единственную дань своим ханом половцы платили кровью и жизнями своих воинов, способных держать в руках оружие. А способны были все. Дети, с малых лет привыкали к оружию и садились на коня. До старости, по крайней мере, немощной, редко кто доживал. Седобородым старейшинам на самом деле было слегка за пятьдесят, и шли они в бой наравне с остальными. За все это Урус хан крепко уважал и любил половецких воинов, но в этот раз, в связи с необычностью его выбора на место хана, возникла небольшая коллизия.
К шатру Урус хана подошел Батыр. Илья понял все без слов и молча взирал на него, начиная прислушиваться к содержательному смыслу известия.
– Ярок не поднял твоей стрелы, присланной ему. Он повернулся и ушел в шатер, даже не став разговаривать с посланцем. Его люди не дали гонцу ни воды, ни еды, но не помешали ему уйти. Я сказал все…
Батыр замолчал, глядя на Урус хана с немой надеждой. Караулчи, личная гвардия хана, тоже заинтересованно смотрела на него с ожиданием. Но они так и не дождались от него ни слова. Урус хан вглядывался в даль степи, не изменившись лицом, и только рука, стиснувшая изукрашенную серебром рукоять меча, побелела так, что стали видны надувшиеся вены.
– Ярок хитер, – про себя думал в этот момент новоиспеченный хан, – он сейчас смотрит на восток, он негодует оттого, что люди выбрали ханом меня. Он хочет уйти к татарам, но затем вернуться вновь на пустующие земли. После не поднятой, белой стрелы у меня нет другого выхода, если я оставлю все как есть, следом за шестью сотнями кибиток уйдут и остальные. Этого никак нельзя допустить!
– Место сбора и время остаются прежними, – сверкнув глазами, произнес хан, голосом, не терпящим возражений. – Батыр, вели седлать лошадей! Выступаем малой силой. Чтобы наказать Ярока за неповиновение четырех сотен вполне хватит. Я ворвусь в его стан, как волк врывается в середину отары между ягнятами и ярками. Степь будет красна от крови предателей. Достояние Ярока будет нашим, женщины его кочевий станут рожать детей от наших воинов, а голова его будет моей обыденной чашей на веселых пирах!
******
Теплая летняя ночь опустилась на землю, расстилая над ней свое черное покрывало. Усталый и разбитый напряжением последних дней, вел Урус хан свои сотни в стремительный набег на непокорного вассала. Вглядываясь в ночную мглу, хан поднял руку и остановил свою рать. Он медлил. Ночную тишину нарушало только фырканье лошадей да треск крыльев, перелетающей саранчи. Урус хан вздрогнул. До его слуха донесся тихий стук копыт. Прислушиваясь к малейшему шороху, хан ожидал его и о чем-то думал. Теперь, перестук копыт слышался совсем рядом. Темная конная фигура быстрой тенью метнулась к хану и застыла возле него. Всадник спешился. Он ничего не говорил, казалось, он все еще обдумывал что-то.
– Наконец-то! Ну, как там? Чего разузнал? – В нетерпении, задал вопрос Урус хан.
– Сегодня Ярок собрал у себя на совет всех старейшин из подвластных ему кочевий и стойбищ. Людям приказано готовиться к походу, но когда и куда ни одна собака не знает.
– Неужто у него хватит смелости?
– Я думаю, что – да!
Урус хан задумался.
– Какие у него силы? – словно очнувшись, через некоторое время, произнес он.
– Его стан охраняет усиленный дозор. Я думаю, у него наберется сотен пять на сегодняшний день.
– Нас ненамного меньше. С рассветом, когда все еще будут спать, нужно атаковать их лагерь и застать их врасплох.
Может быть, – задумавшись, произнес Батыр, – а не лучше, хан, пройтись по опустевшим кочевьям?
– Этого не стоит делать, если желаешь сохранить подданных. Ярок далеко не глуп. Мобилизация – хороший способ сплотить воедино народ, а за одно и проверить свои силы, выявить разом всех отступников.
– Скорее всего, ты прав, Урус хан. Война с нами прикончит Ярока. При любом исходе, он должен понимать, какой ценой это обойдется нашему роду. Но и мирно разойтись, судя по всему, не получится, нужна хоть небольшая, но схватка.
– Скажи, Батыр, у тебя есть какая-то конкретная информация или это все твои догадки?
– Суди сам, хан, где Ярок собирает своих людей? У себя в стане, под самым нашим боком. Он не боится ничего, хотя так никто и никогда не поступает. Может ты и прав, у него нет определенных изысков в выбранной тактике, но что такое фактор внезапности, Ярок хорошо знает. Обычно воинов собирают скрытно, с максимальной секретностью. А здесь что? Ярок открыто неповинуется ханской власти и при этом ничего не боится! Отсюда следует вывод, все это игра, демонстрация силы в борьбе за ханскую власть!
– Тогда ответь мне на такой вопрос, Батыр, почему Ярок не думает, что я могу ударить по всей его демонстративной возне одним разом и со всего маху?
– Он умный человек и считает умным тебя. Любому ясно, что при создавшемся положении у тебя не хватит сил на открытое противостояние. В лучшем случае время растянет агонию рода. Часть людей уйдет за тобой и Кара-Кумучем на завоевание новых земель, а другая часть останется здесь под прямым правлением Ярока. Одно скажу точно, Ярок никак не ожидает тебя так быстро у своего стана. У него больше воинов, чем у тебя и он спокоен.
После короткого ночного отдыха, который они провели, не зажигая огней и не варя себе пищи, Урус хан снова двинул свой отряд и в предутренних сумерках выступил вперед. Символы ханской власти в степи всегда были разнообразны. Не было единого стандарта или переходящих по наследству атрибутов. Знаком ханского величия могло служить дорогое редкое оружие или украшение, которое никогда не расставалось со своим владельцем и ложилось вместе с ним под степной курган. У Урус хана символом власти служил шлем. Сборный шишак из четырех стальных пластин на кожаной основе, богато отделанный золотом и самоцветными камнями. В последние дни хан носил его почти не снимая, привыкнув уже за долгие годы к тяжести на голове.
