ГЛАВА 16.
Было утро, восток едва розовел, белые облака пышными коврами плыли по небу. Первые лучи солнца, нежным румянцем, заливали их бока и золотили средневековый город Семендер, а глубокая лазурь бескрайнего моря, безмятежно сверкала. Казалось, что древний город еще не проснулся, его окружала пелена сна, но это было только видимостью. Земли Абескунской низменности еще не были поглощены войной. Там, где между горами и морем стоял древний Семендер, и возвышались крепкие стены Анжи-крепости, царил покой. Там, как и многие века назад, серебрились родники, сбегающие с высоких гор и благоухали сады. Но сама крепость, где всегда звенели людские голоса, была погружена в тишину, ибо ее обитателей тревожили последние вести с северо-запада. Все чаще размышлял наместник провинции, Фархад Абу-Салим, о смысле вечной жизни, о желанном наследнике и о счастье горячо любимой дочери.
Ему не спалось в эту ночь. Наместник встретил долгожданное утро на каменной террасе Анжи крепости. Отсюда еще не ушла ночная тень, было прохладно, воздух был насыщен капельками мелких водных брызг, которые ветер приносил со стороны Абескунского моря. Фархад держал руку на рукояти дорогого кинжала заткнутого за пояс.
– Звезда Хазарии! – тихо прошептал он, с любовью и гордостью глядя на кристалл, вставленный в основание рукояти.
Наместник залюбовался причудливой игрой солнечных лучей на гранях камня. В этот момент казалось, что он спал наяву, но это был вовсе не сон. Фархад Абу-Салим просто погрузился в ведения прошлого. Лицо его было неспокойно, ибо он видел недавнюю смерть иудея… Вспышка! Палач Мамед накидывает на шею пленного иудея шелковый шнурок. Он действует по его, Фархад Абу-Салима приказу. Побагровевшее от натуги лицо тархана, язык высунут, глаза вываливаются из орбит и голос, ироничный голос со стороны, принадлежащий иудейскому мудрецу: "К сожалению ты не получишь ничего, Фархад Абу-Салим, кроме моей звезды Давида и старого хромого ишака!".
Вздрогнув, он очнулся. Перед глазами все еще мелькал образ Завулона, шепчущего окровавленными губами страшные слова. Едва переведя дыхание, наместник Абескунской низменности с горечью подумал:
– Сколько же этот кошмар будет продолжаться? Такое нужное мне золото находится где-то рядом, но где оно?
Ответа на эти вопросы не было и Фархаду оставалось лишь углубиться в созерцание скалистых гор, позолоченных лучами восходящего солнца.
Между колонами террасы возник чей-то силуэт. Правая рука наместника, Темиш-паша, только что вернулся из северных земель и спешил поведать своему повелителю свежие вести, принесенные из степи. Однако, Фархад Абу-Салим не стремился начинать разговор первым. Он окинул Темиш-пашу хмурым внимательным взглядом, удивляясь тому, насколько быстро тот вернулся назад.
– Приветствую тебя, Темиш-паша, – выдавил из себя, наконец, наместник, – рад вновь видеть тебя.
– Увы, мне придется омрачить твою радость, Фархад. Я привез печальные известия из степи. Фейзулла и его воины погибли. Дикие племена кипчаков двинули из степи свои юрты в наши земли и пересекли границу.
– Я уже знаю! Голубиная почта быстрей тебя, Темиш. Вчера вечером я получил послание от Фейзуллы. Мой дальний родственник был выдающимся полководцем и верным подданным. Впрочем, теперь уже не важно, надеюсь, его душу принял Всевышний!
Фархад Абу-Салим, сложил руки и принялся читать молитву. Когда святые слова иссякли, на террасе повисло тягостное молчание. Наместник Абескунской низменности вспоминал своего друга, Фейзуллу, а Темиш-паша подбирал слова, чтобы рассказать о том, какие вести заставили его так быстро вернуться назад в Анжи крепость.
– К моему глубокому сожалению, гибель Фейзуллы и его людей не самое страшное событие, Фархад. В наших северных землях творится измена, хаос и неразбериха, – собравшись с храбростью, произнес он.
В глазах Фархад Абу-Салима явно читался вопрос:
– Ты лжешь или я ослышался?
Казалось, если наместник не напуган, то он сильно удивлен.
– То, что предрекал иудейский мудрец, свершилось, – мыслил вслух Фархад, – степные племена и хазары подняли головы. Если кипчаки пойдут дальше и доберутся до стен Семендера, мне не отстоять его.
Темиш-паша лишь кивнул в ответ головой, ибо слова здесь были излишними.
– Нужно поднимать всех, кто может держать в руках оружие. Нужно собирать побыстрее наемное войско, нужно на корню подавить бунт. Слышишь, Темиш, немедленно займись этим.
– Но, Фархад, твоя казна пуста! Даже дворцовая стража не получала жалованья уже несколько месяцев. Наемники ропщут. Никто не хочет идти под стрелы кипчаков на верную смерть просто так. Торговля замерла, налоговые поступления в казну прекратились, среди горожан и местного населения растет волна недовольства!
– Темиш, увеличь налоги вдвое и лично проследи за сборами. Дери со всех по три шкуры. Если мы выдержим удар кипчаков и отстоим провинцию, я обещаю, наконец, отдать тебе в жены Айгыз, власть, земли и все мое богатство после смерти. Ты будешь моим наследником. Иди, займись этим немедленно, а я, напишу и отправлю письмо падишаху с просьбой о помощи, хотя вряд ли он чем-то поможет, он слишком занят собой и своими проблемами.
******
С того момента, как прискакал Темиш-паша из северных земель, наместник от нетерпения и неизвестности окончательно потерял покой. Он долго бесцельно бродил по коридорам и залам Анжи крепости не находя для себя места. В конце концов, он все же решился написать письмо падишаху. Не зная с чего начать, он долго думал. Все до предела раздражало его, и резной столик, который он в порыве гнева чуть не перевернул, и серебряная чернильница на лапках в обкладке тамбурного вязания бисером, алмазная чаша с изображением языческой богини, и даже песочница в виде костяной совы, которая всегда напоминала ему сбежавшего векиля Абдурахмана. Но как бы оно не было, он все же совладал со своими нервами и принялся за письмо.
В течение получаса, он самолично скрипел гусиным пером, сочиняя послание, при этом, аккуратно выводя, каллиграфическим почерком каждое слово и старался не делать помарок. Наконец, поставив жирную точку в конце, Фархад Абу-Салим окинул взглядом проделанную работу и остался доволен самим собой.
Свернув и запечатав послание, он взял со стола серебряный колокольчик и позвонил. На его зов тотчас явился дворцовый слуга.
– Скажи векилю пусть распорядиться собрать всех придворных хакимов после обеда в красном зале и пусть главный вестник срочно снарядит самый быстроходный корабль и отправит мое послание падишаху!
В просторном красном зале Анжи крепости было свежо и уютно. Солнце только-только поднялось и не успело нагреть еще умытую росами землю. Во дворе, вековые раскидистые платаны, словно кольцом окружают крепость. Как стражи они караулят под древними стенами и охраняют покой их обитателей. Окна в крепости высокие и светлые. Стены сплошь покрыты украшениями. Меж выгнутых дугою арок, красуются ветвистые оленьи рога, на стенах дорогое оружие поблескивает золотом, над входом в зал висит большой червленый щит, по бокам к нему, острием к острию знаменитые дамасские клинки, а сверху над ними лук и боевые стрелы, в искусно расшитом серебряными нитями и бисером, колчане. По стенам, там и тут развешены оленьи и турьи рога, шкуры диких животных и чучела птиц.
В тыльных углах зала – очаги для обогрева, выложенные из мраморного камня, но больше всего привлекала внимание роспись стен. Затейливые арабские узоры переплетались друг с другом, гамма красок и оттенков в сочетании с падающим на них солнечным светом, создавали ощущение какой-то игры, от чего красный зал Анжи крепости погружался в атмосферу восточной сказки.
Фархад Абу-Салим остановился перед открытым окном, долго смотрел вдаль на восходящее солнце, словно пытаясь проникнуть взором на северные границы своих земель. Напрасно. Только мысле дано преодолевать такие расстояния, только ей под силу перелететь через горы и моря. Наместник размышлял в эту минуту над тем, что может быть, в скором времени, ему придется оставить все это и лишиться власти и богатства. Возможно, он станет беглецом, ищущим пристанища в чужих землях, а может быть и того хуже, лишиться жизни. Степные племена, узнав о смерти Фейзуллы, с новой силой возобновили свои набеги. Наемные отряды едва успевали отражать участившиеся атаки и постепенно отступали к Семендеру. Все эти события могли, положить начало к большим переменам в Абескунской низменности и Фархад хорошо понимал это. Он тяжело переживал смерть своего друга и родственника Фейзуллы. Он осунулся и поблек, и, пытаясь разобраться в происходящих событиях, уединился в красном зале Анжи крепости. Наместник пытался размышлять на тему о том, кого бы назначить хакан-беком.*
– В эту решающую минуту нужна крепкая рука, чтобы возглавить войско, поднять его боевой дух, – думал он, – больше всего на эту должность подходит Темиш-паша, но он нужен мне здесь…
