— Если на какую-то долю будет претендовать Виктор, сын папы Сережи, мы выплатим ему эту долю, — сказал Игорь.
Мы решили закончить оформление дома и сохранить его под дачу. На зиму хорошо бы кого-нибудь пускать в дом, а летом приезжать в наш курортный край.
— Неплохо бы найти человека, как сторожа, платить ему немного, купить топлива, — посоветовал Игорь.
Этот вариант нам понравился, дали объявление в газету о том, что сдается дом под квартиру.
Подходил май, а дело с переоформлением дома заходило в тупик: то нотариус на больничном, то уехала на курсы, то потребовала доказать, что дом в прошлом действительно принадлежал моей бабушке.
Люда измучилась.
Подходило лето. Буйно цвели сады. Мы в доме нашли аккуратненькие пакетики с семенами овощей, собранными в последний раз заботливой рукой мамы Кати. Тут были семена моркови, свеклы, тыквы, огурцов. Решили не дать им погибнуть. Кто бы в доме ни проживал, овощи пригодятся. И Люда устроила небольшие грядочки. Рядом с ней в саду всегда была и я. Кажется, сколько ни дыши, все равно не надышишься душистым воздухом весеннего сада.
Все соседи засевали свои огороды. И лишь делянка под картошку, вспаханная папой Сережей под осень, оставалась черной. Скоро у всех зацветет картошка, а у нас — лебеда.
И Юрка с Людой в два утра по холодку засадили часть огорода картошкой, которой в погребе было немало. Пусть и наш огород цветет. Пятого мая к нам на своей машине приехал Игорь и привез ящики с олифой, растворителем, разными красками для наружного ремонта дома.
Документы по оформлению были все, наконец, собраны. Но официальное переоформление должны были сделать согласно закона после двадцатого мая. Решили заняться ремонтом.
В двух местах дома немного протекала крыша; железо стен, которым он был обит, тоже где-то проржавело и требовало покраски. И Люда развернула строительные работы. До малярных требовались многие столярные работы: ремонт карниза, замена досок, а их надо доставать, ремонтировать пилоны. Жизнь в Турках была не лучше городской — народ, отчаявшись, запил, и найти трезвого плотника стало проблемой. Бедняжке-Люде иногда и удавалось договориться с трезвым, но на второй или третий день он уже был пьяный. Пили поголовно все. С превеликим трудом многое все же удалось сделать, отремонтировать: карниз, пилоны, забор, ставни, ворота, заменить доску прогнившего пола в сенях.
Но были и радостные мгновения. Я с самого раннего детства не бывала здесь весной, не видела подснежников и ландышей. А они, оказывается, скрыли всю землю под вишней. И мы, жители пыльного Орска, наблюдали, чуть не затаив дыхание, как поднимался на грядках каждый росточек.
Начала спеть малина, появилась и первая смородина. Всего, конечно, не так много, но поесть хватало, и постоянно тянуло в сад. Поистине Турки — райское курортное местечко. Начала спеть вишня, а вскоре черешник и слива. А яблок — море. Они усыпали землю сплошным ковром, и нужно было выискивать на земле место, где можно было бы ступить ногой.
Было в саду все. Не было лишь моей мамы, которая так любила свой сад и каждый стебелек в отдельности. Не было на привычном месте у колодца и папы Сережи. Как же мне их не хватало, и сердце тосковало, казалось, все сильнее и сильнее. Все было как при них, но только не было их самих. Ум понимал, а сердце не мирилось и ныло непрестанно.
Вот здесь я садилась на кровать под яблоней, где мы так еще совсем недавно каждый день сидели с мамой, и она изливала мне душу.
Люди бывают разные. Есть человек-домосед. А есть человек-песня, человек-птица, ее не радует золотая клетка. Такой была моя мама Катя. Когда, жалея ее, папа Сережа предложил отдохнуть от работы, рассчитаться, домохозяйкой она не чувствовала себя счастливее, чем даже в те времена, когда задыхалась от работы. Она любила движение, многолюдие, вольный ветер.
Имея еще силу, она вырывалась из своей «золотой клетки» на свободу, каждую зиму ехала хоть ненадолго в Орск, а в Турках шла к людям: хоть на лавочку, хоть играть в карты или просто к соседям узнать новости, пошутить, услышать и запомнить новую песню. На каникулы ли или позже в отпуск я всегда привозила какую-нибудь песню. Она мгновенно подхватывала ее даже вторым голосом, хотя слышала впервые. Пожалуй, не было в стране такой песни, которую бы она не знала, потому что сама была не только человек-труд, но и человек-песня, человек-праздник. Никто из нас, к сожалению, не обладает таким музыкальным слухом, чтоб вторить сразу впервые услышанную песню, никто не обладает таким чистым голосом.
Когда пошатнулось здоровье, особенно после того, как она отравилась газом, почти отказали ноги, «золотая клетка» захлопнулась, десятки писем рассказывают о тоске ее вольной души. Она чувствовала себя беспомощной, потому что от всех нас зависимой, никого из нас не хотела огорчать и беспокоить, настаивать на поездке в Орск. Она потеряла силу, а вместе с ней и волю. Мне кажется, если бы у нее не случился перелом бедра, она все равно бы умерла вскоре от тоски. Жить так, как она жила последнее время, она бы не смогла.
Но сложись смолоду ее жизнь счастливо, она прожила бы более ста лет, так как природа наградила ее крепким здоровьем, ни в молодости, ни до последнего своего дыхания она ни разу ничем не болела {кроме малярии в Махачкале).
Нам постепенно нужно было бы жить всем вместе, шутить, петь. На людях ее вечно молодая душа продолжала бы еще долго жить, умея всему радоваться. Своей душой и лицом мама так и не стала старухой, так и осталась в моей памяти задорной выдумщицей и молодой.
Любя маму Катю и в память о них обоих, нам с Людой хотелось все подремонтировать, сохранить этот бесценный дом как драгоценный памятник.
Сделав плотницкие работы, Люда с головой ушла в малярку. Это оказалось еще сложнее. Случалось, что до четырех раз при упорных поисках удавалось договориться и даже начать покраску, но каждый раз срывалась работа по той же причине — пьянка. Мы не стояли в цене, сколько запрашивали, столько и платили, но дело было в другом — народ спивался.
И все-таки задуманное сделали, материально в ремонте помог Игорь, а привезенные им краски оказались великолепными.
Дом стал самым красивым во всей улице. С дворовой стороны сделали цементную отмостку, а к крыльцу — новые дубовые ступени.
Мы очень гордились своим домом.
Нашли и домоседку — старушку, которая не требовала с нас платы, как сторожу. Отказалась и от дров: ей обещала отдать дрова внучка, которая провела себе газовое отопление.
А мы планировали будущим летом вновь приехать в наши родные Турки, где за закрытыми ставнями даже в самые невыносимые знойные дни было прохладно, и мне дышалось хорошо. Это было спасение от Орска, пыльного и знойного, когда в кирпичном доме, раскаленном на солнце, как печка, да еще с огромными окнами, бывает некуда деваться.
Мы собрали с огорода овощи, продать не сумели, спустили в погреб, предложив домоседке ими пользоваться. Их останется и нам, если приедем летом: урожай хороший.
Запланировали на будущее выправить одну стену дома со стороны двора {если это потребуется после тщательного обследования). Приблизительно по этому вопросу договорились с одним из самых опытных плотников.
А пока собирались домой.
Естественно, от ремонтных забот мы устали, но было чувство удовлетворения, что мы поддерживаем родное гнездо, где жили родители, где каждое лето проводили мои дети, а так же все семьдесят лет бывала и я.
Кроме всего прочего, ремонтные дела отвлекали от горьких воспоминаний.
Приехал Игорь, чтобы помочь нам выехать, наконец, из Турков. Я заметила в нем какую-то перемену: от глаз матери не спрячешься. Но зная его характер, расспрашивать не стала: если захочет, скажет сам.
Итак, мы временно покидали свое поместье, которое передавалось от предков к потомкам, с ним связано слишком много воспоминаний у всех поколений, даже у младшего. Этот дом помнит много горестей и много радостей.
В турковской земле лежат родители, и кроме нас никто не навестит их могилы.
Не знаю, как все сложится дальше, но продавать дом я не хотела бы, да наш старенький дом и не имеет материальной ценности.
— По-моему, мама, — сказала Люда, — я люблю этот дом даже больше, чем ты и не вынесла бы, если бы мы его продали.
Глава 13. В Орске
Год назад, только что закончив ремонт, мы оставили дома Карякиных. Но квартиру стало не узнать: стены требовали побелки, полы покраски, полностью вышла из строя сантехника, выломаны ручки и замки во входных дверях.
И снова пчелка-Люда засучила рукава. Из-за того, что Люда долго отсутствовала на работе, и чтоб теперь дать ей заработать, отправили в отпуск без содержания всю группу. С Людой работает лишь начальница и то для того, чтоб в штампе чертежа стояла еще одна подпись, подпись проверяющего.
