— Поговори со своим мужем, дитя, — сказала Рамона. — Может быть, так он поймет, что послушание — это выгодно.
Сейчас ее голос шелестел мертвыми листьями, медленно опускающимися на холодную землю. Вероника скользнула ко мне, расстегнула молнию на моей куртке и прижалась всем телом. Так, что я ощутил ее соски. Ее окутывал душный запах пудры, от которого у меня зачесалось в носу. Тонкий аромат начинающегося разложения под ним едва угадывался.
Любопытно. Похоже, ей давно не приходилось питаться.
— Как я рада, что ты пришел, дорогой, — прошептали она. — Чего бы тебе хотелось сегодня?
Лучшее, что она могла сделать для меня, — это оставить в покое. Интересно, что получится, если я чихну прямо ей в волосы?
— Как обычно, — ответил я. — Чтобы тебя не было. Это возможно?
— Ты боишься меня, любимый. Именно поэтому ты говоришь мне такие злые и несправедливые вещи. А ведь это я сделала тебя таким, какой ты есть. — Ника улыбнулась, показывая, что не сердится на меня. — Я подарила тебе этот прекрасный новый мир, о котором ты даже не узнал бы без моей помощи.
Прекрасный новый мир? Это тот, в котором вампиры живут рядом с людьми? С одной стороны, конечно, лучше знать о таких вещах, чем не знать. Вот только с другой стороны, я был гораздо счастливее в своем неведении.
— Знаешь что? — сказал я. — Лучше бы ты оставила свой подарок себе. Моя жизнь нравилась мне гораздо больше, пока в ней не появилась ты.
— Я в твоей крови, Кир. — Ника одним пальцем погладила мою вспотевшую шею. — И это значит, что тебя всегда будет тянуть ко мне.
Черт.
У меня и правда внутри что-то дрогнуло. Сердце? Нет, скорее — печень.
Пять лет назад я чуть не сдох, вытравливая из себя ее слюну. Выл, промывая укус святой водой пополам с медицинским спиртом, бился башкой о стену ванной и почти ничего не ел. Перепробовал все антигистаминные препараты, которые смог найти. Лучше всего был кларитин, но и он не со всем справлялся.
Я почти не сомневался, что умру, но и это казалось мне неплохим выходом. В первый раз всегда бывает трудно. Потом то ли привыкаешь, то ли взаправду легче становится.
— Это ничего не значит, — сказал я. — Ты мертвая. А я не страдаю некрофилией. Если ты не заметила, от тебя воняет.
Глаза у нее опасно сузились. Она выгнулась, как кошка. Только что не зашипела.
— Я могла бы убить тебя прямо сейчас, — очень тихо сказала Ника.
— Не могла бы. Кишка тонка, — мстительно сказал я. — Хозяйка не позволит.
Этот козырь крыть ей было нечем, однако я здорово рисковал, целенаправленно выбешивая ее. Молодые вампиры нередко теряют над собой контроль, а Ника была слишком близко от меня, чтобы Рамона или кто-нибудь из ее приближенных успел среагировать. Веронику, конечно, наказали бы, но позже, когда мне от этого не стало бы ни тепло ни холодно.
Сам не знаю, что на меня нашло.
Может быть, дело было в том, что я действительно ее ненавидел. Так часто бывает, если люди расстаются по-плохому.
В мире существует не так много вещей, с помощью которых мне можно сделать больно. Я не имею в виду — ногу сломать или по почкам врезать. Обычная физическая боль — не самая страшная штука. Тем более что заживает на мне все как на собаке, лишь бы сумел до больницы доползти.
Я уже говорил, что вампиры — это зло? Наверняка.
Им нравится пугать, но еще больше им нравится, когда удается найти уязвимую точку внутри человека и давить на нее, питаясь волнами боли. Унизить того, кто не переносит унижения. Втереться в доверие и обмануть, если для тебя обман близкого — хуже смерти. Вывернуть наизнанку все твои слова и поступки, убедить в том, что ты не заслуживаешь права жить — и оставить рядом, не позволив покончить с собой. Любоваться и напоминать, что ты все еще никуда не годишься. Это как клубника со сливками.
Говорят, что люди всегда помнят свою первую любовь, даже если она не перерастает ни во что серьезное.
Поверьте мне, своего первого вампира человек помнит куда лучше. Это как неудачно сросшийся перелом, который у вас всегда будет ныть к перемене погоды.
Не смертельно, но навсегда.
Неудивительно, что Рамоне понравилось наше маленькое представление. Она негромко рассмеялась и — я не заметил, как это произошло, — вдруг оказалась совсем рядом со мной, Так близко, что это было почти невыносимо.
Я не видел, как она двигается, когда она этого не хотела.
Плохой признак. Очень плохой. Если ей вздумается убить меня, она это сделает.
— Как это прекрасно! — воскликнула она. — Нет ничего лучше новой встречи старых любовников. Я так рада, что смогла развлечь тебя!
— Отличное шоу, — сказал я. Голос у меня не дрожал. Просто молодец, ничего не скажешь. — Я все понял. Теперь мы можем перейти к тому делу, ради которого вы меня сюда позвали?
— И что ты понял, чачо? — Она буквально лучилась дружелюбием. — Я хочу, чтобы ты сказал это вслух. Пашенька, теперь ты можешь отпустить мальчика.
Это оказалось дико приятно — наконец-то опустить руки выпрямить спину. Так приятно, что я чуть не застонал. Рамона едва взглянула на Веронику — и та резво метнулась к дальней стене. Это оказалось еще приятнее.
— У вас есть отличный способ отравить мне жизнь, если я не соглашусь, — признал я. — Спасибо, что хоть предупредили.
— Мне не нужно мучить тебя, чачо, — улыбнулась Рамона. — Только заставить сделать то, о чем я прошу. Я очень практична, но отнюдь не жестока. Во всяком случае, не всегда жестока.
Ага. Кому-нибудь другому расскажи эту сказку. Если бы не дело, для выполнения которого я требовался ей живым и по возможности здоровым, она бы с удовольствием запытала меня насмерть прямо здесь. Эдакое приятное дополнение к интересной беседе.
— И чего вы хотите? — спросил я.
— Я хочу, чтобы ты поднял кое-кого для меня. Мне говорили, что ты не делаешь зомби, но я знаю много способов убеждения. Признайся, ты ведь уже поднял одного муэрто? — Она улыбнулась, слегка приподняв верхнюю губу — так, чтобы были видны зубы.
Начинай бояться, мальчик, потому что собачка уже теряет терпение.
Это было лишним, потому что я и так боялся. Другое дело, что я не обязан делать то, что мне диктует мой страх.
— Я не поднимал его, — отозвался я.
— Если муэрто ходит и говорит, значит, кто-то поднял его. — Рамона покачала головой. — Не глупи, чачо. Неужели ты думаешь, что в этом городе недостаточно глаз, которые открываются для меня, стоит мне захотеть посмотреть на что-нибудь?
— Я не поднимал его, — повторил я. — Мне оказалось проще надеть мертвое тело, которое ты так любезно подкинула мне, на себя.
— Это Ника придумала, — сказала Рамона. — Надеюсь, ты оценил изящество нашей шутки.
Кажется, она мне не поверила.
Ну и черт с ней.
— Я дам тебе тело одного из нас, — продолжила она. — Ты должен будешь поднять муэрто, чтобы он сказал, где тот, кто убил его. И я дам тебе имя, на которое откликнется мое дитя, где бы теперь оно ни скиталось.
— Здесь я ничего делать не буду, — вежливо, но твердо сказал я. — Это не мой каприз. Мне нужны мои вещи и нормальные условия для работы. Может быть, это ужасно прозвучит, но мне трудно сосредоточиться в логове вампиров.
— Жаль. — Она опустила глаза на мгновение. — Но я понимаю это. Страх — хороший погонщик, но не для всех и не всегда. Я позабочусь о том, чтобы ее нашли и отвезли туда, где ты привык работать.
— Ее?
— Это важно?
— Нет. — Я покачал головой. — Для дела — неважно.
Фактически нет никакой разницы, кого поднимать — женщину или мужчину. Вампир всегда остается вампиром. По сравнению с этим половые признаки вообще ничего не значат. Главное — почаще себе об этом напоминать. Может быть, тогда моя совесть заткнется.
— Как ее зовут? — спросил я.
— Катарина, — сказала Рамона.
«Непорочная». Самое подходящее имя для кровососки. Я не думал, что Рамона соизволит ответить мне, но все-таки спросил:
— Почему я?
— Потому что только ты способен это сделать. — Рамона улыбнулась. — Я очень старая, чачо, это правда. Но я все еще достаточно хорошо вижу. Мертвая кровь входит в живое тело, чтобы владеть им. Тело — ее пища, дом и прислуга. И не имеет значения, насколько силен был тот живой, которого выбрала мертвая кровь. Носитель мертвой крови служит ей с того дня, когда она изменила его. Но у тебя вышло иначе. Ты заставил ее работать, как бесправную невестку, не давая ничего взамен, Мне нравятся особенные люди.
Она так выделила интонацией слово «нравятся», что я вздрогнул. Мне не слишком-то хотелось нравиться тысячелетнему вампиру.
— И поэтому я хочу предложить тебе временный союз, — закончила она.
— Нет, — быстро сказал я. Еще чего не хватало!
— От тебя требуется не так много, чачо. — Она покачала головой. — Дай мне попробовать твою кровь. Только попробовать. У нас есть общий враг, и он так силен, что я не могу добраться до него. Ты можешь найти его, но он убьет тебя, не прилагая к этому особых усилий. Это удивительное совпадение интересов и, может быть, начало большой дружбы.
