— Я сказал, отгони свою гребаную машину.
Затем он двинулся вперед, спрыгнул с крыльца и прошел мимо Лэша к своему грузовику. Открыл дверцу, и та громко скрипнула.
Лэш повернулся к нему, увидел, как Коди остановился, изменил направление и пошел обратно к Лэшу.
— Ключ-карту, — потребовал он, протянув руку ладонью вверх.
Губы Лэша дрогнули, и он достал бумажник.
— Приятель, сегодня на ночь ты снимешь другой номер, — продолжил Коди.
— Хорошо, — пробормотал Лэш, вытаскивая ключ-карту и передавая ее Коди, который быстро выхватил ее, повернулся и зашагал обратно к грузовику. — Фредди, лучше отгони машину, — крикнул Лэш, но Фредди уже сидел за рулем, улыбаясь широченной, гребаной, белозубой улыбкой.
Фредди едва успел убрать машину с дороги, как грузовик дал задний ход, развернулся и помчался по дороге.
Лэш неторопливо подошел к «Линкольну» и устроился на пассажирском сиденье.
После того как он закрыл дверцу и пристегнул ремень безопасности, Фредди поехал по дороге намного медленнее.
— Кажется, все прошло хорошо, — пробормотал Лэш.
— Да, черт возьми, — пробормотал Фредди в ответ.
Наступила тишина.
Затем Фредди тихо произнес:
— Чувак, ты гей?
Лэш вздохнул.
Затем собрался с духом и подтвердил:
— Да.
— У меня есть кузен, которого я должен тебе представить. Ты абсолютно в его вкусе, — ответил Фредди. Взгляд Лэша метнулся к нему, Фредди взглянул на Лэша, затем снова на ветровое стекло и опять улыбнулся широченной, гребаной, белозубой улыбкой.
Лэш посмотрел на дорогу и замер, напрягшись примерно на полсекунды до того, как начал ухмыляться.
Глава 26
Скажи это
Когда дверь в номер открылась, я, лежа поперек кровати в крошечных черных трусиках и черной атласной ночнушке, бретельки которой перекрещивались на почти полностью открытой спине, подол чуть прикрывал мне зад, разрезы по бокам шли до самой талии (комплект купил мне Лэш, он не только следил за красивой одеждой для вечера, костюмами и интерьером, но и был адски хорош в плане нижнего белья), не отрываясь от просмотра фильма, который взяла напрокат в отеле, поприветствовала вернувшегося Лэша.
Лэш отлучился без объяснений, сказав, что ему «нужно кое-что уладить». Я не вдавалась в подробности. Лэш владел успешным клубом, ему часто приходилось «кое-что улаживать». Так часто, что он не мог избежать этого, и я знала, часть этих дел, в конечном итоге, доберется до нас здесь.
Поэтому, не отрывая глаз от телевизора, заявила:
— Дорогой, полагаю, предупреждать персонал обслуживания номеров о том, что у меня срыв из-за горячего парня, было излишним. Они не принесли мне нож и «забыли» его даже после того, как я позвонила им с просьбой, что он мне нужен, поэтому пришлось резать багет и мазать на него паштет вилкой.
Наступила тишина, затем я почувствовала в спальне присутствие Лэша.
— Ты не выглядишь так, будто у тебя срыв из-за горячего парня.
Голос принадлежал не Лэшу, и мой взгляд метнулся к широкому дверному проему, ведущему в спальню, где, прислонившись плечом к косяку, стоял Грей, он скрестил руки на груди, ноги в лодыжках, и глядел на меня.
Я лежала на боку, облокотившись рукой на кровать и подперев ею голову, но при виде Грея, воздух из легких, словно выкачали, я резко выпрямилась и уставилась на него.
Взгляд Грея не отрывался от меня, затем скользнул вниз по моему телу, выражение его лица сменилось тем, которое я не видела уже семь лет. Тем, что я наблюдала чуть больше двух месяцев и очень часто. Тем, который я никогда не забывала, ни на день, и который сильно повлиял на мое тело.
— Боже святый, — пробормотал он.
— Как ты сюда попал? — прошептала я.
Его взгляд переместился на меня, он вытянул руку и между двумя длинными пальцами показалась ключ-карта.
Но Грей так ничего и не ответил.
— Как ты ее достал? — спросила я.
Он небрежно сунул ключ-карту в задний карман, снова скрестил руки на груди и, не сводя с меня глаз, продолжал молчать.
— Грей? — позвала я.
— Ты спишь с ним.
Это было утверждение — не вопрос.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я выдержала его взгляд и по какой-то нелепой причине тихо объяснила:
— Перед сном, мы шепчемся о том, как прошел наш день, и он любит обниматься. Мне это нравится. Я не чувствую себя одинокой, даже во сне.
Грей оттолкнулся от дверного косяка и направился к кровати, говоря:
— Я запомню это.
При его движении я поднялась на колени и отодвинулась, спрашивая:
— Что?
— Я запомню, что перед сном, ты любишь шептаться о том, как прошел день и тебе нравится обниматься. Я это запомню. Хотя, последнюю часть я уже знал.
Я ударилась о спинку кровати и сменила направление, быстро соскочив на пол и повторяя:
— Что?
Грей тоже изменил направление, обошел кровать и направился ко мне, со словами:
— Думаю, ты меня услышала, Айви.
Что происходит?
— Что ты здесь делаешь?
Он был почти рядом со мной, когда заявил:
— Я же сказал, что нам нужно поговорить. Сначала мы займемся другими делами, а потом поговорим.
От его присутствия, его действий и слов мое сердце подскочило к горлу, а затем мои ноги запрыгнули на кровать. Я пробежала по широкому матрасу и спрыгнула с другой стороны, глядя на дверной проем, зная, что веду себя как сумасшедшая, но мне было плевать, и тут я увидела, что Грей изменил направление и снова приближается ко мне.
Если он поставил себе цель добраться до меня, то быстро с ней справится. Я знала. Мне не устоять.
— Стой! — воскликнула я, поднимая руку, но он даже не замедлился.
Однако, заговорил.
— Честное слово, куколка, лучше тебе перестать бегать в этой гребаной ночнушке. Ты меня убиваешь.
Я часто дышала, хоть и не двигалась, не в состоянии сосредоточиться на всем, что чувствовала. Паника — немного. Смятение — определенно. Возбуждение.
О, да.
Как это обычно бывает, паника победила, и я бросилась к гостиной, даже не понимая, зачем, но меня поймали, обхватив рукой за живот, притянули к твердому телу, быстро развернули, и я начала падать. Грей приземлился на кровать, я приземлилась на Грея, затем он соскользнул с меня и перекатился, оказавшись сверху.
Да, именно так.
Сверху.
Я приняла тяжесть его тела, мне она всегда нравилась, и смотрела в его горящие глаза.
О Боже.
– Грей... — прошептала я.
— Бл*дь, Господи, бл*дь, — прошипел он, опустившись лбом на мой лоб. — Как же я скучал по тому, как ты так произносишь мое имя.
Глаза заволокли слезы, сердце забилось в три раза чаще.
— Что происходит? — прошептала я.
Он вновь поднял голову, обхватив ладонью мое лицо, большой палец скользнул вверх по моей скуле, утирая влагу под глазом.
— Айви, умоляю, не плачь больше.
Я сделала дрожащий вдох, пытаясь взять себя в руки, преуспела в этом усилии и повторила:
— Что происходит?
— Мне нужно, чтобы ты знала, я не считаю тебя кем-то, кроме как Айви.
В замешательстве я слегка покачала головой и спросила:
— О чем ты?
— Ты не кто иная, как Айви. И видя, как эти два парня защищали тебя, никогда и не была.
— Я не... — Я прочистила горло, потому что голос звучал хрипло: — Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Я не считаю тебя шлюхой. Не считаю тебя дрянью. Не считаю, что ты кто-то, кроме Айви, — самое прекрасное создание, которое я увидел семь лет назад, и, серьезно, самое охрененно прекрасное создание, которе я увидел пять минут назад в этой гребаной ночнушке.
Я замерла под ним, взгляд не отрывался от его лица.
Грей еще не закончил.
— Я любил тебя тогда. Люблю и теперь. Я любил тебя каждый день все те семь лет. Твой уход, всколыхнул воспоминания о моей маме, о том, как отец цеплялся за нее. Он ее любил, Господи, как же он ее любил. Ее уход съел его живьем. Он так и не оправился. Никогда. И эта боль проникла в самые глубины, превратившись в горечь, так что, когда она вернулась, он не смог ее простить. Три года они жили в одном городе, а он так и не простил ее. Придя на его похороны, она выглядела подавленной. Правда. Словно ее миру только что пришел конец, и даже сейчас я вижу это в ее глазах, то, что она потеряла, что выбросила, то, чего уже никогда не вернуть. Таким был я, когда ты ушла, Айви. Я знал, что тоже самое происходит со мной, чувствовал это, понимал, прожив с отцом, что его история повторяется и со мной, и ни хрена не делал, чтобы попытаться это остановить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
