Он не мог говорить серьезно.
Такого не бывает на самом деле.
— Ты любишь меня? — выдохнула я.
Его глаза не отрывались от моих, и напряженность не покидала его.
— Да.
— Ты любишь меня, — заявила я.
— Да.
— Каждый день все семь лет?
— Каждый день, каждую минуту, каждую секунду с тех пор, как ты ушла от меня.
О боже.
О боже мой.
Я посмотрела ему в глаза.
Он говорил серьезно.
Это происходило на самом деле.
О боже.
Грей снова скользнул большим пальцем по моей скуле и мягко произнес:
— Теперь, понимая это, можешь расслабиться, чтобы я поцеловал тебя, потом трахнул, потом мы поговорим о важном дерьме, потом я трахну тебя снова и мы ляжем спать, а перед тем, как заснуть, будем обниматься.
Я снова уставилась на него, а затем прошептала:
— Скажи это.
— Сказать что?
— Прикажи мне признаться тебе в любви.
В тот момент, когда слова слетели с моих губ, его глаза закрылись, тень боли пробежала по его лицу, и он склонил голову, прильнув к моей щеке.
Он вспомнил.
Он тоже скучал по этому.
Сильно скучал по этому, как и я.
Затем его рука нашла мою, его пальцы крепко сжались, а губы приблизились к моему уху.
И он прошептал слова, которые я жаждала услышать более семи долгих лет:
— Скажи, что любишь меня, Айви.
Я повернула голову, обвила его шею рукой и прошептала в ответ:
— Я люблю тебя, Грей.
Он поднял голову, я же продолжала поворачиваться к нему, и, приблизившись, наши губы соприкоснулись.
Нам нужно было многое наверстать. Семь лет.
И было ясно, что у нас обоих на уме одно и то же.
Отчаянно, даже жадно, хватая ртами, водя языками, натыкаясь руками друг на друга, я сорвала его футболку через голову, а затем дернула за ремень. Грей принялся расстегивать молнию, а я двинулась вниз, снимая с него ботинки, носки, стягивая за штанины джинсы.
И вот он оказался обнажен, великолепен и тверд, тверд везде. Он откатился от меня и, вжух! Мои трусики исчезли, вжух! Ночнушка исчезла, и тут мы набросились друг на друга, возбужденные, почти обезумевшие, будто один из нас мог раствориться в воздухе, и у нас был только этот момент.
Пальцы Грея оказались у меня между ног, заставляя всхлипнуть ему в рот, а моя рука, ласкающая его член, заставляла его стонать в мой. Грей задвигался.
Он приподнялся, рывком утягивая меня за собой. Усадил на себя, мои ноги раздвинулись, оседлав его бедра, его рука обвилась вокруг моей талии, и он потянул меня на себя, наполняя.
Грей внутри меня, наполнял, соединялся со мной.
Да.
Я вцепилась в его волосы, сжимая кулаки, уронила голову, врезавшись лбом в его лоб, и начала двигаться. Вверх, вниз, снова и снова, с тем же отчаянием, охватившим нас обоих с самого начала. Я прижалась к его губам поцелуем, наше дыхание смешалось. Я продолжала двигаться, как и мой рот, приоткрыв губы, кончиком языка скользнула вниз по его щеке, вдоль челюсти.
Боже, мне нравился его вкус.
Всегда нравился.
Грей скользнул руками вверх по моей спине, собирая волосы в кулаки, удерживая их у шеи, он крепко меня обнимал, пока я продолжала на нем скакать.
У меня не заняло много времени, чтобы кончить, прошло более семи лет, волна удовольствия накрыла меня стремительно, и я выдохнула:
— Грей.
Он услышал, знал, что сейчас произойдет, и опрокинул меня. Я приземлилась на спину, а Грей продолжал толкаться, и, когда яркий, жгучий, прекрасный вихрь пронесся сквозь меня, набросился на мои губы, и я простонала оргазм ему в рот. Обе его руки подхватили меня под колени, дернули вверх, и, все еще мяукая от восхитительного послевкусия оргазма, я продолжала принимать его, покачивая бедрами, чтобы взять больше, дать ему больше. Он уткнулся лицом мне в шею, кряхтя при каждом толчке, крепко стискивая мои колени, и я знала, что он близко.
— Малыш, я хочу тебя видеть, — прошептала я, и он поднял голову.
Я потянулась к его руке, взяла ее, он переплел наши пальцы и прижал ее к кровати рядом со мной, продолжая входить в меня.
— Я скучала по тебе, — продолжала шептать я, наблюдая за его лицом, упиваясь его красотой. — Как же сильно я скучал по тебе, Грей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он не сводил с меня глаз и продолжал двигаться, шепча в ответ со стоном:
— Моя прекрасная Айви.
— Я скучала по тебе, милый.
И он отдался мне. Войдя глубоко, откинул голову назад, затем уронил ее вперед, его лоб прижался к моему лбу, и я наблюдала, как по его лицу разбегается удовольствие, пока его бедра снова, снова, снова, снова и в последний раз вбивались в меня, прежде чем замереть на месте, и Грей всем весом обрушился на меня.
Почувствовав, что его оргазм стихает, я снова прошептала:
— Я скучала по тебе.
Грей закрыл глаза, а затем наклонил голову и поцеловал, влажно, глубоко, да, Боже, да, я скучала по нему.
Его губы соскользнули к моей челюсти, уху, вниз, и он потерся носом о шею, отпустив мою ногу, которую все еще удерживал под колено. Я сдвинула ноги вниз, обхватывая его ими, свободной рукой Грей погрузился в мои волосы и переместил наши сцепленные руки к своей груди, зажимая их между нами.
Наконец он поднял голову, но не посмотрел на меня. Он перевел взгляд к моим волосам, и я наблюдала, как он следит за своими движениями, чувствуя, как перебирает их, будто укладывает веером поверх одеяла.
Он не торопился; выражение его лица поглотило меня, затем его глаза встретились с моими.
— Ты их не стригла, — тихо заметил он.
— Никогда, — подтвердила я.
— Теперь они длиннее.
Да. Намного длиннее.
— Да.
Он пристально смотрел на меня, и я увидела, как что-то вспыхнуло в его глазах, больше боли, но и понимания тоже.
— Ты сделала это для меня.
Да. Я никогда не стригла волосы, разве что только чуть подравнивала кончики, и делала это для него.
— Да, — прошептала я.
— Находясь в разлуке, зная, что это для меня значит, ты не стриглась ради меня.
Я сжала губы. Его голос звучал грубо, хрипло, в нем слышалась мука, будто слова приходилось выдавливать с силой.
— Бл*дь, Айви, — прошептал он.
Я закрыла глаза и приподняла голову, утыкаясь лицом ему в шею.
Он сжал мою руку, и я почувствовала, как он повернул голову, говоря мне на ухо:
— Сейчас я оставлю тебя в покое, куколка. Тебе нужно снова надеть свою милую ночнушку. Нам есть о чем поговорить, и я хочу, чтобы при этом ты не чувствовала себя уязвимой. Хорошо?
Я сделала дрожащий вдох, кивнула, прижавшись лицом к его шее, затем он мягко выскользнул, скатился с меня и потянул за собой. Не выпуская из объятий, слез с кровати и поставил меня на пол в кольце своих рук, но не отпустил.
Я запрокинула голову назад и взглянула на него, увидев, что он пристально смотрит на меня.
— Ты также должна знать, я хочу, чтобы ты снова надела эту ночнушку и эти трусики, потому что они мне чертовски нравятся.
Затем он ухмыльнулся и подарил мне ямочку.
Мне хватило наносекунды, чтобы сделать выбор. Взглянуть на эту ямочку впервые за много лет, видя, как она делала его суровую мужественность такой чертовски милой, вспоминая, как сильно я ее любила, все еще чувствуя эту любовь и возвращая ее, снова разразиться неконтролируемыми слезами. Или взглянуть на эту ямочку впервые за много лет, стоя голой в его объятиях после того, как он сказал, что все еще меня любит, а потом занялся со мной любовью, сдержаться, и, оставив прошлое позади, двигаться вперед с Греем.
Я выбрала второй вариант.
И поэтому улыбнулась в ответ. Было тяжело, боль рвалась наружу, поэтому моя улыбка дрогнула. Но я справилась.
При виде этого, по его лицу пробежала тень, но он принял то же решение, что и я. Я поняла это по тому, как он опустил голову, коснулся губами моих губ, снова поднял голову и крепко сжал в объятиях.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Затем приказал:
— Одевайся, милая.
Я кивнула, схватила ночнушку и трусики. Натянув ночную через голову, пошла в ванную, привела себя в порядок, надела трусики и вышла.
