1990 года можно считать временем «четвертой русской революции», в ходе которой была уничтожена советская государственность и сломан хребет СССР. Именно 14 марта 1990 года должно рассматриваться как дата политической смерти СССР. Под этим углом зрения роль правозащитного движения в сокрушении СССР кажется более существенной, чем это принято сегодня считать и чем это ранее казалось мне самому. Конечно, СССР на части разобрали партийно-советская номенклатура и криминалитет. Но застрельщиками на начальном этапе выступили именно правозащитники. Они навели прицел революции на нужную цель.
После ликвидации «внутреннего», «партийного» государства «внешнее» «советское» государство безжизненно провисло. Оно стало и не государством вовсе, а жалкой его тенью, пародийной копией. С тех пор полуживые, будто разбитые параличом, функционирующие больше по инерции, чем за счет какой-то внутренней силы, государственные институты лишь дискредитируют воспоминания о былой мощи государства Российского. Вот уже треть века русское государство находится на аппарате искусственного дыхания: оно существует, но оно не живет.
И тем не менее нельзя сказать, что государства вовсе нет. Трамваи по улицам ходят, и вообще, все, что положено иметь «приличной» власти, русская власть вроде бы имеет. Есть полиция и жандармерия, есть армия и как бы суд, функционируют бесплатное образование и бесплатная медицина, люди получают пенсии, пользуются общественным транспортом и т. д. В чем же тогда дело?
А дело все в том, что русское государство перестало быть особенным. Оно стало обыкновенным, т. е. таким же, как и все другие несостоятельные государства.
Для России, какой мы ее привыкли видеть на исторической сцене по крайней мере последние триста лет, иметь такое государство – равносильно смерти. Но в планетарном масштабе ничего страшного не произошло, поскольку и с таким государством Россия сможет еще очень долго влачить жалкое, но царственное существование, «звеня» старыми орденами в обозе мировой истории среди десятков себе подобных неудачников.
Россия сегодня похожа на сверхзвуковой лайнер, который из-за поломки двигателя вынужден был спуститься вниз, занять место в другом эшелоне и теперь плетется до пункта назначения со скоростью «кукурузника».
Конечно, в России есть государство. В его наличии легко убедиться воочию, пересчитав количество полицейских на тысячу душ населения. Но это уже совсем не то государство, которое было раньше и которое было способно творить чудеса, позволяя, по образному выражению, приписываемому Уинстону Черчиллю, в считанные десятилетия проходить путь от сохи до ядерной бомбы. Теперь это «нормальная Византия» с ее извечными интригами, клановой борьбой, вселенской бюрократией и космическим мздоимством. Соответствующими являются и темпы культурного прироста – почти постоянно отрицательная динамика.
Все усилия, направленные на то, чтобы придать этому обломку «космическое ускорение», проходят впустую. Движок русской истории отказывается заново запускаться. За три десятка лет тусклого существования случилось несколько попыток реанимировать этот движок. Россия то давала «полный вперед», то пятилась «задним ходом». И то и другое у нее получалось плохо.
Первой «наивной» попыткой взять и просто перезапустить двигатель как раз и стал знаменитый августовский путч, который, по общепризнанной версии, якобы добил СССР. На самом деле СССР к этому моменту был мертв. Группа «коммунистических» реаниматологов попробовала его оживить при помощи полицейской дубинки. Разумеется, что ничего, кроме конвульсий, из этой попытки не вышло. Страна дернулась от боли и снова рухнула. Единственным следствием этой акции стало юридическое закрепление очевидного политического факта. В декабре 1991 года СССР было выдано свидетельство о смерти.
Второй «романтической» попыткой стал прожект строительства в России «государства европейского типа» на базе «рыночных ценностей». В январе 1992 года Борис Ельцин дал старт работе по созданию нового, либерально-большевистского государства. Этот проект был обречен на провал, поскольку изначально являлся противоречием в себе самом: своей целью он ставил создание рыночной экономики, но при этом отрицал верховенство права, которое является главным условием ее существования. Правительство внедряло в сознание масс уважение к рынку, в то время как внедрять туда нужно было уважение к закону.
Фиаско не замедлило наступить – не как для ГКЧП, но тоже довольно быстро. В 1993 году либерально-большевистская программа потерпела сокрушительное поражение. Расстрел парламента, отмена конституции, узурпация власти одной из сторон, какими бы политическими мотивами это ни объяснялось, свидетельствовали об окончательной победе в России целесообразности над законностью (собственно, ничего другого при данном уровне политической культуры и быть не могло). А это ставило жирный крест на «европейском» пути развития. Не одолев дорогу в гору, машина русской государственности стремительно покатилась вниз.
В 1993 году Россия надорвалась. Все последующие годы, вплоть до самой отставки Бориса Ельцина в канун 2000 года, Россия проводила «имитационную» внутреннюю политику. Правительство топталось на месте, создавая видимость, будто занимается государственным строительством. На самом деле ничего не строилось, а под разговоры о демократии и рынке шло плохо прикрытое разграбление страны наспех сколоченными воровскими и бюрократическими кланами.
Первый постсоветский застой продлился вплоть до 2000 года. Дело не в том, что эти годы были потрачены впустую. А дело в том, что именно в это время сформировался тот криминальный тренд, который впоследствии окончательно завел Россию в тупик.
За этот период Россия пережила две волны криминализации экономики. Сначала в 1993–1994 годах произошла массовая («народная») криминализация. Исследователи из далекого будущего, перед которыми будут открыты ныне закрытые базы данных, скорее всего, с удивлением обнаружат, что именно к этим годам восходят все сколько-нибудь значимые русские криминальные истории. Затем в 1996–1997 годах в ходе так называемых «залоговых аукционов» произошло окончательное перераспределение ресурсов и была заложена основа процветания криминальной олигархии в России. В считаные годы Россия из сверхдержавы превратилась в страну третьего мира со всеми атрибутами, в числе которых неконтролируемая коррупция и всесильная мафия.
Но живо еще было поколение, которое помнило другую Россию. Росло всеобщее раздражение и симпатии к «старому доброму государству». Там, где есть спрос, будет и предложение. В России исподволь накапливался потенциал для третьей «ностальгической» попытки реставрировать дееспособную власть. Реставраторы советской политической старины действовали скорее по наитию, чем в соответствии с каким-то заранее составленным планом.
Главный герой культового романа Ильфа и Петрова, как мы помним, затеявший шахматный турнир в Васюках, был бы страшно удивлен, если бы ему рассказали, что он разыграл на шахматной доске мудреную комбинацию. Я полагаю, что и Владимир Путин со своими сподвижниками в те славные годы, когда он начинал российские контрреформы, был бы сильно озадачен, если бы ему рассказали, что он пытается воссоздать в России внутреннее государство. Тем не менее именно это стало конечным результатом его усилий.
Справедливости ради надо сказать, что в самом начале своей политической карьеры Владимир Путин предпринял робкую попытку двинуться по пути раннего Ельцина и построить в России «европейское» государство. Были задуманы многочисленные, так и не реализовавшиеся (а в некоторых случаях, таких как суд, реализовавшиеся с точностью до наоборот) реформы. В этих мечтаниях прошло около двух лет, и к 2003 году началось «реверсное» движение к вертикали власти.
Здесь не место для подробной характеристики политического строя, сложившегося в России в первое десятилетие XXI века. Поэтому многие важные детали придется опустить. Задача состоит исключительно в том, чтобы определиться с природой и основными функциональными чертами этого строя. С этой точки зрения пресловутая властная вертикаль, воссозданная Владимиром Путиным, была не чем иным, как скрытым, основанным на неформальных взаимоотношениях, альтернативным (параллельным) механизмом осуществления власти, позволяющим частично компенсировать слабость формальных государственных институтов и восстановить управляемость государственной машиной.
Доказано, что в ходе эволюции природа обычно использует в своих целях те материалы, которые находятся ближе всего («под рукой»). Из них и «лепятся» органы и ткани, необходимые для выживания и приспособления к новым условиям обитания. Нечто подобное происходит и с обществом.
