– бьюсь об заклад – система далеко не изолированная, а открытая; она впускает энергию и является частью более крупной изолированной системы, просто ты пока не понял какой.
Вокруг первого круга я нарисовал второй, побольше, затем стер часть внутреннего круга, отчего тот стал похож на букву «С».
– Видишь? – спросил я.
Дэн кивает.
– Далее. Чем больше эта внешняя, скрытая, изолированная система, тем более невероятной она нам кажется. Именно в маловероятности эта система и прячется. Слыхал, что хороший фокус работает по тому же принципу, что и хорошая история, только наоборот: вера в веру невероятного?
– Э-э. Нет.
– Ладно, хорошо. Быстро перескажу. Человек сидит в зрительном зале, наблюдает за фокусом. Он начинает обдумывать фокус, хочет раскрыть секрет, внезапно находит вполне логичное объяснение, но тут же сомневается: не слишком ли оно сложное, странное и маловероятное? Как-то не похоже на правду, думает человек, и решает, что ошибся. Фокус остается нераскрытым. К чему это я: даже если ответ кажется чрезвычайно сложным и маловероятным, это еще не значит, что он неверный. То же самое, что спрятать правду на самом видном месте.
Я принимаюсь рисовать все больше и больше кругов, каждый из которых охватывает предыдущий.
– С нашим делом все именно так и обстоит. Чем больше изолированная система, тем больше усилий должно уходить на ее создание и поддержание ее работоспособности, поэтому нам кажется диким и маловероятным тот факт, что она вообще существует, и, вероятнее всего, мы не станем даже рассматривать такой вариант. Но. Но, но, но. Не стоит поддаваться неверию: оно-то и сбивает нас с толку и мешает увидеть правду. Надо идти дальше, искать больший круг и думать только об одном. – Я по очереди провожу палкой по всем кругам, пока не достигаю последнего. – Где же точка, где все приходит в равновесие. Точка, где возможно определить следующий ключевой компонент – объем энергии, затраченный на создание всех произошедших странностей. И под странностями я подразумеваю это и это, – я указываю палкой на дом, на полицейскую машину Дэна. – И тебя тоже.
– Хорошо.
– Эйнштейн говорил, что не стоит спорить со вторым законом термодинамики. Мы ведь не будем спорить с Эйнштейном, Дэн?
– Нет, сэр.
– Молодец. – Я ставлю конец палки на край самого большого круга. – Итак, вот с чем мы имеем дело. Есть некий огромный, маниакальный замысел; он настолько невероятен, в нем столько составляющих, что его не только сложно распознать, но и просто невозможно поверить в его существование. Если, конечно, этот замысел сам не выдаст себя.
– Как это?
– Мы вернемся к этому через пару минут. Но сначала: видишь вот эту часть? – Я указал на букву «С», самый первый круг. – Вы поселили меня в этот дом, надели на меня эту одежду, исказили восприятие реальности до такой степени, что, когда зовете меня Максом Кливером, я почти верю, что так меня и зовут. И все это – только центр чего-то гораздо большего…
– Но вас на самом деле зовут…
– Нет. Я – Томас Куинн, и ты это знаешь, кем бы ты там ни был. Прямо сейчас я – человек, сидящий в зрительном зале, и я только что открыл секрет показанного мне фокуса. Он прекрасен. Не могу не признать. Взять хотя бы тебя, Дэн. Я буду звать тебя Дэном, так проще. Но на самом деле ты не Дэн Вейберн, верно? Ты актер. Вы все – актеры. Нет, цыц, ничего не говори, просто слушай. Ты отлично справляешься. Дело не только в этом. Круг огромен. Однако когда знаешь, что искать, то начинаешь видеть подсказки.
– …какие подсказки, сэр?
– Видишь ли, Дэн. Их бы не было, если бы все происходило само по себе. Я прав? Где-то там расходуется энергия, чтобы все работало. Как я уже сказал, все происшествия, все события были тщательно спланированы, организованы и разыграны так, что мне они кажутся чередой реальных событий, происходящих в реальном мире. Но это не так. Все происходит не просто так. Эта реальность срежиссирована, она… Не хочу говорить «обман». Давай назовем ее «интерактивным представлением». По сути, это пьеса, не так ли? Пьеса только для одного зрителя – меня; и предполагается, что зрителю – мне – не стоит знать о пьесе. Но даже самая простая пьеса требует тяжелой закулисной работы. Еще кое-что. У каждой пьесы должен быть планировщик, аранжировщик, организатор – то есть писатель. Предполагаю, что писатель моей пьесы – это тот, кто тайно вкладывает энергию в изолированную систему. В хороших историях все элементы работают, как надо, но на самом деле их вынуждают работать. Или же, как однажды выразился мой отец, нам искусно преподносят результат, на который ушла хренова туча времени. Писатели похожи на игроков в покер. У каждого есть свой телл, своя манера поведения, которая может подсказать, что у автора на руках. Именно так компьютеры и определяют, какие фрагменты пьес Шекспир написал сам, а какие нет.
– Что?
– Забудь, это лирическое отступление. Суть в чем: когда мы доходим досюда, – я коснулся внешнего круга, – мы понимаем, что кто-то вкладывает кучу энергии, чтобы вся система работала. А еще можем узнать, кто это делает, кто стоит за всем «интерактивным представлением».
– И как это проявляется в вашем случае, шеф? Какие подсказки вы ищете?
– Ты когда-нибудь слышал о книге под названием «Тысячеликий герой»? Есть еще одна, называется «Путешествие писателя», там тоже разбирается… В общем, в этих книгах много говорится про архетипы персонажей.
– Персонажей?
– Так, краткий ликбез. В любом повествовании, построенном по классической схеме, у каждого персонажа есть своя роль, определенная задача, двигающая повествование, и если сумеешь определить роль и задачу каждого персонажа, то сможешь выделить его в архетип. Наставник, тень, оборотень. Со временем будешь их с легкостью различать. Ты, кстати, союзник.
– Правда?
– Да. И ты отлично справляешься со своей задачей. Но вернемся к делу. Все персонажи невидимого автора нашего «интерактивного представления» слишком уж архетипичны. Вот что его выдает. Вот откуда я знаю, что это, – я указал на большой круг, – всего лишь сконструированное повествование. В реальной жизни нет архетипов. Реальность намного беспорядочней. А в нашей гигантской изолированной системе, – палка поехала по большому кругу, – повествования и архетипы тщательно сконструированы. Потому что автор ничего не может с собой поделать. Повествование – это механизм, понимаешь, Дэн? Механизм, который может работать только в балансе. Все это, весь спектакль, который мы сейчас проживаем, – это чудесная, безумно детализированная, сложная постановка. Одна большая…
Тут я мысленно возвращаюсь в Халл, в день первой встречи с Блэком, в день, когда я дочитал «Двигатель Купидона» и был поражен его устройством, механической, скрупулезно собранной и работающей как часы формой. А затем, почти случайно, я перевожу взгляд на серию
