Григорий Петрович, когда Буданцев приходил к нему с очередным докладом, замаскированный то под рассыльного из министерства обороны, то просто неприметного штатского, рассеянно кивал, непременно наливал стаканчик (моментами сыщику казалось, что его шеф законченный алкоголик, вот только пьяным он его никогда не видел, выпившим – тоже), просматривал рапорты, выслушивал устный доклад. Открывал сейф и бросал на стол толстые пачки песет.
– Мусор, конечно, но и это тоже деньги?
– Деньги, Григорий Петрович, особенно если много.
– Да что много? Ты хоть раз видел когда настоящие деньги и много? – так, казалось Буданцеву, Шестаков шутил.
– Ну, я «Золотой теленок» читал… – Буданцев думал, что он отвечает «в масть».
– Так читал или видел?
– На обысках бывало…
После этого они выпивали совсем по чуть-чуть рома, Шестаков шумно вздыхал через нос, доставал из стола полсотни долларов или фунтов, клал перед Буданцевым. В руки никогда не передавал.
– Я, Иван, обещал, что со мной не пропадешь? Это тебе – вроде суточных. К казенным не относится. Сходи туда, где недобитые аристократы собираются. В бильярд сгоняй, да хоть и в рулетку. Герцогиню сними. Домой вернемся, жалеть станешь, если не доберешь впечатлений.
Буданцев, внутренне усмехаясь, брал подачку, засовывал в нагрудный карман пиджака.
Сделаем, Григорий Петрович, как же. Но в такие моменты начальник его удивлял. Нет, как руководитель и стратег – без вопросов. А вот лично… Ближайшему сотруднику, от которого твоя судьба и голова зависит, полтинник совать, как извозчику, – недальновидно!
Потом, сидя в кафе на бульваре с чашечкой кофе, начинал думать иначе. Можно ведь и как признание своих достоинств счесть. Уверен начальник, что за казенные гулять не станешь. Откуда ему знать, что богат его товарищ, очень богат? Вот и премирует как бы, одновременно намекая, что понимает тебя и ценит. Не зарывайся, Ваня, не впадай в гордыню! «Берегите нынешнего начальника, следующий наверняка окажется хуже», есть такая присказка. Или зампредсовнаркома должен вместе с тобой в кабак идти, там за тебя расплачиваться?
Это был первый уровень мыслей, общечеловеческий. Буданцев всегда так начинал работу. Прибыв на место преступления, он смотрел и думал как обыватель. Потому что большинство уголовников тоже были обывателями, по той или иной причине перешагнувшими грань. В большинстве случаев он раскрывал дела по горячим следам. Если не получалось – тогда приходилось включать настоящее мышление.
Тут начиналось заочное соревнование интеллектов. За Ниро Вулфа Буданцев себя не держал. Тому жилось слишком легко. Тебе бы, жирному любителю орхидей, по московским «малинам» побегать…
Но сейчас он думал о Шестакове. С каким же человеком свела его судьба? Эпизод первый – он ищет наркома с подачи Шадрина и Заковского. При поддержке Лихарева. Второй – нарком сам находит его и берет в заложники. Вместе с Лихаревым. Третий – они, как хорошие друзья, сидят в квартире у Валентина, выпивают и разговаривают на странные темы. Четвертый – Шестаков навещает его в новой квартире и ведет опасные разговоры. Пятый – на Шестакова покушаются, и ему, Буданцеву, приходится идти на место, где он видит странное. Шестой – нарком приглашает его в Испанию, на неопределенную должность с неограниченными полномочиями.
И после всего этого – демонстративные, бьющие в глаза и цепляющие гордость подачки. Не грошовые, серьезные, но тем не менее…
Еще отметим – ни разу после единственного душевного разговора Шестаков не пробовал с ним держаться иначе, чем требует положение. Иногда, в присутствии посторонних, – холодно, наедине – чуть проще, но тоже свысока, при вручении денег – с едва скрываемой насмешкой.
Вот!
Буданцев понял. Специальный представитель и зампредсовнаркома ведет себя так, будто сознает, что за ним следят непрерывно. Кто и как – неважно. Сознает и постоянно пытается подать сигнал: «Иван, не теряй бдительности. Испания, Москва – неважно. На тебя надеюсь, тебе все возможности создаю. Ну уж и не подведи, браток». Хорошо, Петрович, понял. Не подведу!
Конечно, чистой контрразведкой он никогда не занимался, уголовный сыск – несколько другая профессия, но принципиальной разницы никакой. Искать преступников после совершения деяния или до – не слишком большая разница.
Достоверный источник сообщил Буданцеву, что вокруг миссии постоянно крутится гораздо больше подозрительных людей, чем должно бы. За два года все, что стоит узнать, узнали уже, каждого входящего и выходящего сто раз сфотографировали из соседних окон, с крыш, из проезжающих машин. То, что Франко где-то там далеко убили, по логике, должно было, наоборот, снизить активность вражеских разведчиков. Чего теперь ловить?
Попутно дошло до него, что сразу с несколькими бандитскими кланами, которых достаточно в большом портовом городе (а уж в военное время они множатся в геометрической прогрессии), неизвестные люди ведут переговоры насчет крупного теракта, скорее всего направленного против русских.
Это он тоже немедленно сообщил Шестакову, но тот отнесся к информации как-то слишком легко. Буданцев знал, что Григорий Петрович человек изумительных способностей и громадного личного мужества (что стоит личное участие в рейде на Бургос), но ведь, кроме него, объектами акции могут стать другие сотрудники…
– Спасибо, Иван, мы все учтем, меры примем. Я надеюсь, ты здесь уже так обжился, что на цель выйдешь своевременно. Понимаешь, в чем хитрость – рискнуть придется, чтобы настоящие концы схватить. «Без шума и пыли», как один приятель говорил. Тебе какая помощь нужна?
– Из гришинских оперов двоих самых подготовленных ребят. Вы их лучше меня знаете и в настоящей работе разбираетесь. Таких, чтоб в наружном наблюдении понимали, языком тоже более-менее владели. Чтобы у меня постоянно на зрительной связи могли держаться, если что непредвиденное случится – глупостей не наделали, правильное решение самостоятельно приняли. Не слишком чрезмерные требования?
– Не слишком, – ответил Шестаков и, как показалось Буданцеву, помрачнел. – Подберем непременно. Сегодня же. А инструктировать их сам будешь. Еще деньги нужны? Возьми…
Буданцев не выдержал. Каких-то других слов он ждал от начальника, одновременно и сообщника в некоторой мере. Советские принципы, что ли, въелись в натуру?
– При чем тут деньги, Григорий Петрович? Вопрос совсем иначе стоит! Людей, может, на смерть посылать будем, а вы…
– Ну что – я? Ну что? Прислали бы меня от имени ЦК провести в вашем милицейском коллективе воспитательную работу, я бы вам такого наговорил о превосходстве моральных стимулов над материальными… А у нас здесь не трепотня, здесь дело делать надо! Парням новую одежду купить, мотоциклы бы тоже неплохо, для оперативности перемещений, не будешь же ты их с военного склада выписывать? Жилье поблизости с тобой снять. На карман сколько-то, чтобы могли себя в рамках роли вести… Не пойму я, Иван, тебя не партком ко мне приставил? Хочешь людей в лаптях и косоворотках на смерть посылать? О том, сколько ты царских золотых червонцев последнее время разменял, стоит говорить? Не стоит. Не мое это дело. Иди к Гришину, проработайте вопрос. Надо – хоть весь взвод подключай, разрешаю.
Буданцев вышел со странным чувством. По соплям ему Шестаков надавал, бесспорно. Тут бы обидеться, а он, наоборот, испытывал облегчение.
Если ты правильно одет, не боишься шляться ночами по припортовым кабакам (отчего-то именно там собирается интересный для специалиста контингент), умеешь за себя постоять и при этом располагаешь кое-какими средствами, со сбором материала проблем не возникает.
С притонов Буданцев начинал не случайно, тут отработанная метода. Сначала нужно пройтись «по краю», освоиться, завести знакомства на самом дне общества, засветиться, в определенной мере, а там тобой заинтересуются люди посерьезнее.
Вокруг порта, крупнейшего в Республике, через который поступает основная масса военных и прочих грузов, наверняка крутятся шпионы всех стран мира. Даже бразильским что-нибудь да интересно, а о франкистских, немецких и иных европейских говорить не будем.
Иван Афанасьевич, ловко оперируя набором из четырех известных ему языков, легко выдавал себя за палубного матроса без специальности, то отставшего от своего парохода, то добровольно уволившегося в поисках более выгодной службы. Иногда – за бродягу, ищущего приключений там, где ни один дурак искать не будет. Географию он знал прилично, не путался в названиях портов всем известных, вроде Сан-Франциско, или экзотических, типа Рабаула и Папеэте, где вообще никто никогда не бывал. Тщательно пролистал справочник Ллойда, в котором содержались списки и технические данные почти любого судна крупнее портовой баржи, за последние двадцать лет выходившего на «голубые дороги». Подловить его на несообразностях было трудно, особенно потому, что он никогда не вдавался в детали и избегал общения с настоящими моряками.
