Владелец ресторана выполняет свою угрозу. Агент, скатившись по ступенькам, долго лежит внизу. Потом, с трудом поднявшись на ноги, снова карабкается в зал и говорит владельцу:
— С красным вином ясно. А что вы скажете насчет белого?
Торговец-еврей пишет своему оптовому поставщику: "Срочно пришлите мне, пожалуйста, три штуки зеленой набивной ткани, сатин, с рисунком". Постскриптум: "Жена как раз говорит мне — того, что есть в наличии, вполне достаточно. Так что ничего мне не присылайте".
Жена торговца, который везет на рынок сто пар брюк:
— С Богом, и желаю тебе, чтобы ты вернулся без штанов!
— Какой ты часовщик? Когда я принес тебе часы, они пускай плохо, но шли. А теперь вообще стоят!
— Знаешь что я тебе скажу? Пусть меня Бог покарает, если я хотя бы притронулся к твоим часам!
— Дела у меня совсем никуда. Поверьте, часто я не знаю, что мне поесть.
— Если позволено будет спросить, на что вы, собственно, живете?
— Ну, знаете, когда бывает факельное шествие, какая-нибудь процессия или что-то подобное, я сдаю места у окон моей квартиры.
— А где, собственно, вы живете?
— На Малой Моренгассе.
— Там же никаких факельных шествий не бывает!
— Теперь вы можете себе представить, как плохо идут у меня дела?
— Как дела?
— Хорошо — если бы не проблемы.
— А ты делай, как я. Найми кого-нибудь, кто будет с ними мучиться. Ты платишь ему пять тысяч гульденов, а он решает твои проблемы.
— Где же я возьму пять тысяч?
— Вот это и будет первая его проблема.
Экономический кризис. Коммивояжер за целый день ничего не продал. Хозяин с горечью спрашивает у него:
— Скажите, или у меня есть дело, а вы в нем продавец, или у меня есть музей, а вы в нем хранитель?
Экономический кризис 1931 года. Лавка Кона закрыта, на двери висит табличка с надписью: "Закрыто по случаю смерти".
Грюн сочувственно спрашивает у Кона:
— Кто же у вас умер?
— Клиентура.
— Почему это у вас селедка стоит сорок крейцеров штука? Вон Лефкович, через дорогу, продает по двадцать!
— Так и покупайте у Лефковича!
— Да, но у него селедка кончилась.
— Вот когда и у меня кончится, я тоже буду продавать по двадцать.
Господин Манделькерн приезжает на морской курорт. Он заказывает себе горячую ванну, причем, за дополнительную плату, с морской водой. Отдохнув после ванны, он выходит на балкон и, в полной растерянности, смотрит на наступивший отлив:
— Боже праведный! Вот это расход!
— Знаешь, Кац, я в затруднительном положении. Не мог бы ты меня выручить? Мне позарез нужны десять тысяч шиллингов.
— О чем речь, дорогой! Конечно, могу.
— А под какие проценты?
— Девять.
— Ты что, мешуге, Кац? Как ты можешь драть такие проценты с единоверца? Что подумает о тебе Господь, если посмотрит сверху?
— Если Он посмотрит сверху, то увидит не девятку, а шестерку!
Морицл:
— Тате-лебен, как лучше сказать: три перцента или три процента?
— Лучше — четыре процента.
— Как у вас дела с финансами?
— Спасибо, не жалуюсь… Это кредиторы на меня жалуются.
Разговор в поезде:
— Ставлю гульден, что я знаю, зачем вы едете в Вену.
— Зачем?
— Вы хотите рассчитаться с тамошними кредиторами.
— Вот ваш гульден.
— Как? Я в самом деле угадал?
— Нет. Но ваша идея больше гульдена не стоит.
Пинчевер создал свое дело в кредит. Принцип такой: он берет кредит в Национальном банке, потом, взяв еще большую сумму в Кредитном банке, рассчитывается с Национальным банком и так далее. В один прекрасный день он вдруг прекращает выплаты. На него сыплются упреки и угрозы.
— С какой стати я должен бегать туда-сюда? — говорит Пинчевер. — Что эти банки — больные? Пускай сами носятся и рассчитываются друг с другом!
Истец и ответчик стоят перед раввином.
— Он должен мне пятьсот рублей и никак не отдает, — говорит истец.
— В этом месяце я, к сожалению, расплатиться не могу.
— Это он говорил и в прошлом месяце!
— И что? Разве я не сдержал своего слова?
Бреслауэр делает у оптовика большой заказ и расплачивается векселем. По случаю заключенной сделки оптовик, в качестве маленькой премии, дарит ему пару перчаток.
— Всего одну пару? — разочарованно спрашивает Бреслауэр.
— А вы бы предпочли, чтобы я в виде премии подарил вам ваш вексель?
Бреслауэр испуганно машет руками:
— Нет-нет, тогда уж лучше перчатки!
— Почему ты каждый раз, когда подписываешь чек, надеваешь ермолку?
— Это единственное покрытие, которое у меня есть.
Еврей из местечка закупил в городе товары в долг. Поставив подпись под долговой распиской, он собрал с пола немного пыли и посыпал ею бумагу.
— Что это вы делаете?
— Еще мальчиком, — мечтательно говорит еврей, — я усвоил: что посыпано прахом, то забыто сердцем.
Кон и Леви совершили сделку.
— Будем составлять договор?
— Договор? Зачем договор? Все очень просто: если товары будут подниматься в цене, вы мне не станете их поставлять. Если цена будет падать, я не стану их брать.
— Штерн собирается взыскать с меня через суд сто марок! Тут одно можно сказать: "Из-за какой-то паршивой сотни вы собираетесь судиться? К тому же дерьмо, которое вы мне поставили, и десяти марок не стоит. Пришлите ко мне сейчас же вашего бухгалтера, чтобы он получил сто марок и к ним сто оплеух"… То есть все это я бы ему написал, если бы у меня были деньги, чтобы расплатиться!
— На что же мне теперь жить? — жалуется Мендл.
— Купи пшеницу! Она как раз поднимается в цене, — советует ему друг.
— Как я куплю пшеницу без денег?
— Заложи свой склад.
— Склад? На него давно наложили арест кредиторы!
— Тогда заложи мебель.
— Какую мебель? Я давно живу в четырех пустых стенах, причем в квартире, из которой меня выселяют.
— Приятель, да ты банкрот!
— Ну, если бы я был банкротом… (Считается, что банкротство означает хорошую сделку, а не отчаянное положение.)
— Мне уже не на что жить.
— Я был на бирже и слышал, просо растет в цене. На просе ты можешь хорошо заработать.
— Откуда я возьму сразу столько проса?
— Ну, если у тебя даже проса нет…
Шафран приостановил платежи и предложил кредиторам двадцать процентов своих долгов. Потом он объявил себя больным, уехал на курорт и возвратился, лишь когда, по его мнению, ярость кредиторов уже улеглась.
На вокзале он встречает знакомого, который радостно приветствует его:
— Послушайте, вы опять выглядите на восемьдесят процентов!
Мейсл потерял все свои деньги и торгует вразнос бубликами. Он стоит у главного входа в Госбанк. Мимо проходит приятель и спрашивает сочувственно:
— Ну, как дела?
— Великолепно! У меня в Госбанком соглашение: я не продаю ценные бумаги, а он не продает бублики!
Вариант.
Еврей торгует орешками у входа в крупный банк. К нему подходит приятель и говорит:
— Похоже, дела у тебя идут неплохо. Одолжи мне сотню, я открою на нее собственное дело, заработаю денег и отдам тебе долг с процентами.
— Я бы рад, да не могу. Понимаешь, у меня договор с этим банком…
— Договор? О чем?
— О том, что мы друг другу не мешаем: они не торгуют орешками, а я не даю кредитов.
— Господин советник коммерции, — говорит Каминер, — я привел сюда своего двоюродного брата. У него очень плохи дела. Он голодает.
Советник дает бедняге некоторую сумму. Каминер, однако, не уходит.
— Чего вы еще ждете? — спрашивает нетерпеливо советник.
— Комиссионных. Ведь это я привел сюда этого человека.
Грюншванц приходит к богатому родственнику:
— Одолжи мне сто крон. А я даю тебе честное слово, что за это устрою тебе гешефт на много лет вперед.
— Вот тебе деньги. И что это за гешефт?
— Это занятие на всю жизнь: ты будешь напоминать мне, что я должен тебе сто крон.
Хозяин — бухгалтеру:
— Кассир Розенцвейга удрал со ста тысячами марок, фирма приостанавливает платежи. Много наших денег там застряло?
— Нисколько не застряло. Мы уже год не ведем никаких дел с Розенцвейгом.
