И кольца разжимались.
— Подскажи, как мне быть? — спросил Янгар однажды. — Я должен отомстить, но я связан клятвой, которую сам же принес. И вряд ли у меня выйдет освободиться от нее.
Полоз отвернулся.
— Нарушить свое слово? От такого, как я, не ждут верности.
Кольца сжались, выдавливая дыхание. И ребра захрустели.
— Невозможно. Как и невозможно простить. Я не смогу жить, зная, что и они живы…
Разжались. И Великий Полоз, коснувшись груди Янгара, легонько толкнул. Упасть же не позволил, поддержал. Пасть его была розовой, гладкой. И парой сабель в ней — белые зубы. Они выдвигались медленно, и Янгар зачарованно смотрел, как набухают на остриях этих сабель капли яда.
Полоз по-прежнему смотрел в душу.
А страха не было.
Янгхаар не боялся снов.
Укус был стремителен. И боль пронзила все тело Янгара. Он пытался сдержать крик, но не сумел. И в бреду, в жару, скатился с постели.
В крови бурлило пламя. Темное подземное.
Дареное.
И на груди алело пятно.
Янгар прикоснулся к нему и скривился от боли. Краснота расползалась, но жар, странное дело, стихал. Пальцы дергало. Мучила жажда. И Янгар не без труда поднял кувшин с водой. Вкуса не ощутил, выпил все, до капли, но жажда осталась.
Что произошло?
Великий Полоз признал своего потомка?
К утру краснота прошла. И боль тоже, на плече же осталось круглое черное пятно, похожее на свернувшуюся кольцом змею.
— Я сделаю то, что должен, — Янгар накрыл метку ладонью.
Полоз не отозвался.
— Не ходи, — Кейсо не знал покоя с того момента, как Янгар вернулся в Олений город. Каам чуял беду, отвести которую не выйдет. И все же пытался остановить.
Судьба смеялась.
Давным-давно выпрядены нити. И человеку, пусть бы такому, который поднимался на вершину затерянной горы и, преклонив колени, смотрел в озеро, искал в слезах тумана истину.
Но все ж остался он человеком.
А судьба — судьбой.
И тем же вечером она явилась за Янгаром.
Несли рабы яркий паланкин, и северные ветра, любуясь, трогали шелковые покровы, гладили меха, румянили щеки гостьи. Ночь набросила на волосы ее серебряную сеть, и звездами горели в ней алмазы.
— Если у тебя есть хоть капля благоразумия, — произнес Кейсо, глядя, как рассыпается по двору охрана кейне, и опускаются рабы на колени. — Ты не станешь разговаривать с ней.
Белые меха скользили, заметая след кейне Пиркко. И каам добавил:
— Или хотя бы слушать не станешь.
И Янгхаар кивнул: эта женщина была хороша, но…
…в лесу, в Белой башне, которая сменила имя, его ждала маленькая медведица.
Янгхаар Каапо вышел навстречу гостье, и та одарила его улыбкой.
— Я пришла говорить с тобой, — сказала кейне Пиркко и подала руку. — Пустишь ли меня в свой дом?
— Это не мой дом.
Янгар смотрел в лицо дочери Ину, которая должна была стать его женой.
Красива ли Пиркко?
Безусловно.
Невысокая, гладкая, с шеей длинной и белой, прикрытой чешуей золотых ожерелий.
Округло лицо. И нежен румянец на щеках.
Губы подрисованы алой краской. И черным углем подведены узкие глаза.
— Пустишь ли меня не в твой дом? — Пиркко повторила вопрос.
— Буду счастлив, — солгал Янгар.
И паланкин все же поставили на землю. Раскатали перед кейне мягкие ковры. И раскрылся зонт из шкур над ее головой, чтобы снег не оскорбил ее прикосновением.
Медленно она шла, скользила, будто в танце, и синие глаза, глубокие как омут, разглядывали Янгара.
Зачем она здесь?
— Мой дорогой муж очень огорчен тем, что ты отказался служить ему, — сказала Пиркко, сбрасывая серебро шубы. И рабы поспешили подхватить меха. — Он не знает покоя… думает, чем оскорбил тебя…
Легкая улыбка скользнула по губам.
И задрожали перья белой цапли, украшавшие высокую ее прическу.
Приняла Пиркко приглашение, прошла к столу и, сев, взяла золотую чашу с горячим чаем. На ладонь поставила и несколько секунд любовалась узором. Чеканные ласточки парили над рисованным морем.
— Мне нравятся красивые вещи, — Пиркко смотрела поверх чаши, и во взгляде ее Янгару виделось ожидание. Это женщина чего-то хотела, но чего?
— Тогда прими эту в дар.
— Приму, — она вдохнула аромат чая. — Говорят, что твой дом был полон чудесных вещей… и мне жаль, что гордость моего отца не позволила мне увидеть их.
Пиркко склонила голову, и тонкие цепочки, скреплявшие копну черных волос, слабо зазвенели.
— И мне жаль…
…ярость колыхнулась в груди.
И боль сдавила сердце.
— Ты был бы хорошим мужем… лучшим, чем Вилхо, — тень скользнула по лицу Пиркко, слеза повисла на черной реснице. — Он кёниг, но… он не мужчина.
Розовые ноготки царапнули лакированную поверхность столика.
— Мой отец желал славы, но платить за его желания пришлось всем нам. И теперь трое моих братьев мертвы, а сама я… — горестный вздох вырвался из груди Пиркко. — Сама я обречена стать женой живого мертвеца…
Дрогнули ресницы, коснулись белой кожи, затрепетали…
…она умела играть, кейне Пиркко. И Янгхаар залюбовался ее игрой.
— И чего же моя кейне хочет от меня?
Женщина-дурман.
И женщина-яд.
От такой и вправду лучше держаться подальше.
— Я хочу помощи, — рука ее вдруг оказалась рядом — не так велик был столик, отделявший Янгара от кейне. И пальцы, унизанные золотыми кольцами, коснулись ладони Янгара. — Скажи, разве достоин он того, чтобы сидеть на золотом троне?
— Не мне решать.
— Не тебе, но… все знают, что держится Вилхо на острие твоего клинка…
Она замолчала, глядя снизу вверх.
И тишина длилась долго. А ожидание в глазах вдруг сменилось гневом.
— Нет, — ответил Янгар на незаданный вслух вопрос.
— Подумай. Он слаб. И никчемен. Он умирает, но умирая, утянет тебя за собой, — она заговорила жестко, но и сейчас голос ее был нежен. — Кёниг не даст тебе той свободы, которой ты желаешь. Он уже думает, что ты измену задумал.
Пиркко поднялась и обошла стол.
Ее движения стали медленными, тягучими. И оказавшись рядом с Янгаром, кейне наклонилась. Терпкий запах ее тела и розового дорогого масла дурманил. Теплые ладони коснулись щек Янгара, заставили поднять голову.
— Я стану твоей, — Пиркко смотрела в глаза. И губы ее скользили по губам, оставляя на них горький привкус трав. — Ты ведь хотел этого?
Когда-то.
Но с той поры многое изменилось.
— Нет, — Янгар стряхнул ее руки и поднялся.
— Почему?
Гнев появился. И гнев исчез.
— Я клятву давал…
— Клятва? Это лишь слова. А слова ничего не стоят, — Пиркко не желала отступать. Ее близость будоражила. И Янгара раздирало желание: сбросить руку, которая нежно гладила его грудь, и подчиниться ей. — Подумай, забыть о словах несложно. И что будет тогда, Янгхаар Каапо, который мог бы стать моим мужем… и еще может…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
