— Хватит, — этот голос раздается сквозь алую пелену. — Ясно же, что он умом подвинулся…
— И что с ним делать?
Ему не позволяют упасть, держат за волосы.
— Боги не простят этой смерти, — кёниг задумчив. — Продай. Пусть увезут подальше…
…продай.
…пусть увезут подальше.
Слова звучали в голове. И Янгхаар, взвыв, дернул себя за волосы. Но боль, причиненная себе, была ничтожна по сравнению с той, которую причиняла память.
Его дом.
Его род.
Его месть…
И вкус крови во рту помог прийти в себя. Мазнув ладонью по подбородку, Янгар поднялся. Он возвращался в башню, он вновь видел ее прежней. И призраки родных людей кланялись, приветствуя не Янгхаара Каапо, но Янгири Уто.
В его старой комнате и табурет сохранился.
Он затрещал, но не развалился. А Янгар, дотянувшись до рисованной змеи, отсчитал дюжину черных чешуй от глаза. И к тринадцатой прижал ладонь. Показалось, не к холодному камню — к телу змеиному, живому, которое вздрогнуло от прикосновения.
— Я вернулся, — сказал Янгар, и Полоз прикрыл глаза.
Род его по-прежнему был жив.
И в руку упала чешуйка. Темная. Четырехугольная с обломанным краем и выгравированной змеей. Тяжелая и гладкая, словно в шелк обернутая, она была тепла.
— И еще вернусь, — коснувшись губами камня, Янгар вернул Печать на место.
Еще не время.
Глава 26. Расставания и встречи
Янгхаар Каапо ушел.
Я видела, как он спустился во двор и долго стоял на коленях. Как сгребал снег и грязь, пытаясь утолить жажду. Как поднялся и невидящим взглядом окинул двор. Как ходил по нему, то и дело оглядываясь, будто искал что-то…
Он ослеп.
И прозрел.
Я не мешала, держалась в тени, и лишь когда мой муж повернул к башне, вышла навстречу.
Он не заметил меня.
Янгар отсутствовал недолго. Не знаю, что он делал на верху, но тот, кто вернулся во двор, был полон ярости. Я чувствовала, как клокочет она, сжигая и без того сожженную душу.
И решилась.
Медвежья шкура легла на плечи тяжелым плащом. И холод коснулся босых ног, а я обрадовалась, что снова способна его ощущать. И влажную поверхность камня. Мягкость древесной коры… неровность земли под ногами…
…или страх.
Откинуть капюшон, открыть лицо?
Янгар узнает меня и…
…и ничего.
Бездна клокотала в черных глазах, и ей не было дела до меня.
— Стой, — я заступила дорогу.
И медвежья шкура привычно налилась тяжестью, склоняя меня к земле. И уже не слова — рычание вырвалось из глотки.
Янгхаар замер.
На мгновенье его лицо исказила судорога, а затем мой муж сказал:
— Прочь.
Нет.
Нельзя его отпускать. Не сейчас. Не когда бездна окружила остатки души: сгорит.
И поднявшись на задние лапы, я зарычала:
— Прочь, — повторил Янгхаар Каапо и положил ладонь на рукоять палаша. А я вдруг четко осознала: если не отступлю — ударит. Не раздумывая, не сомневаясь, без ненависти или злобы, но лишь потому, что я мешаю.
Ему больше не нужна маленькая медведица.
И я отступила.
Развернулась.
Ушла.
Я умею ходить быстро, и лед нежно касался тяжелых лап. Перестать быть человеком? Почему бы и нет? Почему я так боюсь этого? Цепляюсь за прошлое, держусь на краю… что в людях хорошего?
Злоба.
Зависть.
И ложь.
…маленькая медведица…
…и разговоры в овраге…
…его обещание, которое ничего не стоит. Ты ведь уже проверяла его слова на прочность, Аану.
Моя шкура надежно защитит меня и от слов, и от обещаний, и от людей.
Три дня я не снимала ее.
Бродила по лесу, который впал в зимнюю спячку.
Пошел снег. Тяжелый. Густой. И к вечеру на зеленые лапы елей легли сугробы.
Чего я искала? Не знаю сама.
Спокойствия.
Я выбралась к оврагу. Ручей затянуло льдом, который затрещал под моими когтями. В трещины выбралась вода, черная и ледяная. Наклонившись, я лакала, пытаясь напиться, словно эта вода могла унять мою жажду.
Овраг заносило снегом.
Вода уходила от меня.
И только ледяное крошево въедалось в шкуру. А ветер крепчал, подвывая, рассаживая прозрачные крылья свои о пики ветвей. Обида и вовсе невыносимой становилась.
…к Горелой башне я все же вернулась.
Она возвышалась над низкими осинами, которые, лишившись листвяного своего убранства, выглядели вовсе жалкими. Поистратившаяся, худеющая луна заливала снежные поля желтоватым светом, и в нем, неровном, Горелая башня вдруг помолодела. Я увидела ее такой, какой она, должно быть, была многие годы тому назад.
Белой.
Кряжистой.
Надежной.
И даже накренившись, она не растеряла этой своей надежности.
Горелая башня встречала меня зыбким светом в единственном окне, и сердце, остановившееся было, вдруг полетело вскачь. Лед лизнул босые ступни. И я побежала.
По колючему насту.
По узким ступеням, подернутым коркой льда.
Я летела, опираясь на скользкие стены, спеша увериться, что этот огонек вовсе не почудился.
— Я уже думал, ты не вернешься, — сказал Черный Янгар.
Он сидел на полу, пытаясь собрать мозаику цветных стекол.
— Когда-то был витраж… мой отец пригласил мастера, который умел делать синее и желтое стекло. Желтое многие создают, но синее… особый оттенок, который мастер назвал лазурью.
Янгар поднял стеклышко, едва ли больше моего ногтя, и поднес к лучине.
— Я действительно никогда больше не видел такой яркой синевы. Тот мастер, наверное, уже умер.
Я кивнула.
Как давно это было?
Янгар помнит. И черная душа его вовсе не остыла.
Нет, не среди горных вершин спрятал Укконен Туули сердце сына. И не в ледяных чертогах Акку, но в развалинах Горелой башни, затерянной в безымянном лесу. Кто знал, что Янгхаар Каапо найдет ее?
— Сядь, маленькая медведица, — ласково произнес он.
И я присела на пол, напротив него, но голову опустила, все еще прячась под пологом шкуры.
— Ты не покажешь мне своего лица?
Покачала головой: не сейчас.
— Хорошо, — Янгхаар попытался соединить осколки. — Имя тоже не назовешь? Ладно. Пускай. Я надеюсь, что когда-нибудь ты все же доверишься мне.
Возможно.
Когда-нибудь.
— Знаешь, я впервые радуюсь тому, что когда-то мне солгали. Злюсь конечно, но радуюсь больше… я понимаю, зачем он это сделал. Но все же хорошо, что правда… другая.
Я ничего не поняла из этой его речи. И, отобрав три синие стекляшки, я протянула ему. Пальцы коснулись пальцев. И его, горячие, нежно скользнули по моей ладони.
— Какая холодная… просто ледяная, — с удивлением произнес Янгар. Он взял мои руки в свои и поднес к губам. Он дышал, пытаясь отогреть меня, а я сжимала в кулаке три кусочка лазури.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
