Главный парадокс российских западников состоит, может быть, в том, что им суждено благоденствовать в щадящих нишах российского государственного пространства именно до тех пор, пока в результате их собственных экспериментов государственные опоры цивилизованного порядка не окажутся разрушенными. Либералы настойчиво сетуют на утопизм российской мессианской государственности. Но ожидаемый ими "реванш реальности" на деле обернется не торжеством либерально-правового порядка, а неслыханными эксцессами высвобожденных сил хаоса.
Современного российского западника необходимо понять в его настоящем значении. Одно из двух: либо он не отдает себе отчета в действительных предпосылках существования цивилизации в России, невозможной без твердого государственного порядка и централизованно поддерживаемого единого большого пространства (административно-государственного, правового, экономического, информационно-образовательного), либо он в самом деле скрыто определил для себя участь потенциального эмигранта, не готового разделять судьбы своей страны и по-настоящему отвечать за последствия собственных либеральных прожектов.
С другой стороны, на самом высшем государственном уровне — в особенности со времен президентства В.В. Путина — апробируется геополитическая модель нового Израиля в Евразии. Истинная геополитическая роль Израиля в глобальных планах американского гегемонизма — быть занозой в ближневосточном арабском деле, не дать ему консолидаризироваться и стабилизироваться. Израиль— плацдарм чужой, антиарабской силы в сердце арабского мира. Сегодня нечто подобное — но в несравненно большем масштабе — задумано создать в евразийском хартленде — крупнейшем геополитическом массиве мира. Полтысячи лет этот хартленд скрепляла, объединяла, направляла Россия, создавшая уникальные "социальные технологии" межэтнического единства сотен миллионов людей. Особое обаяние русской миссии в Евразии состояло в том, что в ней никак не чувствовалось какого-то умышленного «конструктивизма», корыстной искусственности. Идеология евразийского единства, защищаемого Россией, совпадала со здравым смыслом многочисленных народов, понимающих, что на евразийской равнине надо либо жить вместе и вместе защищать общий дом, либо погрузиться в нескончаемые кровавые усобицы, выгодные злонамеренным внешним силам. Это не было геополитикой в собственном смысле слова — если под нею понимать хитроумие государственного разума, навязывающего свои конструкции «почве». "Почва" сама выстрадала соответствующее знание, касающееся нераздельности исторических судеб народов Евразии.
И вот теперь все это решено сломать. Внешний завоеватель, нога которого никогда еще не ступала в Евразию, решил подвергнуть континент неслыханным экспериментам. Главная цель их — расколоть местные народы в духе принципа "разделяй и властвуй". Причем раскол этот теперь осуществляется в рамках парадигмы нового века — социал-дарвинистской. Речь идет не просто о том, чтобы столкнуть национальные интересы — речь о том, чтобы противопоставить избранных и неизбранных, цивилизованных и варваров, достойных "общечеловеческого будущего" и презренных неприкасаемых. Этой расистской сегрегации служит выдуманная дилемма принятия или непринятия в европейский дом. Противник изощряется в том, чтобы элитам новых постсоветских государств нашептать, что именно они, а не их соседи могли бы удостоиться принятия в "клуб избранных", разумеется, при определенных условиях. Российскому правящему западничеству нашептывали, что принятие «их» России в европейский дом состоится при условии, если произойдет решительный отказ от имперского наследия, если Россия сбросит гири азиатчины и в очищенном от вредных расовых примесей виде предстанет перед высокой европейской комиссией. Украине, в свою очередь, «доверительно» сообщали, что только решительное противопоставление бывшему "старшему брату" (который вовсе и не брат, а байстрюк с неприемлемо высокой примесью азиатско-татарской крови) создаст европейски-демократический имидж стране и обеспечит ей признание в европейском доме. Любопытно, что эта же модель расистского противопоставления применялась к Казахстану и Киргизии — странам, которым, казалось бы, не пристало дистанцироваться от «Азии». Делу помог особый прием: в тех случаях, когда расистская "демократическая антропология" не могла игнорировать неевропейскую идентичность народного большинства данной страны, она играла на снобизме и тщеславии правящей элиты, эксплуатируя ее комплексы.
Президента Киргизии западная печать окрестила "европейски мыслящим" лидером, с которым Запад может иметь дело — в отличие от "не совсем европейских" или "совсем не европейских" лидеров соседних стран. Снискать аналогичную снисходительность внешних оценщиков предстояло президентам Казахстана и республик Закавказья.
Срабатывал прием двойной идентичности. Властным элитам давали понять, что они "в цивилизованном отношении" стоят выше своего этнического окружения и их призвание — создать привилегированный внутренний ареал европеизма, куда, разумеется, в "обозримом будущем" не сможет попасть туземное большинство, но— зачем же тем, кто уже созрел для "цивилизованного существования", ждать остальных?
Мы ничего не поймем в истинном содержании "либеральной идеи" в Евразии, если не уясним себе того, что используемые в ней "цивилизованные понятия", относящиеся к прогрессу, демократии, модернизации, реформам, правам человека и т. п., скрывают расовое содержание, указывающее на антропологическое противопоставление перспективного и неперспективного "человеческого материала", глобализирующегося истэблишмента и туземной массы, которой путь в демократическую современность заказан.
Именно в этом климате расового отбора и соответствующих "конкурсов претендентов" в недрах российских спецслужб — основных приватизаторов бывшей государственной собственности — созрел замысел одним махом опередить других претендентов и доказать заокеанским хозяевам свою незаменимость.
В самом деле, если американцы так поощряют украинскую, грузинскую, среднеазиатскую элиту за ее готовность раскалывать евразийский монолит по частям — с тем чтобы лучшие его части интегрировать в европейский дом, то ведь у российской элиты возможностей соответствующего «дробления» несравненно больше. Окраинные элиты могут в лучшем случае откусывать пограничные куски Евразии, российская же элита может большее — расколоть Евразию пополам, в самом центре, и этим сослужить несравненно большую службу заказчику. В тайных кругах власти решалась дилемма: по старинке, следуя «имперской» традиции, сопротивляться американским планам в условиях, когда эффективность сопротивления снижалась по целому ряду объективных причин, или — перевернуть перспективу и стать бульшими атлантистами, чем сами атлантисты.
Выбор был сделан в пользу второго варианта, и изумленные европейцы увидели, что новая, путинская Россия стала более верным пособником американского однополярного мира, чем они, традиционные союзники Америки. Так Россия стала "Израилем Евразии": пятой колонной атлантизма в центре евразийского хартленда.
Из этого автоматически вытекала политика дистанцирования от всех актуальных и потенциальных оппонентов американской миссии в Евразии. Страны, находящиеся на американском подозрении, автоматически зачисляются в плохую компанию, способную скомпрометировать "демократическую Россию".
Естественно, главная стратегическая цель атлантистов, намеченная еще основателем англо-американской геополитики, — не допустить союза крупнейших держав — держателей евразийского хартленда. И вот в российской «демократической» печати, "как по заказу", множатся статьи, посвященные китайской опасности для России. Противопоставить Россию Китаю, Индии, Ирану, то есть создать ситуацию геостратегического одиночества, — это и значит сделать ее Израилем Евразии. С одной стороны, этот «Израиль» препятствует единству континента, ставшего главной целью американской гегемонистской стратегии на весь XXI век, с другой — попадает в ситуацию геополитического одиночества, порождающую рабскую зависимость от заокеанского «гаранта».
Кроме этих планов, составляющих собственный заказ США своему новому сателлиту в Евразии, этот сателлит делает нечто такое, что более отвечает уже не американскому, а израильскому заказу. Официальная Россия включается в антимусульманскую кампанию Буша, что, собственно, выходит за рамки стратегического заказа атлантистов. Стратегический заказ касается политики недопущения российско-китайского или российско-индийского блоков, способных в самом деле противостоять американскому плану овладения Евразией. Ссора России с мусульманским миром, не представленным по-настоящему крупными державами, не имеет стратегического значения для США, но способна расколоть РФ изнутри, то есть разрушить больше того, что полагалось бы разрушать.
