Заказчиком на это дополнительное саморазрушение может выступать только сам Израиль, имеющий мощное лобби в российских коридорах власти. Израиль своей расистской политикой на Ближнем Востоке обрек себя на войну с мусульманским окружением. Если бы в израильском руководстве политические прагматики одержали верх над расистскими максималистами, одержимыми идеей "избранного народа", то Израиль спокойно принял бы предлагаемый ему арабскими соседями план: возвращение к границам 1967 года в обмен на мир и признание. В этом случае Израилю не понадобился бы такой "товарищ по несчастью", как Россия, саморазрушительно противостоящая мусульманскому миру.
Но и в израильском, и в российском руководстве слишком ощущается присутствие еврейского фундаментализма, ищущего козла отпущения в лице "мусульманских фундаменталистов". Повторяем: если бы политика российских верхов определялась только внутренними западниками-атлантистами, свободными от чисто еврейских геополитических комплексов, они не стали бы отягчать положение РФ, и внешнее, и внутреннее, такой нагрузкой, как ссора с мусульманством. Но в российском руководстве рядом с атлантическими прагматиками, осуществляющими выгодное (заказанное и оплаченное) атлантическое мероприятие, касающееся освобождения геополитического пространства Евразии для США и НАТО, сидят и еврейские максималисты. Для них ссора России с мусульманским миром — это не только демонтаж базовой идеи российского государства, основанного на славяно-мусульманском синтезе, но и тайное уподобление статуса России статусу Израиля, проклинаемого мусульманским окружением. Еврейская элита, входящая в состав правящей элиты России, желает во всем чувствовать себя в России, как в Израиле, — даже в интимном плане эзотерических мироощущений избранных, заброшенных в окружение неизбранных.
Вероятно, аналогичную участь еврейские фундаменталисты от политики хотели бы навязать и США: избранная сверхдержава, сознающая свое одиночество среди неизбранных народов, — что это, как не модель священного Израиля? Еврейское подстрекательство, столь ощущаемое ныне в американской глобальной политике, несомненно, носит следы этого архаического комплекса, связанного с диалектикой изгойства—избранничества.
Избранник в профаническом смысле — это сила, пребывающая в конформистском окружении умиротворенных или переубежденных, подчиненных или подкупленных, ищущих покровительства или материальной выгоды. Но избранничество в эзотерическом смысле — а именно к этому тяготеет еврейская традиция избранного народа — неотделимо от драматических переживаний одиночества, страха и тревоги. Израиль любит могущественную и процветающую Америку. Но Америка, при всем этом еще и ощущающая метафизический исторический страх и геополитическое одиночество, ему все же понятнее и ближе.
Наиболее верный путь к такому одиночеству в мире — это гордыня расистского превосходства. Избранничество с расистским знаком — ничто не обещает столь полного архетипического уподобления Америки Израилю, как это; может быть, в частности, и поэтому израильские фундаменталисты воспитывают Америку в законченно расистском духе. Истолковать миссию Америки в мире как нового Израиля, сокрушающегося по поводу человечества, погрязшего в грехах и нуждающегося в строгом наставничестве, готовы и протестантские фундаменталисты в самих США. Фундаменталистский комплекс ощутимо действует в американской мировой политике, в особенности в периоды перехода от изоляционистской к экспансионистской фазе*.
В частности, американские неоконсерваторы 80-х годов, в значительной мере подготовившие победу США в холодной войне, посмотрели на окружающий мир глазами пастора методистской церкви: бедность этого мира они оценили не по-социалистически — как следствие эксплуатации и социальной несправедливости, а по-протестантски — как следствие греховной лени и нерадивости. Демонтаж социального государства во внутренней политике и демонтаж социализма в глобальной политике могут быть оценены как лишение нерадивых и неприспособленных мира сего их алиби и их самозащиты.
В чем-то здесь проявляется реставрация ветхозаветного, «законнического» отношения к слабым и нищим духом, лишение их того оправдания и надежды, которыми их снабдила Христова весть.
Итак, уподобление Америки Израилю может найти оправдание в известном сходстве протестантской и ветхозаветной картин мира, а самое главное — в известном сходстве позиций: то, чем являются арабы для Израиля, тем весь внеатлантический мир является для США. Избранные предстают перед неизбранными во всем блеске своего экономического, военного и административного превосходства.
Но именно в этом плане становится совершенно очевидной искусственность другого уподобления: России — Израилю. Все дело в том, что для Израиля расовый проект противостояния варварскому окружению «неполноценных» не является сугубо элитарным, вразумительным лишь для части властвующих элит. Сионистский проект выступает как действительно национальный проект евреев, задумавших реставрировать архетипическую модель ветхозаветной "страны обетованной". Еврейство Израиля совместно пользуется плодами американской помощи, совместно огораживает землю для себя и своих потомков, совместно противостоит тем, кого считает ниже себя. В современной израильской идентичности причудливо переплетаются черты европеизма, противостоящего Востоку, модернизма, противостоящего традиционализму, ветхозаветной ортодоксии, противостоящей христианской ревизии истинного «закона».
Еврейство первым совершило постмодернистское открытие, состоящее в том, что выход из традиционалистской статики в динамику модерна обеспечивается не каким-то действительно новым открытием, а дерзким — не заботящимся о логических соответствиях сочетанием гетерогенных начал и текстов. Два древних текста, принадлежащие к разным традициям, но сведенные вместе в дисгармоническом сочетании, обеспечивают то самое «беспокойство», которое и является источником всяких модернистских сдвигов. Евреи, как никто другой, научились жить в ситуации подобного беспокойства, вызванного текстовой раздвоенностью и рассогласованностью. Сегодня они предлагают попробовать это и нам, русским.
Однако не будем забывать, что наша русская ситуация перед лицом господ мира сего — принципиально иная. И проект европеизации России, и проект ее израилизации не являются общенациональными — они адресованы исключительно компрадорскому меньшинству.
Современная партия западников, американофилов, внутренних атлантистов и сионистов не предлагает России коллективную идентичность нового единого «мы», которому уготована одна историческая судьба. Все эти течения внутри правящей западной партии в России исповедуют не новый западнический национализм, подобный тому, что вводил Петр I, а внутренний расизм, противостоящий туземному большинству. Не будем верить в дилеммы, формируемые пропагандистами-пиарщиками режима.
В России идет спор не между атлантистами и евразийцами, не между коммунистами и демократами, либералами и тоталитаристами. Настоящее противостояние носит социальное содержание, причем радикализированное до степени расовой несовместимости. Раса господ, давно уже разуверившаяся в реформируемости «этой» страны и утратившая веру в то, что даров прогресса хватит на всех, втайне решила приберечь для самой себя и новый европейско-демократический статус, и оснащенный всеми средствами прогресса "цивилизованный образ жизни", и пресловутые "права человека".
Все должно быть как на Западе, и, может быть, даже лучше, но — не для всех, а только для избранных. В этой идеологии избранничества и состоит принципиальная новация наших новых западников, примиряющих на себя ветхозаветную модель "избранного народа". Понадобилась настоящая атрофия социального чувства и социальной интуиции, чтобы принудить столь значительную часть современной российской интеллигенции поверить в ложные дилеммы и дихотомии «пиарщиков», обслуживающих власть.
Бесполезны исторические и культурологические изыскания, касающиеся европейской или неевропейской идентичности России, там, где речь идет не о коллективной идентичности народа Российской Федерации, не о его коллективном историческом проекте, вмещающем судьбу всего народа, а о стратегии сепаратного обустройства "внутренних эмигрантов", более никак не идентифицирующих себя с «этой» страной. Для них все богатства России, весь ее потенциал— не более как предмет торга в глобальных "играх обмена", которые они ведут с ведущими центрами силы исключительно в собственных групповых интересах. Главное, что для них требуется, — надежные гарантии их привилегированного статуса и их капиталов внутри страны и в отношениях с внешним миром. Они не задумываясь предпочтут любую модель власти, любую диктатуру — западную и антизападную, либеральную и коммунистическую, светскую и религиозно-фундаменталистскую, если она дает, в сравнении с другими формами власти, по-настоящему надежные гарантии их привилегированному одиночеству. Привилегированные, заново решившие— после столетних проб в другом направлении — ничем не делиться с непривилегированными, чувствуют небывалую тревогу одиночества. Они — "прекрасные и проклятые" современного мира, его новый "избранный народ", отделенный от всех непроходимым рвом.
