Поскольку бедственное положение коренилось в пороках государственного устройства, смерть Людовика XIV и восстановление мира не могли уже воскресить благоденствия страны. В первой половине XVIII столетия среди авторов, пишущих об администрации и экономике общества, широко распространяется мнение, будто бы положение провинций перестало улучшаться. Более того, многие из них полагали, что оно продолжает ухудшаться и один только Париж богатеет и разрастается. В этом отношении мнения литераторов, интендантов, бывших министров и деловых людей полностью совпадали.
Что до меня, то я вовсе не верю, что Франция неуклонно клонилась к упадку на всем протяжении первой половины XVIII века, Однако же общее мнение, разделяемое столь хорошо осведомленными людьми, доказывает, что в ту пору по крайней мере не было" ощутимого продвижения вперед. Из всех попавшихся мне административных документов, относящихся к данному периоду нашей истории, явствует, что общество пребывало в своего рода летаргическом сне. Правительство продолжает свои рутинные занятия, не создавая ничего нового; города не предпринимают никаких усилий, чтобы создать для своих жителей здоровые и комфортные условия существования, да и сами граждане не пускаются ни в какие серьезные предприятия.
Картина начинает меняться приблизительно за 30-40 лет до начала Революции: во всех частях общественного организма различается незаметное дотоле своего рода внутреннее содрогание. На первых порах его удается распознать лишь при очень внимательном исследовании, но мало-помалу оно становится все более отчетливым и характерным. С каждым годом внутреннее движение ( стр.136) ширится и набирает ускорение. Наконец, весь народ приходит в возбуждение и как будто оживает. Однако будьте начеку! Это не старая жизнь возвращается к народу - новый дух движет громадное тело, которое оживает на мгновенье лишь затем, чтобы окончательно распасться.
Каждого гражданина начинает волновать и тревожить его собственное положение, и он прилагает все усилия, дабы изменить его: все ищут лучшей доли. Но горестные и торопливые искания лучшего приводят только к порицанию прошлого и мечтам о порядке вещей, совершенно противоположном существующему.
Вскоре этот дух проникает в правительство и внутренне преобразует его, оставляя без изменения внешнюю его сторону. Законы остаются прежними, их только иначе применяют.
Я уже отмечал, что интендант и генеральный контролер в 1740 году совершенно не похожи на интенданта и генерального контролера 1780 года. Административная переписка детально доказывает эту истину. Тем не менее и в 1780 г. интендант обладает теми же правами, имеет тех же помощников и ту же власть, что и его предшественники, но цели у него иные. В 1740 г. интендант заботился только о поддержании провинции в послушании, о наборе ополчения и сборе тальи. В 1780 г. у интенданта иные заботы: в его мозгу роятся проекты увеличения общественного достояния. Его мысль направлена на дороги, каналы, мануфактуры, торговлю; особое его внимание привлекает земледелие. В это время среди администраторов входит в моду Сюлли.
Именно к этой эпохе относится образование земледельческих обществ, о которых я уже упоминал. Они объявляют конкурсы, распределяют премии. Отдельные циркуляры генерального контролера больше напоминают ученые труды по земледелию, нежели деловые письма.
Изменения, свершившиеся в умах правящих особ, лучше всего обнаруживаются в способе взимания налогов. Законодательство по-прежнему отмечено духом неравноправия, произвола и жестокости; однако ж на практике законы смягчаются.
"Когда я только приступал к изучению фискального законодательства, говорит в своих "Мемуарах" Мольер, - я был поражен тем, что мне довелось обнаружить: штрафы, тюремные заключения, телесные наказания, назначаемые по распоряжению специального судьи за самые простые упущения; произвол служащих откупного ведомства, от чьих клятвенных показаний зависели судьбы людей и их имущество и т. п. К счастью, я не ограничился простым чтением кодекса и вскоре имел случай убедиться, что буква закона и его применение столь же различны меж собой, как нравы старого финансового ведомства и нового. Юристы всегда склонялись к смягчению участи виновных и ослаблению наказания". ( стр.137)
"К скольким злоупотреблениям и неприятностям может принести сбор налогов! - восклицает провинциальное собрание Нижней Нормандии в 1787 г., - мы должны, однако, отдать справедливость некоторым послаблениям, что начали практиковаться в последние годы".
Анализ документов полностью подтверждает это утверждение. В них часто сквозит уважение к свободе и жизни человека. Но в особенности мы обнаруживаем в них подлинную заботу о нуждах бедняков, которой раньше не было и следа. Казна все реже прибегает к насилию по отношению к неимущим, все чаще прощает им недоимки, оказывает помощь. Король увеличивает фонды, предназначенные для создания благотворительных мастерских в селах и помощи нуждающимся, а нередко учреждает и новые фонды такого рода. Я обнаружил, что государством таким образом было роздано свыше 80 тыс. ливров в одной только Верхней Гийене в 1779 г.; 40 тыс. ливров в 1784 г. в Type; 48 тыс. ливров в 1787 г. в Нормандии. Людовику XVI не хотелось целиком отдавать эту сферу деятельности своим министрам, и он порой сам занимался ею. Когда в 1776 г. было издано постановление совета, определявшее размеры и надежные способы выплат крестьянам, чьим угодьям был причинен вред дичью из королевского охотничьего округа, король самолично составил преамбулу для этого документа. Тюрго рассказывает, что сей добрый и несчастный государь вручил ему собственноручно написанные бумаги со словами "Как видите, я тоже работаю". Если бы кто-то захотел судить о Старом порядке по последним годам царствования Людовика XVI, то его впечатление оказалось бы очень приукрашенным и мало похожим на истину.
По мере того, как в умах правителей и управляемых происходят изменения, общественное благосостояние растет с невиданной доселе быстротой. Об этом говорит буквально все: возрастает численность населения, еще больше растут богатства. Даже американская война не замедляет подъема: она вовлекает государство в долги, но частные лица продолжают обогащаться, становятся более изобретательными и предприимчивыми.
"С 1774 года развитие различных видов промышленности привело к увеличению поступлений от всех налогов на потребление", говорит один из администраторов того времени, Н действительно, когда мы сравниваем друг с другом составленные в различные периоды царствования Людовика XVI договоры между государством и финансовыми компаниями, уполномоченными собирать налоги, мы видим, что арендная плата беспрестанно растет с каждым возобновлением контракта, и рост этот становится угрожающим. В 1787 г. величина выплат по арендной плате возрастает на 14 млн. по сравнению с 1780 г. "Можно считать, что общая сумма ( стр.138) налога на потребление будет возрастать ежегодно на 2 млн.", говорит Неккер в своем отчете за 1781 г.*.
Артур Юнг утверждает, что в 1788 г. торговый оборот Бордо .превышал обороты Ливерпуля. Он добавляет: "В последнее время успехи морской торговли Франции были более ощутимыми, чем .даже в Англии; во Франции эта торговля удвоилась за двадцать лет".
Принимая во внимание различие во времени, можно убедиться в том, что ни в один из послереволюционных периодов общественное благосостояние не росло так стремительно, как в течение двадцати предреволюционных лет. В этом отношении с годами царствования Людовика XVI можно сравнить только 87 лет конституционной монархии, бывшие для нас годами спокойствия и быстрого прогресса.
Картина уже тогда значительного и все возрастающего благополучия должна была поражать, если вспомнить о всех пороках прошлой системы управления и тех препонах, что встречались еще на пути развития промышленности. Возможно, многие политики, подобно мольеровскому доктору, считавшему, что больной не может поправиться против правил, будут отрицать самый этот факт именно в силу неспособности объяснить его. И действительно, как можно представить себе, что Франция могла процветать и богатеть при всех злоупотреблениях в распределении налогов, пестроте обычаев, существовании внутренних таможен, феодальных прав, продаже цеховых должностей? И тем не менее вопреки всем этим обстоятельствам страна начинала богатеть и всесторонне развиваться, поскольку за внешней стороной плохо сконструированного, плохо отлаженного механизма, призванного скорее тормозить, нежели ускорять развитие общества, таились две очень простые и сильные побудительные причины, действия которых было достаточно, чтобы все связать и направить к единой цели общественного благополучия. Речь идет о всесильном, но утратившем свой деспотический характер правительстве, повсеместно поддерживающем порядок, и нации, высшие слои которой были уже самыми просвещенными и свободными на всем континенте, а каждый простой гражданин имел возможность обогащаться по своему усмотрению и пользоваться однажды приобретенным состоянием.
