Слишком палевно. А вот одна одинаковая нота в двух разных ароматах – вот это оно.
Козырь вполуха слушал баб, его окруживших, односложно им отвечал и не сводил взгляда с девушки на баре. Было в ней что-то загадочное, родное и неуловимое. Про Киру в этот момент он старался не думать, но чувства рвались наружу изнутри. Из-за неё у него проблемы, и это отторгало её образ, но он всё так же её хотел. И вот сидит девушка на баре, напоминающая её, но совсем другая. Козырь всё это не осознавал или не хотел. Его просто влекло к этой даме на барной стойке, и он следовал своему влечению.
Олеся и Козырь покинули бар, прыгнули в его тачку и уехали. Я с удовлетворением повернул ключ в зажигании и, не торопясь, поехал следом за ними.
***
Я подождал, пока они поднимутся наверх и подошёл к подъездной двери. Клинок под курткой приходилось поддерживать, чтобы он не оттопыривался.
Здесь, как и везде в городе, магниты на дверях были уже ни к черту. Я вырвал дверь и поднялся на самый верхний этаж. Я выключил там свет и присел на самых верхних ступенях. Квартира Козыря была на четыре этажа ниже, но мне нет резона коротать там время. Статистически, на последнем этаже бывает меньше людей, чем на всех предыдущих. В подтверждение этому всё время, что я сидел, в подъезд заходили люди и поднимались на каждый этаж, включая предпоследний, но никто не добрался до верхнего.
Экран моего телефона, стоящего на беззвучном, вспыхнул в темноте сообщением от Леси.
Я спустился к квартире Козыря и дождался тихого щелчка отодвинувшейся защёлки. Проверяя, не шумная ли дверь, я осторожно потянул её на себя. Петли были смазаны.
Я посмотрел на глазки соседних квартир. Все они подсвечивались зеленым, сообщая о своей для меня безопасности. Ни один любопытствующий не наблюдал за моим проникновением в квартиру Козырева.
Леся в одном лишь полотенце, повязанном у подмышек, стояла в коридоре, прислонившись к стене и сложив руки на груди. Платье в Кирином стиле слетело с неё больше часа назад. Причёска с двумя прядями исчезла, проиграв свою невинность потоку воды из душа. Волосы были ещё мокрые. Аромат духов пал там же – под струями безжалостной жидкости.
– Крепко вырубился? – спросил я шепотом.
– Да, – ответила Леся обычным голосом. – Такой боров. Обычно от двух таблеток быстрее отлетают, но тут вон, даже помыться успела.
– Сколько проспит?
– Недолго. Часок-другой.
– Достаточно. Главное, уезжай прямо сейчас. Присядь где-нибудь под камерами и жди моего звонка. Снотворное точно не светится в крови?
– Обижаешь, начальник. Пользуемся только лучшим.
Значит, у Леси была своя Шпрота, подгоняющая ей лучший продукт. А не Шпрота ли сама это часом? Ладно, хер с ним, выяснять не стану. Палить контакты так же невежливо, как читать чужие письма.
– Добро, Лесь. Спасибо за помощь.
Она оделась и покинула квартиру. Я зашёл в комнату и осмотрел похрапывающего Козыря, перед этим набросив простынь на его нежные места. Чужие яйца – это отвратительно. Свои – это Восьмое Чудо Света. Чужие – это мерзость. По своей неприглядности они даже опережают лицо бывшей девушки Доцыка.
Козырев и правда боров. А туда же женщин бьёт. Вот она – дикая человеческая жестокость, преследующая нас с древних времён. Вроде эволюционировали, а те же животные в некоторых моментах, особенно когда следуем эмоциям. Жрём, срём, спим, ебёмся, ебашимся. За себя, за еду, за место под солнцем.
Я присел в кресло возле кровати и достал из-под куртки клинок. Я пальцем в перчатке провёл по зазубринам и ещё раз проверил его остроту. Пойдёт. Не благородный чили, но и не магазинный кетчуп. Положив клинок на колени, я стал ждать.
***
Олеся написала «Готово». Я поднялся из кресла и приблизился к кровати.
• Димон Козырев •
Арзамасский купец, бывший воин
Особые умения: спит, как младенец, бьёт женщин, как тварь.
Я занёс над ним клинок, а он закряхтел и открыл глаза. Несколько мгновений мы разглядывали друг друга. Он быстро моргал в попытках разогнать туман перед своим носом.
– Э, бля… – начал он и сфокусировал взгляд на клинке, после чего осёкся.
Он не мог знать каждый арзамасский клинок, но всегда знал, что клинок – арзамасский.
– Стой, – проскрипел он. – Я верну на днях бабки. Уже на днях верну. Тебя Шорый послал? Скажу Шорому, что я уже почти вернул их.
Козырь рассмотрел клинок, но ещё не разглядел моё лицо и принял меня за арзамасовца. Но потом его зрение окончательно прояснилось, и он увидел меня.
Он сразу же дёрнулся и попробовал схватить меня за руку, держащую клинок. К его несчастью, он был слишком медленный и не отошедший от подсыпанных ему таблеток.
«Силу в плюс», приказал я Системе и ударил борова свободной от клинка рукой. Он всхлипнул и упал в подушки, схватившись за лицо.
Я полоснул его по рукам. Кровавый след раскрывался, как разверзнувшаяся земля. Я наносил режущие удары по его голому телу в разных местах, а он вскрикивал и пытался отползти, смахивая с тумбочки лампу и пустые бутылки из-под пива. Создавалась иллюзия борьбы, и так было и нужно. Пусть соседи услышат крики и грохот. Пусть здесь будет бардак, а на его теле останутся хаотичные следы клинка, будто человек его атакующий бил на аффекте, неуклюже и едва ли не вслепую. Словно здесь был не хладнокровный убийца, а человек, который не совсем осознавал, что делает, и потом от испуга сбежавший от последствий.
– Стой! – кричал Козырь. – Ты же тот из скаутовских! Я тебя видел с Домыслом! За что? Чё я вам сделал?
Пора заканчивать. Я с силой опустил клинок и ввёл его в живот Козырю. Он охнул и закашлялся кровью. Продолжив как станок-качалка поднимать и опускать клинок, я дождался, пока он испустит свой последний дух.
«Включить стеллс?», поспешила предложить Система, переживавшая из-за моей пропитавшейся кровью Козыря одежды.
«Когда выйдем», – уточнил я, чтобы не тратить зря ману.
Найдя относительно сухое
