Кристина – так Киру звали по новым документам – была веселой, активной девушкой в солнечные дни и впадала в меланхолию в пасмурные. Она была смышленой, но недостаточно умной. Как раз такой, чтобы не наскучить, но и чтобы Альберт ощущал себя рядом с ней всезнающим королем. Кристина была готова поддержать каждое его увлечение и вызывающе вела себя с его кентами, ревнуя их к нему, что доставляло Альберту шипучее удовольствие. Кристина отгоняла от него мимопролетающих шлюх, как мух, и закатывала истерики. От всех этих эмоциональных качелей Альберт кайфовал, как от затянувшегося оргазма.
– Что там? – спросил я. – Чё Олька говорит? В глубокой мы пизде или нет?
Кира не ответила, пока не закончила копаться в настенном шкафчике.
– Угу, – сказала она, вытаскивая наружу коробочку с ампулами и шприц в упаковке. – Судя по Олькиному голосу – глубина приличная. Но она не успела всего рассказать, побежала что-то там решать.
Кира собралась открыть упаковку со шприцем, но я остановил её.
– Это что? – я глазами указал на ампулу.
– Обычное легкое обезболивающее. Помнишь, я тебе его вкалывала перед тем, как ты попёрся к этому своему дружку-рукопашнику, чтобы он тебе нос вправил?
Да, было дело. Мне как-то раз прилетело от одной торпеды с Волачинского района. У меня там девчонка жила прямо во дворе, где в беседке был один из мелких пятаков волачинских пацанов. Я эту тварь в итоге с трудом, но втоптал в асфальт, но в начале хорошо так наполучал. Как со мной это часто случается, меня потом запинали толпой все, кто был в беседке. Ну не могут люди отпустить меня победителем, когда я совершенно неожиданно выстегиваю самого мощного из них, несмотря на мой видок. Потом я вернулся на Волачку уже со своими заряженными рылами, перед этим забежав к Кире, а после и к Губеру, чтобы восстановить нормальный вид лица. Это был примерно третий-четвёртый раз, когда мне ломали нос. И каждый раз мне все районные бойцы обещали, что всё, костная мозоль нарастёт, и больше нос никогда не вывернется. Как показывает опыт, от плотного удара кость не спасает даже она.
– Не, – отказал я Кире. – Я сегодня уже и так много всякого принял. Есть что-нибудь, что из земли растёт? Мне тут читатели в комментариях советуют завязывать со всякой химой и больше на натуру налегать.
Она не успела открыть шприц и убрала нетронутую упаковку вместе с ампулой в шкаф.
– Чего? Какие читатели? В каких комментариях?
– Я сейчас нашу историю ребятам рассказываю, – пояснил я ей. – Вот они её и комментируют в реальном времени. Говорят, переходи на натуру.
Кира вздохнула и пошла к тумбочке у кровати.
– Видать и правда много всякого принял… – бормотала она, присаживаясь на корточки и выдвигая ящик. – Или это ещё и шок сюда примешивается… Голову пудрит ему…
– У меня шоков не бывает! – крикнул я ей. – Я безшоковый!
– Ага-ага, безшоковый. Читатели у него какие-то появились, комментарии…
– Да я тебе внатуре говорю! Читатели, что надо, и комментарии от них офигенные там! Братва поддерживает. Бывают какие-то черти залетают не за хер наших ребят минусуют и свои пять копеек вставляют даже начала нашей истории не прочитав, но мы их не замечаем. Тонут сразу же в хороших отзывах.
Кира извлекла из ящика бонг и пакет с бошками и ушла в ванную набрать в ёмкость воды.
Вернувшись, она поставила аппарат на столик рядом с моей рукой и стала отрывать от бошек кусочки. Она аккуратно укладывала оторванные куски в напёрсток, и приговаривала:
– Так и знала, что докурится когда-то…
– Слышь, женщина! Я тебе тут серьезные вещи задвигаю, а ты мне про «докурится когда-то».
– Серьезные, говоришь? – спросила она, продолжая деловито подправлять подушечкой пальца зеленые кусочки, которые сложила в шлиф.
– Ещё какие! Забредают тут мимопроходилы всякие, моих читателей наркоманами ненормальными называют или быдлом. Ну, думаю, такое наказывать надо. Меня и мою историю могут рвать сколько хотят, я для этого и выношу себя на общий суд. А вот читателей нехуй трогать.
– Ну да, ну да, – согласилась со мной Кира, явно не веря и лишь подыгрывая.
– Так вот. Я теперь буду в будущем уёбчиков, кто мне на пути истории встречаются, называть именами людей, которые в комментариях лишнее пиздят не по делу. Начну с Фёдора.
– Чё за Фёдор?
– Ну помнишь куклу ту в мастерской у Альки, которой вечно было плохо и на которой мы медичку отрабатывали?
– А-а! – вспомнила Кира. – Манекен тот, что нам Понка потом разрешила расстрелять для прикола. Точно, Алька же его Фёдором звала. Ржачно было, кстати. Это ж его ты к дереву подвесил за ноги, чтобы мы его как пиньяту рассшмаляли? Или это мы так вторую куклу приговорили, Ковалёва?
– Нет. Того я просто обоссал, когда эспрессо напился.
– Ну, значит, к дереву мы подвязали Фёдора.
– Это для нас он Фёдор! А я ребятам, когда про наше обучение рассказывал, представил его именем одного мимопроходила, который оскорблениями бросался.
– Ну, видать, заслужил.
– Он оскорблял людей, про которых ничего знает. Ни как они живут, тяжелая ли у них жизнь, ни через что они прошли, даже если сейчас им легко. Конечно, заслужил.
Кира закончила наполнять напёрсток травой и поднесла трубу к моим губам. Она водила над напёрстком зажигалкой, а я медленно втягивал появляющийся добрый туман. Когда он стал достаточно густым, я резко, в один затяг, вобрал всё в себя и задержал дыхание.
Я очень бы хотел описать тот звук, с которым я выпускал дым из легких. Но всех имеющихся слов и букв даже такого богатого языка, как русский, к сожалению для этого недостаточно. Я не какой-то там классик и не современный писака с гигантским самомнением, чтобы хитровывернутым недооборотом с красочным описанием одной мимолетной секунды передать атмосферу, эмоции и воспроизвести в головах читателей звуки и запахи. Нет. Я, во-первых, для этого слишком ленивый, а во-вторых, всё равно каждый представит картинку по-своему, какие бы писательские пируэты я тут не исполнял. И воображение каждого сделает это гораздо лучше меня. Тягаться с воображением читателя – херовая затея.
«Но мы писатели! Мы стараемся как можно лучше передать картинку в нашей голове, чтобы её увидел и читатель!». Идите на хуй. Выёживайтесь сколько хотите, насколько
