продаются, поставок еще не было. Без сахара возвращаться в Барсалой нет смысла.
Через три дня в Маралал наконец привозят сахар и расфасовывают по мешкам. Вместо двадцати мешков нам достается только восемь. На пятый день мы уезжаем на грузовике.
За эти дни в Маралале я закупила новые товары: долгожданные канги, жевательный табак для старейшин и даже двадцать пар резиновых сандалий всех размеров. К сожалению, заработанных денег не хватает на новые приобретения. Мне нужны деньги из банка, и я собираюсь немного поднять цену за килограмм кукурузы и сахара, это не возбраняется законом, одобрено правительством. При больших транспортных расходах невозможно просить такую же цену, как в Маралале. Кроме того, мы должны наполнить двухсотлитровую канистру бензином.
На этот раз Лкетинга не позволяет мне вести лендровер одной, потому что боится новой встречи со слонами или буйволами. Но кто же тогда будет сопровождать грузовик? Лкетинга присылает знакомого, которому, по его мнению, можно доверять. Около полудня мы выезжаем и без проблем добираемся до Барсалоя. Это действительно странно: когда муж рядом, все идет гладко.
В магазине царит звенящая тишина. Анна встречает нас с грустным видом. За пять дней была продана вся оставшаяся кукурузная мука. Лишь время от времени кто-нибудь покупает чайную заварку или Оmо. Касса наполовину заполнена купюрами, но я ничего не проверяю, потому что на складе еще кое-что осталось. Я доверяю Анне.
Мы направляемся к нашей хижине, где мирно спят два воина. Я от этого не в восторге, но приходится мириться с подобными проявлениями гостеприимства. Все мужчины возраста Лкетинги имеют право отдыхать или спать у нас. Я должна предложить им чай. Трое мужчин разговаривают, пока я развожу огонь. Лкетинга переводит мне, что в Ситеди буйвол ранил одного воина в бедро. Он должен немедленно ехать туда и отвезти пострадавшего к врачу. Я остаюсь, потому что грузовик должен быть здесь в ближайшие два часа. С нехорошим предчувствием даю мужу ключи от машины. Это та же дорога, где мы год назад въехали в дерево.
Я отправляюсь к Анне, и мы наводим в магазине порядок, готовясь к разгрузке. Вечером зажигаем две новые керосиновые лампы. У меня еще есть простая плитка на углях, так что я могу иногда готовить чай или еду в задней комнате.
Наконец грузовик прибывает. Скоро вокруг магазина соберется толпа народу. Разгружаемся быстро. В этот раз я пересчитываю мешки, чтобы убедиться, что все на месте, но, как оказалось, мои подозрения были напрасны. Товары разгружаются, вокруг царит хаос. Повсюду навалены картонные коробки, которые нам еще предстоит разобрать.
Внезапно в магазине появляется мой муж. Я хочу знать, все ли в порядке. «Нет проблем, Коринна, – говорит он. – Но у того парня большие проблемы». Он отвез раненого к местному врачу, который без анестезии продезинфицировал ногу и зашил двадцатисантиметровую рану. Теперь он у нас в хижине, потому что его каждый день нужно возить на осмотр.
Лкетинга килограммами закупил в Маралале мираа, которую перепродает по хорошей цене. Все местные приходят за травой, даже двое сомалийцев впервые наведываются к нам. Их тоже интересует мираа. Высокомерно глядя на них, мой муж спрашивает, что им здесь нужно. Меня смущает его поведение, потому что эти парни дружелюбны и уже достаточно натерпелись от нашего бизнеса. Получив свою мираа, они уходят. Около девяти вечера магазин готов встретить завтрашний день во всеоружии.
В хижине я вижу здоровенного воина с туго перебинтованной ногой. Он тихо стонет. Я спрашиваю, как он. «Хорошо», – звучит ответ. Однако подобные слова здесь ничего не значат. Ни один самбуру никогда не скажет ничего другого, даже если вот-вот отдаст концы. От него исходит резкий запах пота и йода. Вскоре появляется Лкетинга с двумя связками мираа. Он заговаривает с раненым, но тот бормочет что-то невнятное. Вероятно, у него высокая температура. Через некоторое время мне разрешают ему ее измерить. Термометр показывает сорок с половиной. Я даю воину жаропонижающее, и вскоре он засыпает. Я же этой ночью сплю плохо. Мой муж всю ночь жует мираа, а раненый воин периодически стонет и кричит.
На следующее утро я отправляюсь в магазин, а Лкетинга остается с товарищем. Торговля вновь оживает, поскольку новость о пополнении запасов сахара и кукурузной муки распространилась со скоростью лесного пожара. В этот день Анна плохо себя чувствует. Она не может долго стоять. В свободную минутку она выбегает на улицу, и ее рвет. Обеспокоенная, спрашиваю, что происходит. Анна полагает, что все в порядке, что у нее, возможно, малярия в легкой форме. Я отпускаю ее домой, и человек, который сопровождал наш грузовик, вызывается ее подменить. Я рада; поддержка сейчас очень кстати. Через несколько часов у меня снова ужасно болит спина. Не знаю, то ли это из-за беременности, то ли из-за того, что я постоянно наклоняюсь. Сейчас я на исходе третьего месяца, как мне кажется. Кроме небольшой выпуклости живота пока ничего не видно. Мой муж уже начинает сомневаться в моей беременности и говорит, что у меня вместо нее может быть опухоль.
Через некоторое время в магазин входит Лкетинга. Сначала он сердито спрашивает моего помощника, что тот делает за прилавком. Я продолжаю обслуживать покупателей. Мужчина рассказывает о плохом самочувствии Анны, из-за которого ей пришлось отправиться домой. Мы продолжаем работать, а мой муж все стоит и жует мираа. Это начинает меня бесить. Я отправляю его к ветеринару узнать, не забили ли сегодня козу, потому что собираюсь приготовить хорошую еду с мясом и картошкой. Я хочу закрыться в полдень, чтобы готовить и стирать в задней части магазина. Но Лкетинга и мой помощник намерены еще поработать.
Я готовлю отличное рагу на углях. Наконец-то можно спокойно поесть! Половину оставляю Лкетинге. На сытый желудок лучше работается.
После семи вечера мы дома. Раненый сидит на корточках. Кажется, ему лучше. Но что за бардак! Повсюду обглоданные стебли мираа и разжеванные кусочки. Рядом с очагом стоит белый от кукурузной муки котелок, а вокруг разбросаны куски еды, по которым ползают муравьи. Ко всему прочему в хижине стоит неприятное амбре. У меня почти перехватывает дыхание. Я прихожу домой с работы уставшая, и вместо отдыха должна убираться, не говоря уже о котелке для чая, который приходится выскабливать, чтобы он снова стал чистым.
Я выражаю свое неудовольствие мужу, но сталкиваюсь с непониманием. В состоянии мираа ему кажется, что я на него нападаю и не хочу помогать его другу, который недавно был на волосок от смерти. Но я всего-навсего хочу чистоты и порядка. Муж вместе с хромающим воином покидают хижину. Они идут к матери.
