Оливии вздумалось, будто она почти всерьез решила это сделать. Но когда Саймон рассмеялся, а Шарлотта покраснела, Оливия желала вырвать себе глаза, чтобы больше этого не видеть и заткнуть уши, чтобы больше этого не слышать. Встретившись с удовлетворенным лицом герцогини, которая, наоборот, любовалась этой картиной, Оливия была готова врезать ей по носу, как отец научил ее. Поняв, что сейчас ее чувства сделали Оливию неуправляемой, ей стало страшно представить, на что она была способна решиться. Она умчалась прочь из этой проклятой обстановки.
Теперь она, отдышавшись прохладным ветром через окно, стояла и думала. Что же с ней случилось? Почему, когда Оливия увидела вместе Шарлотту и Саймона, ей стало так невыносимо больно и тоскливо? Неужели… Она ревнует! Оливия только что приревновала Саймона. Было бессмысленно отрицать очевидное. Как говорят, дыма без огня не бывает, значит, и ревности без чувств. Оливия пыталась отследить, в какой момент это произошло. Как такое могло произойти с ней? Да, Саймон понравился ей как человек и как добрый друг.
«Саймон» — слетело с ее губ.
Подушечки ее пальцев скользнули по губам. Оливии нравился Саймон. И неважно, как и когда это произошло, потому что это полная катастрофа. Ее мать необыкновенно обрадуется, если узнает. Она в ту же самую секунду окажется с ним обрученной. Но вот что ее по-настоящему удручало, так это ее мечта — жить независимо, жить вдалеке от светского общества на благо своего таланта и удовольствия. Оливия не могла и не хотела это оставлять. Но, если она станет герцогиней, она неизбежно будет прикреплена к светской жизни, чего Оливия не желала всем сердцем.
«Так, спокойно. Не нужно гнать лошадей. В конце концов, ничего страшного не произошло» — успокаивалась она. Подумаешь, Саймон ей нравится. Он всем нравится. От мечты Оливия не откажется, а эта симпатия пройдет с отъездом отсюда.
— Оливия, — она обернулась и увидела Шарлотту, — я хотела с тобой поговорить.
Оливия вздохнула, приготовившись слушать, что еще неприятного изложит эта красавица, которую ей жутко хотелось отослать в Австралию в тесном деревянном ящике.
— Я внимательно слушаю.
Шарлотта посмотрела вокруг, чтобы не нашлось никого рядом.
— Не стоит препятствовать нашим отношениям с лордом Лендским. Мы все равно будем вместе, Оливия. Ты не подходишь на роль герцогини Лендской. Ты слишком, — она подбирала слова, — внешне не презентабельная, понимаешь?
Оливия рассматривала горшок с цветком на столике поверх плеча Шарлотты, который отлично уместился бы у нее на голове вместо шляпки. Правда, надевать его пришлось бы путем запуска издалека. Она представилась, что не поняла ее.
— По правде сказать, Шарлотта, — ее плечи поднялись и опустились, — нет, не понимаю.
— Ты не подходишь под нынешние стандарты. Ну смотри: я — прутик, а ты — ствол, я — ласточка, а ты — пеликан. Слишком большая разница.
Оливия почувствовала подступающий к лицу жар.
— Шарлотта, и как только твой язык повернулся изложить такие сравнения? По-моему, дело обстоит иначе. Просто ты не видишь дальше своего отражения в зеркале.
Шарлотта вскинула подбородок.
— Хорошо, я объясню тебе по-другому. Ты некрасивая и слишком полная. Твои веснушки на лице делают твое лицо глупее, а цвет волос сравним с шерсткой полевой мыши. Такой тебя видят все и герцог Лендский.
Выслушав оскорбления, Оливия не почувствовала новой порции злости или раздражения, что странно. Но, вспомнив, какими глазами смотрел на нее Саймон, что он думал о ее уме и красоте, то, как он хотел ее при каждой их встрече, Оливия сравнила слова Шарлотты и рассмеялась. Громко и без остановки. Шарлотта была в замешательстве, глядя на нее как на сумасшедшую.
— Что смешного?
— Шарлотта, прошу, больше ни слова, — взмолилась Оливия, продолжая смеяться. — Ты… действительно думаешь, что… — Она попыталась успокоиться, восстанавливая дыхание.
Находясь они сейчас в компании, поведение Оливии сочли бы вызывающим и оскорбительным. Презрительные взгляды заставили бы ее подавиться собственным смехом. Но что бы подумал о ней Саймон? Зная его характер, можно предположить, что он всего лишь улыбнулся бы, а может, и захохотал вместе с ней. И тем не менее они одни и Оливии было все равно на мнение Шарлотты. Она усмирила спонтанный смех.
— Шарлотта, ты потрясающая! — Она приложила руку к груди. — И откуда у тебя возникает столько воображения насчет мнения его светлости? Ведь я-то знаю, что он обо мне думает.
Шарлотта скрестила руки и с вызовом посмотрела на нее.
— Да? И что же его светлость, по-твоему, думает про тебя?
Оливия открыто улыбнулась. Ей нравилось поддевать ее, нравилось ощущать доминантную позицию в словесной перепалке. О да, это так приятно!
— Во-первых, он не думает про меня. Он думает обо мне.
Ноздри Шарлотты стали стремительно сужаться и расширяться.
— Во-вторых, он мне говорил совершенно другое.
— Что бы он тебе не сказал, наверняка это была обыкновенная вежливость, желание не обидеть даже такого человека, как ты.
Оливия покачала головой. Ей казалось, что Шарлотте хватит еще пары минут, прежде чем она станет извергать свою злобу, как вулканическую лаву. Оливия, заложив ладони за спину, начала медленно рисовать собой круги вокруг своей неприятельницы.
— Шарлотта, даже слепому ясно, что его светлость не питает к вам никаких чувств. Как бы вам не хотелось фантазировать обратное, в реальности свои правила. И одно из них гласит «Не всегда можно получить желаемое».
Шарлотта резко развернулась к ней и, толкнув Оливию, со слезами на глазах побежала прочь. Оливия была довольна собой. Наконец, она заткнула рот этой Шарлотте Уоррен. Она повела себя, как маленькая избалованная девочка.
— Я все слышал, — сказал знакомый голос. Это был Саймон. Его руки были заведены назад. — Я стоял неподалеку.
Оливия почувствовала холодок, пробежавший по спине. Ей стало неловко.
— И как много ты слышал?
— Достаточно. — Саймон так лукаво смотрел на нее, что Оливии стало волнительно. — Не кажется ли тебе, что ты была не очень милосердна к леди Уоррен?
Оливия посмотрела в ту сторону, куда она убежала.
— Она это заслужила. Уж слишком много она оскорбляла и издевалась надо мной.
Саймон изумился.
— Издевалась, говоря о моей предполагаемой симпатии к ней? Не нахожу здесь справедливости. Мне кажется, Оливия, ты оцениваешь свое поведение более снисходительной меркой, чем мое.
Оливия свела брови вместе.
— О чем ты говоришь?
— Я о том, что ты даже не подумала, что Шарлотта могла быть влюблена в меня. А сейчас ты обошлась слишком жестоко с человеком, которому я нравлюсь.
— Я всего лишь сказала правду.
— Сказать правду можно по-разному. Ты же выбрала прямой и жестокий удар в лоб. Ты осудила меня за немилость
