Княжна Дарья Фёдоровна Щербатова (1762–1801), соблазнившая фаворита Мамонова, с раннего детства воспитывалась в доме своего дяди: родители её разошлись, мать ушла жить к своему отцу и вскоре умерла. Горячее участие в судьбе девочки приняла её тётка по материнской линии, княжна Дарья Александровна Черкасская. Зная доброту светлейшего князя Потёмкина, бывшего в то время фаворитом Екатерины II, она обратилась к нему с просьбой помочь пристроить сироту Дашеньку, замолвить за неё словечко императрице. Потёмкин откликнулся на просьбу княжны Черкасской, представил положение сироты императрице, и Екатерина приняла во фрейлины 12-летнюю княжну Дарью Щербатову с проживанием её во дворце, во фрейлинских покоях, с питанием и полным материальным обеспечением. Присмотр за нею был поручен камер-фрейлине баронессе Мальтиц. Не прошло и трёх лет, как оказалось, что юная, пятнадцатилетняя княжна Щербатова, несмотря на свою молодость, уже способна соблазнять мужчин: «была открыта её интрига» с английским министром-резидентом Фритцем Гербертом, страстно в неё влюбившимся. В процессе рассмотрения этой интриги выяснилось также, что фрейлина Щербатова имеет долги в сумме почти 30 тысяч рублей (а это в те годы, когда корова стоила 3 рубля). После этого скандала способность княжны Дарьи Щербатовой к интригам и соблазнению мужчин только возросла: 26-летняя Дарья Щербатова сумела соблазнить фаворита императрицы, графа Александра Дмитриева-Мамонова, заставить его тайно обручиться с нею и дать клятвенное обещание жениться на ней. Как бы то ни было, но княжна Щербатова вошла в историю Российской империи как женщина, бросившая вызов самой илшератрице Екатерине Великой, отбив у неё фаворита, подававшего большие надежды на то, что из него выйдет муж государственного значения.
Измены любовников-фаворитов были для императрицы Екатерины II не в новинку. Уже её первый главный фаворит — Григорий Орлов — не раз был в этом замечен. Следуя порядкам фаворитизма, она не обижалась и не ревновала. Но случай с Дмитриевым-Мамоновым был исключительным по неискренности, нечестности и даже лживости. Почти год, если не более, влюблённый фаворит встречался с Дарьей Щербатовой и в то же время постоянно клялся в любви своей благодетельнице, даже показывал вид, что ревнует её, что боится её потерять.
В своём дневнике А. В. Храповицкий записал откровения императрицы о Мамонове: «Зачем не сказал откровенно? Год как влюблён. Буде же сказал зимой, то полгода бы прежде сделалось то, что третьего дня. Нельзя вообразить, сколько я терпела. Бог с ними! Пусть будут счастливы. Я простила их и дозволила жениться. Они должны бы быть в восхищении, но, напротив, они плачут. Тут еще замешивается и ревность. Он больше недели беспрестанно за мною примечает, на кого гляжу, с кем говорю? Это странно. Сперва, ты помнишь, имел до всего охоту и за все брался легко, а теперь мешается в речах, все ему скучно, и все болит грудь. Мне князь зимой еще говорил: Матушка, плюнь на него, и намекал на княжну Щербатову, но я виновата; я сама его перед князем оправдать старалась». Храповицкий дополняет запись этой беседы: «Приказано мне заготовить указ о пожаловании ему деревень, купленных у князя Репнина и Челышева 2250 душ. Перед вечерним выходом сама Екатерина Великая изволила обручить графа и княжну; они, стоя на коленях, просили прощения и прощены».
Как всегда в неприятных случаях, Екатерина, поговорив со своим статс-секретарём Храповицким и поплакав со своими фаворитками Анной Никитичной Нарышкиной, Анной Степановной Протасовой да с Перекусихиной, взяла себя в руки, призвала к себе влюблённых, устроила им помолвку, наградила их весьма щедро (кроме деревень, 100 тысяч рублей и дорогие венчальные кольца), сама, как традиционно полагалось при дворе, убрала фрейлину-невесту к венчанию, присутствовала на их венчании в придворной церкви, но на свадьбу не пошла, как, впрочем, не пошли и многие придворные. Молодым велено было тотчас же после свадьбы выехать в Москву с тем, чтобы в Петербург уже никогда не возвращаться.
Екатерина написала Потёмкину о предательстве Мамонова и о том, что Анна Никитична Нарышкина бывшего фаворита «так разбранила, как я никогда в жизни не слыхала, чтобы кто-нибудь бранился».
Семейная жизнь у Дмитриева-Мамонова не сложилась. После блестящего ею положения при дворе, всеобщего почёта и заискиваний, подарков и денег от императрицы (в общей сложности фаворит получил 900 тысяч рублей), интересных бесед с благодетельницей, после весёлого хоровода празднеств, весёлых поездок, а в последнее время — тайных трепетных свиданий с фрейлиной Щербатовой, переглядываний с нею, примечаний движений её веера («маханий», как это называлось при дворе), обмена любовными записками, — после всею этого — в Москве, один на один с беременной, не очень образованной женой, было скучно. Да и Дарье тоже было далеко не весело, а потому супруги были раздражены друг против друга и постоянно ссорились, обвиняя друг друга в потере весёлой жизни при дворе. К тому же они были одиноки: московское барство, считая их опальными, не общалось с ними.
Когда Екатерине донесли о плачевном состоянии влюблённой пары, об их ссорах и упрёках друг другу, она заметила, что это закономерно: «одно дело изредка встречаться тайно, а другое — жить постоянно вместе».
Александр Мамонов стал писать Екатерине письма с просьбой вернуть его, каялся, что не понял своего счастья, но было поздно. Его место уже занял другой фаворит — Платон Александрович Зубов (1767–1822).
Последний фаворит Екатерины II, Платон Зубов, происходил из дворянского рода, ставшего графским, благодаря его «службе императрице».
Род Зубовых, по легенде, вёл своё начало с первой половины XIII века от баскака Золотой Орды Амрагата, наместника хана во Владимире, якобы принявшего православное крещение под именем Захария. Известно, что в 1571 году, в царствование Иоанна Грозного, один из Зубовых, Игнатий Никитич, был дьяком Посольского приказа; в XVII веке многие представители семейства Зубовых служили стольниками и городовыми воеводами. Так, Алексей Игнатьевич (ум 1632) в царствование Михаила Феодоровича был воеводой в Астрахани; его брат Матвей Игнатьевич в те же годы служил воеводой в Царицыне, еще один брат, Иван Игнатьевич (ум 1629), — воеводой в Берёзове. Афанасий Иванович Зубов (ум 1648) служил воеводой в Туринске, а его сын Степан Афанасьевич с 1659 по 1664 год, уже в царствование Алексия Михаиловича, был воеводой в Берёзове. В XVII веке многие Зубовы служили при Государевом дворе царей Михаила Феодоровича и Алексия Михаиловича стольниками, по Разряду числились дворянами московскими, получали земельный оклад и становились помещиками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
