— Данил, — несмело начала я.
Стоило только услышать его, почувствовать запах, как внутри поднялась буря чувств. Я разрывалась между необходимостью как можно ближе прижаться к нему, ощутить кожу на ощупь, чтобы убедиться, что все это не сон, а явь и внезапно появившимся желанием убежать. Он выглядел настолько неистово, что заставлял меня дрожать и опасаться последствий любого из возможных своих действий.
— Выйди! — прорычал Данил, даже не одарив меня мимолетным взглядом.
Хоть света от ночника было недостаточно, но я смогла разглядеть злость, что исказила черты его измененного лица и блеснувшие во рту заостренные, удлиненные зубы.
Стремительно приблизившись к Сергею, он схватил его одной рукой за горло, приподняв на добрые полметра от пола.
— Данил!
Сергей хрипел. Каждая его попытка выбраться из стальной хватки Потрошителя терпела поражение.
— Не надо…
— Выйди! — в меня стукнуло такой чистой яростью, что захотелось скукожиться калачиком, замереть и не подавать признаков жизни, лишь бы только волна силы прошлась мимо, не задев. — И сестру забери!
— Ч-что он с-собирается с ним д-делать? С-сережа! — заикаясь, прокаркала Машка, когда мне удалось схватиться за ее локоть, стянуть с кровати и почти выволочь на улицу.
Ноги слушались с трудом. Подгибались, как будто не мои. Тело тряслось в ознобе, а грудь сжимало от боли. И страха.
Нет, я совершенно не боялась смерти Сергея. Гораздо больше того, что убив его, Данил переступит еще одну невидимую грань, которую я уж точно не смогу ему простить.
Глава 13
Десять минут, которые по моим подсчетам мы простояли с Машкой у крыльца, трясясь от холода и страха, еще никогда не были для меня столь мучительно долгими. Они тянулись, как жевательная резинка, наматывая мои расшатавшиеся нервы на кулак и испытывая терпение на прочность.
— Что это было? — наконец, заговорила сестра, предусмотрительно держась от меня на расстоянии.
Я промолчала, лишь передернула плечом. Да и что могла сказать?!
— Оно сказало, что твой муж, — продолжила Машка. — Это правда?
— Да.
— Но как?!
— Где мама? — проигнорировала я ее изумление и ненужные вопросы. Любовь к сестре не испарилась чудесным образом, из-за этого ее вероломство ощущалось только острее и болезненней. — С ней все в порядке?
— Уехала к тете Наташе в гости, — растерянно пригладила взлохмаченные волосы Машка, зябко кутаясь в куртку Сергея, что я прихватила из дому. — Когда ты исчезла, никому ничего не сказав, она нервничала, вот тетя Наташа и решила забрать маму к себе, чтобы отвлечь.
С одной стороны я ощутила укол вины, что стала причиной опасного для здоровья матери стресса, с другой же стороны — обрадовалась, что с ней не только все в порядке, но и мама сейчас далеко от всей этой кутерьмы. Я никогда не смогла бы простить себе, если бы с ней что-то случилось, да еще и по моей вине. Тетя Наташа, мамина двоюродная сестра, не так часто появлялась в нашей жизни, как только вышла замуж, переехала к мужу в другую страну. Но от тетки у меня остались самые положительные воспоминания, поэтому сейчас я полностью успокоилась, осознав, что мама рядом с ней в безопасности.
Периодически из дому слышалось рычание, возня, шум, точно что-то ломалось. Воображение рисовало страшные картины. В такие моменты моя реакция с сестрой была на удивление едина. Мы обе замирали без движений, прислушиваясь, и, как будто забывали дышать.
— Где ты была, Марта? — спросила Маша, когда рычание и шум в очередной раз прекратилось.
— Не все ли равно?
— Я твоя сестра, конечно, мне не все равно!
— Надо было вспомнить об этом перед тем, как ложилась под моего жениха! — выплеснулась обида.
— Он тебе был не нужен! — нахмурилась Маша. — А я люблю его! Нам хорошо вместе!
— Нет, не любишь, — запротестовала я, ощущая как из глубины души поднимается жгучий гнев. — Что ты можешь знать о любви, Маша? Разве она заключается в сексе?
— А ты даже и этого не можешь! Сергей все мне рассказывал!
Я задохнулась:
— Он — садист!
— А что если мне нравится?!
— Замолчи! — рычание вырвалось так резко, что услышав его, я задрожала.
Даже не сразу осознала, что этот дикий звук принадлежал мне.
— Что ты такое?! — попятилась Машка. — Твои глаза…
Не смотря на абсурдность ситуации, сквозь плотную стену гнева и обиды смогло пробраться еще одно чувство — стыд. Зажмурившись, я попыталась взять под контроль разбушевавшиеся эмоции, когда же открыла глаза — сестра больше не отшатывалась от меня, как от привидения.
— Что это было?
— Это сложно объяснить, — поморщилась я.
— Ты человек?
— Не знаю, — сбивчиво попыталась начать рассказ, но нужные слова, как назло ускользали мимо. — Данил, бабушка…
— Что бабушка?
Маша даже вперед подалась, переступая с ноги на ногу, точно изнывала от нетерпения.
— Подарочек мне оставила, — мрачно усмехнулась я. — Мистическое наследство.
Какое-то время сестра молчала. Меня одновременно и тревожила ее реакция на все произошедшее, и беспокоило то, как бы лично я среагировала, будь на ее месте. Так что и молчание сейчас казалось совсем не плохим вариантом.
— Почему все лучшее всегда достается тебе? — злой Машкин шепот прорезал ночную тишину и отозвался во мне болью.
Если совсем недавно я жалела, что сестра молчала, то сейчас, вовсе не была рада ее решению заговорить. Слова жглись и были наполнены таким ярким чувством, что у меня першило в горле от невыплаканных слез.
— О чем ты?
Машка поморщилась, одарив меня болезненной улыбкой:
— О чем?!
Она говорила, выплескивая такую мощную ненависть, что у меня перехватывало дыхание.
— О том, что баба Стася тебя любила больше всех, меня же почти не замечала! Мама постоянно восхищалась, Марточке то, Марточке се. Хочешь бегать по лесу — пожалуйста! Хочешь диплом получить и мазюкать дальше — да, пожалуйста! Марточке все всегда было можно! У нее же талант, правда? А знаешь, что она мне заявила на решение поступать в театральный? — сестра сгримасничала и продолжила язвительным тоном, старательно пытаясь спародировать мать. — Маша, будь разумной! Какая из тебя актриса?
Мне всегда казалось, что сестре, как меньшей, наоборот, доставалось больше внимания, заботы, ласки, но я не воспринимала это болезненно, потому как понимала, что именно так должно было быть, а не иначе. Машка же, видимо, была совершенно иного мнения, оставшись слепа к любви родных.
Думая, что боль в груди не могла стать крепче, я вновь ошиблась. Каждое злое слово Маши впивалось в меня, точно острое лезвие.
