Бабушка трясёт её за плечи:
– Ирочка, Ира, проснись! Это просто сон, тебе кошмар приснился!
– Бабушка! – обхватив бабушку руками, и прижавшись к ней изо всех сил, прошептала Ирочка, – Мне чудовище ужасное приснилось.
– Всё хорошо, – успокоила старушка внучку, – Мало ли чего не привидится, это просто страшный сон. А теперь ложись-ка на бочок и спи.
– Мне шалаш приснился!
– Шалаш? – произнесла бабушка как-то настороженно, – Ты что же, ходила всё-таки туда?
– Ага, – призналась Ирочка.
Бабушка покачала головой:
– Ведь я тебе запретила! Ладно, хотела я подождать до следующего года, да видно нужно поторопиться. Не приведи Бог ещё рухнет на тебя. В выходные с дедом займёмся этим шалашом. Давно уж следовало его сломать.
– Бабушка, а кто там живёт?
– Где? – не поняла бабушка.
– Ну там, в шалаше. Кто-то скрёбся под лежаком, я думала – мышь. А оно ка-а-ак стукнет оттуда, снизу. Так сильно, что даже лежанка подскочила. Я так испугалась, бабушка!
Старушка побледнела:
– Показалось тебе. Не ходи туда больше. Старый уж этот шалаш, вот и скрипит. Говорю же, того и гляди развалится. Чтобы я тебя там даже близко не видела! Поняла?
– Поняла.
***
Следующие три дня Ирочка, гуляя в саду, лишь издалека смотрела на шалаш, и высокая яблоня, росшая у самого входа, представлялась ей той тощей фигурой из её сна. Девочка тут же отворачивалась и бежала поближе к крылечку. Послезавтра дедушка будет ломать шалаш, и бабушка сказала, что посадит на его месте кусты крыжовника. Ирочке всё же было жаль шалаша. Он такой таинственный и уютный. И на вид совсем ещё не рушится, как утверждает бабушка. Зачем его ломать? Ну, подумаешь сон приснился, что ж теперь, сразу рушить что ли? Тем более кошмар уже начал забываться, и уходить из памяти прочь.
– Так хочется зайти туда на прощание, – подумалось вдруг Ирочке, – Поглядеть в последний разочек на карточки актёров, посидеть на лежанке, выглянуть в маленькое оконце, на котором свил свою узорчатую паутину паук. Ведь потом этого шалаша уже не будет никогда-никогда.
От этой мысли Ирочке вдруг сделалось грустно, она впервые в жизни вдруг задумалась о конечности всего, что её окружает, что ничто ни вечно в этом мире, ни вещи, ни люди, она присела на траву под раскидистой иргой, которая укрыла её от палящего обеденного солнца, и уставилась на шалаш. Бабушка прилегла после обеда немного отдохнуть, и она точно не заметит того, что Ирочка ослушалась. Ничего страшного не случится. Но червячок сомнения всё же глодал её изнутри, и девочка не решалась осуществить задуманное. Она всё сидела и смотрела на заветную дверь. И чем дольше она наблюдала за шалашом, тем сильнее её охватывало странное чувство, что её зовёт кто-то. Голова стала тяжёлой, какой-то полусон навалился на неё, тело обмякло, расслабилось.
– Ирочка-а-а-а, – прошелестело в листве, – Иди сюда…
Ирочка подняла глаза и увидела, как дверь шалаша медленно и бесшумно приоткрылась. Заворожённо глядя на зияющий тёмной пастью вход, не в силах отвести от него глаз, девочка поднялась на ноги. И тут из-за распахнутой двери высунулась тёмная, морщинистая рука и длинным, тощим пальцем, похожим на сучок, медленно поманила Ирочку к себе. Ирочка медленно шла к шалашу. Вот уже и дверь, так услужливо приоткрытая ей навстречу. Девочка постояла мгновение, словно сомневаясь, но тут же вновь почувствовала вялость и апатию, и шагнула внутрь. Дверь с громким стуком захлопнулась, едва она успела войти.
Ирочка встрепенулась от этого удара, и словно проснулась от глубокого сна. Она удивлённо огляделась по сторонам, не понимая, как она тут оказалась. В шалаше было жарко и тихо, как-то особенно тихо. Ирочке стало немного страшно. Вспомнилась тощая фигура из её кошмара.
– Нет-нет, – прошептала она себе, – Ничего страшного, просто сон. Сейчас я выйду отсюда и всё пройдёт.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ирочка подошла к двери и толкнула её легонько. Дверь не поддалась. Ирочка толкнула сильнее, и снова ничего. Дикий страх объял её. Она принялась неистово колотить в дверь, крича:
– Бабушка, бабушка, открой! Мне страшно!
Ирочка вопила, что было сил, но снаружи шалаша не было слышно при этом ни звука, словно он поглощал всё живое, впитывал в себя всё без остатка. Устав биться в закрытую дверь и наплакавшись, девочка присела на пол, всхлипывая.
– Может попробовать вылезти через окно? – подумала она.
Но нет, окно было слишком мало, даже для такой крохи.
Ирочка обвела взглядом стены. С карточек смотрели на неё десятки глаз, и, казалось, они были живыми.
Лёгкое дуновение пролетело вдруг по шалашу, словно вздохнул кто-то невидимый, по стене снаружи раздался один тихий удар. Ирочка подскочила:
– Бабушка! – обрадованно закричала она, – Бабушка, это ты? Открой скорее дверь, мне страшно! Я нечаянно закрылась и не могу теперь открыть!
В ответ раздался второй тихий стук. Затем ещё один, и ещё. Теперь стучали уже со всех сторон шалаша одновременно, будто снаружи стояли несколько человек, и ритмично били палками по стенам. Звуки становились всё чаще и громче. Теперь уже колотили не ритмично, а как попало, и так оглушительно, что Ирочка закрыла уши руками, не в силах терпеть этот ужасный шум.
И вдруг, так же внезапно, как и началось, всё стихло. Несколько минут стояла полная тишина, и тут зеркало, висевшее напротив Ирочки, стало покрываться рябью, помутнело, и что-то зашевелилось в нём, заворочалось. Девочка с ужасом смотрела на него, не в силах оторвать взгляда. Поверхность стекла поплыла, растворяясь, и открывая проход для кого-то или чего-то неизвестного. Вначале показались длинные, тонкие пальцы, затем рука, покрытая тёмной, морщинистой, похожей на кору дерева, кожей, потом вторая рука, голова… Перед Ирочкой был её ночной кошмар. Существо, согнутое под низким потолком, протянуло к девочке свои руки и улыбнулось жуткой, острозубой улыбкой.
Проведя длинными пальцами по лицу, существо ощупало Ирочку с ног до головы, и довольно кивнуло. Из кончиков его длинных пальцев полезли отростки, они опутывали Ирочку, словно крепкие верёвки, обвивали её тело, лишая возможности двигаться. Ирочка кричала, но по-прежнему ни звука не было слышно там, в саду. Тихий, жаркий, летний полдень стоял над садом. Полуденное марево дрожало в воздухе дымкой. Ни души не было рядом, чтобы помочь Ирочке.
Вскоре существо так оплело девочку своими корнями, что Ирочке стало трудно дышать. Голова её кружилась от страха, обессиленная, она уже не плакала, а только вздрагивала всем телом в беззвучных рыданиях. В глазах потемнело и последнее, что Ирочка увидела, были язычки пламени, вспыхнувшие на ладони существа.
***
Бабушка бежала по саду, крича от ужаса, на её крики из соседних домов выбежали люди, и кинулись ей на помощь. Шалаш полыхал. Старое дерево вспыхнуло как солома, мгновенно и всеобъемлюще.
– Там Ирочка! – кричала бабушка, – Сломайте дверь!
Двое мужчин с силой толкали дверь, и не могли выбить старые доски, происходило что-то необъяснимое. А огонь уже полыхал вовсю. Трое женщин передавали друг другу вёдра с водой из большой бочки, что стояла под иргой. Внезапно изнутри шалаша раздался смех – жуткий и нечеловеческий. Все похолодели, несмотря на жаркий полдень и бушевавщий рядом пожар. Соседка баба Вера, которой было уже под девяносто, подняла руку, и медленно широким жестом перекрестила шалаш. В тот же миг дверь с хрустом провалилась внутрь под очередным ударом мужского плеча, и мужчины ввалились внутрь.
В шалаше было темно и дымно, но пол ещё не успел загореться. Там на полу и лежала Ирочка, замотанная в какие-то верёвки. А в углу стояло нечто, и огромные белёсые глаза его сверкали сквозь пелену дыма. Ужас охватил взрослых мужчин, они подняли девочку, и выволокли её прочь.
