номер два, а количество предметов – слишком очевидный вариант для отряда Уорвика-Рыцаря.
VI
Вновь вернувшись к листам и запачканным регистрациям, Костя нашел только одну запись на палату номер два – некого Артура Геннадьевича. Ему было всего десять лет, а дата регистрации была одиннадцатилетней давности. Егор долго ломал голову над тем, где могла быть эта комната. Просмотрев все процедуры того самого Артура Геннадьевича, он заметил, что его путь был от палаты номер два до палаты 3г каждый день почти в одно и то же время.
В палате 3г, куда Костя с Егором быстро поднялись, они снова заметили все то же большое количество разбитых стаканов, посуды и больничных инструментов, валявшихся повсюду. Особый страх вызывали кусачки, каждые из которых были то в запекшейся крови, то в какой-то маслянистой жидкости. На стенах висели сварочные аппараты и бесчисленное количество линз. Также стояли газовые баллоны, а рядом ящики, набитые десятками маленьких и больших ядерных катализаторов. Егор весь съежился и до дрожи в коленях продрог.
Палата номер два дала о себе знать. Почти истершийся, но так сильно въевшийся в плитку со временем, кровавый шлейф тащился через всю 3г от дальней койки к больничному шкафу, в котором хранились препараты и графины с позеленевшей водой. Егор аккуратно дернул нижнюю дверцу, но та была закрыта. Тогда, вроде нащупав нужный путь, он резко дернул ее, и шкаф с треском упал и вывалил наружу стекло, лекарства и приборы. За ним открылся небольшой лаз. Егор увидел, что след обрывался – шкаф вел в какую-то подземную комнату.
Связав из простыней канат, заменивший им обвалившуюся лестницу, Костя с Егором спустились вниз. У всех глубоко в душе было подозрение, что тут точно что-то не так. Внизу у Егора совсем перехватило дух. Он озяб и побелел, а когда включил фонарик, то они с Костей в унисон закричали во все горло и отпрянули к стене – в подвале стояла окровавленная койка с тремя парами искусственных ног вокруг нее. Металлические протезы валялись повсюду, также забрызганные красной жидкостью. Над койкой нависал атомный скальпель, представлявший из себя нагромождение проводки, маленьких, почти невидимых иголочек и лазерных гнезд для разных инструментов. Костя, тяжело дышавший и уже готовый падать в обморок, закрыл рот и еще сильнее раскрыл глаза. В его голове что-то промелькнуло, что заметил и Егор. Конечно, они были не прочь упасть в обморок и забыться от страха, но точно не в этой ситуации, когда надо было максимально показать себя сильными.
Над койкой висела табличка: «Артур Геннадьевич, палата 2, прототип 4». Крепко зажмурившись, Егор ступил чуть дальше и начал медленно и робко обшаривать комнату, чувствуя, как кровь отливала от головы. Все потемнело, но он вовремя успел сесть на корточки и чуть перекурить. В этой жуткой атмосфере теперь появился и запах сигарет, который окончательно свел его с ума. Повернув голову, он увидел побелевшего Костю, который уже не хотел кричать или убежать. Он жадными глазами пожирал табличку и что-то пытался сказать.
Когда Егор посмотрел на валяющиеся протезы, имя и кровь, на него накатил каскад эмоций. В эту секунду он не знал, на чем акцентировать внимание, ведь Костя, что странно, понял, о чем шла речь.
– Да это же тот парень… – Егор схватился за подбородок и тяжело нагнулся. Он почувствовал, как какой-то тревожный воздух образовался вокруг, атмосфера затрещала в ушах, но Костя его опередил. Из его глаз слезы сыпались градом. Костя упал на колени перед парой окровавленных ног и не в силах был отвести от них взгляд.
Егор взял его за руку и начал трясти. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким мудаком. Еще тогда зная, что с Артуром было что-то не так, что человек он был не в своем уме, явно скрывающий что-то, теперь Егор убедился в этом. Было нестерпимое желание вернуться назад, чтобы такого никогда не произошло. Сделать все, хоть собой пожертвовать, но не допустить его смерти.
Все это переплеталось с другими, неподконтрольными ему эмоциями. Кто же был неправ в этой истории? Артур не был ни хорошим, ни плохим. Он был жертвой, вдруг сошедшей с ума от свалившейся на его плечи тяжести ответственности.
– Его пытали семь лет, пока наконец не смогли надеть эти протезы на свое величайшее творение, – начал дрожащим и пустым голосом Костя. – Артур был нашим хорошим знакомым до протезов. Ему сменили четыре пары ног, пока наконец не создали чудовище, которое от обиды на жизнь перебило всех в этой клинике… Он без жалости убил всех, а потом, угнетенный своей нелегкой судьбой, подался в армию, в надежде, что хоть там научится хладнокровию, но даже армия не смогла стереть слезы с его глаз, когда он убивал… Я верно говорю?
По виду Егора было нетрудно догадаться, что испуг его вызван был не просто дерзостью врачей и несправедливостью. Он точно встречался с ним, что тот отражал всем своим естеством. Только недавно успевший оклематься от прошедших событий, Егор с замиранием сердца слушал монолог Кости. Это было настолько печально, что он не заметил, как тот достал шприц с гравировкой спирали. Егор только бросил беглый взгляд, не придав их находке никакого значения. Костя медленно подошел к нему и протянул свою тонкую белую руку, которая тряслась от переполнявших его эмоций. В глазах его стояла лишь пустота и отрешенность.
– Я не виню вас… Защищать себя не стыдно, но вот кто будет винить, так это его сестра… – Костя сказал про нее с замиранием сердца. – Вряд ли кто-то уходил от нее живым, когда она была в ярости, но все же… Наденька была великолепной девочкой, такой милосердной, глубоко верующей. В ней не было и намека на что-то такое, что стало потом. Когда она вдруг пропала и вернулась в свет. Жестокости ей досталось побольше, чем брату. За его смерть будете отвечать только вы, если, конечно, доведется встретиться…
Он молча развернулся и принялся подниматься по грязному канату из скатертей наверх, постоянно расслабляя руку и чуть не падая. К концу подъема его руки уже успели стереться. Внутри Егора будто все задохнулось. Дышать стало трудно, а шприц в руке уже выскальзывал наружу от обилия пота и редких капель слез. Он пытался представить себе, что могло бы их поджидать, максимально сосредоточившись, но даже так в голове появлялись лишь какие-то ужасные и жуткие картины, которые родили в нем нервные припадки.
VII
