Последняя фраза была сказана как бы между прочим, как нечто само собой разумеющееся, и прозвучала, словно он сказал что-то вроде: "У нашей матери были рыжие волосы" или "Наша мать любила сладкую овсяную кашу".
Рэнд улыбнулся про себя. То же самое он мог сказать и о своей матери, Элен Маргарэт. Разница была лишь в том, что одна вела себя открыто, а Элен лицемерила и лгала.
– Мы оба похожи на нее, и я и Мира, – продолжал между тем Гильом. – Несмотря на то что отцы у нас были разные. Теперь ее уже нет, она умерла. Но однажды я застиг ее в комнате с целой ротой солдат, это было в 1812 году. И вот тогда я взял Миру под свою опеку, если это вообще можно назвать опекой. Никогда я не оставлял ее надолго, но, конечно, частенько ей приходилось самой заботиться о себе.
Гильом замолчал, улыбаясь своим воспоминаниям.
– Маленькая проказница… Я увидел ее в первый раз, когда ей не было еще и двенадцати лет. Она сидела в углу и плакала, потому что ей было приказано обслуживать посетителей, другими словами, пойти по стопам нашей мамаши.
Рэнд пытался представить себе Мирель в двенадцатилетнем возрасте. Если и сейчас она осталась маленькой и хрупкой, то что было тогда?
– Не похоже, чтобы все это затронуло ее, – сказал Рэнд, забирая у Гильома шпагу и рассеянно взмахивая ею.
– Да, но зато она все помнит, – заметил тот. – Знаете, какая у нее память! Она как губка впитывает любую мелочь, особенно то, что лучше было бы поскорее забыть.
И чем старше она становится, тем отчетливее ее воспоминания.
– Я в этом не сомневаюсь, – задумчиво произнес Рэнд. – Я слишком хорошо это знаю.
* * *
Розали и Мирель провели целое утро, перешивая белое батистовое платье Розали.
Погода стояла сухая и жаркая и, по всей видимости, вряд ли должна была в ближайшее время измениться.
Утомительная жара и отъезд Рэнда в Гавр были причиной дурного настроения Розали. Мысль о том, что он находится сейчас в "Лотари", так далеко от д'Анжу и от нее, повергала Розали в расстройство.
Расставаясь, он легко поцеловал ее в лоб и уехал, и с этой минуты в ее сознании образовалась огромная пропасть, которую ничем нельзя было заполнить.
Розали старалась отвлечься, подыскивая себе какие-нибудь занятия.
Выяснилось, что в гардеробе Мирель было лишь одно летнее платье, да и то, впрочем, изрядно поношенное. Розали решила исправить эту несправедливость, и после того как ей не без труда удалось уговорить девушку принять в подарок ее новое платье, перед ними встала нелегкая задача перешить его по тоненькой, миниатюрной фигуре Мирель.
Переделывать пришлось все платье, и после многих часов усердной работы ножницами и иголкой оно наконец было готово. Закончив, они вышли в сад немного погулять. Розали с досадой смотрела, как Мирель осторожно ступает в своей обновке, то и дело поднимает белый кружевной подол, боясь испачкать его о цветной песок садовых дорожек.
"Сколько же времени ей понадобится, чтобы привыкнуть к нему?" – думала Розали.
Приблизившись к зарослям роз "Гордость Дижона", они услышали шум – кто-то усердно работал, обрезая ветки.
Немного погодя из-за кустов вышел Гильом, радостно приветствуя их, а затем, поддавшись на уговоры, решил отдохнуть, присев рядом с ними под персиковым деревом.
Тревога Розали из-за натянутости отношений между Мирель и Гильомом постепенно исчезла. Брат и сестра чувствовали себя друг с другом совершенно непринужденно, обнаруживая тесное родство. Испуг Мирель в конце концов можно было объяснить тем, что она не ожидала встретить Гильома здесь, в замке д'Анжу.
Так или иначе, теперь они общались свободнее, чем в первые дни пребывания Гильома в замке.
– Посмотрите.., какая хорошенькая девушка! – воскликнул он, заставляя Мирель покраснеть от удовольствия. – Осторожно, Мира, не садись на траву, иначе испачкаешь свое новое платье!
Посмотрев на Розали, он добавил вполголоса:
– Бог вознаградит вас за вашу доброту, милый ангел!
Я бесконечно благодарен вам за все, что вы сделали для Миры.
– Пожалуйста, не благодарите меня, – сказала Розали, с улыбкой глядя на него. – Я не сделала ничего особенного. А Мирель.., я в таком долгу перед ней.
Взгляды их встретились, и Розали вдруг смущенно опустила глаза. Гильом смотрел на нее с какой-то тоской, обожанием, даже с раскаянием. "Странно", – подумала Розали, и он поспешно отвернулся, будто опасаясь быть разоблаченным.
– Иногда я не верю сам себе, мне кажется, что вы – миф, фантазия, – тихо проговорил Гильом, – но я давно уже не верю в сказки, Розали… Беркли.
Он как бы намеренно подчеркнул последнее слово. Розали нахмурилась. Стараясь убедить себя, что это ей просто показалось, она испытующе посмотрела на Гильома.
Но настроение его неожиданно изменилось, и он, стараясь развлечь ее, принялся рассказывать истории о труппе бродячих актеров, к которым они с Мирель однажды присоединились, а потом разыграл несколько забавных сцен. Розали от души смеялась, в то время как рассказчик оставался совершенно серьезным.
– ..А между действиями мы с Мирель развлекали публику, пока актеры меняли декорации, – сказал он, поднимая с земли три персика и ловко жонглируя ими. – У Миры было изящное маленькое платье, оно едва доставало ей до колен. Конечно, учитывая ее рост, оно не было слишком коротким…
Мирель, смеясь, бросила в него спелым персиком, а он, легко увернувшись, продолжал жонглировать.
– Твоя ловкость свидетельствует о большом опыте по части уверток! – услышали они чей-то голос.
Гильом довольно улыбнулся.
– Совершенно верно, месье.
Услышав голос Рэнда, Розали облегченно вздохнула.
Странное чувство миновавшей опасности наполнило ее. Он стоял за спиной Розали, и она явственно ощущала аромат сандалового дерева, исходивший от его тонкой белой рубашки.
– Ты опоздал, я ждала тебя утром, – тихо сказала она.
Рэнд улыбнулся. Наклонившись к Розали, словно намереваясь шепнуть ей что-то на ухо, он вдруг тихонько куснул ее за маленькую розовую мочку, оставив на ней нежный влажный след.
Между тем Гильом и Мирель уже вместе жонглировали шестью персиками, и Розали засмеялась, аплодируя им. Но вот все персики попадали на землю, и они, устав, уселись на траву, причем Мирель уже не заботилась о своем наряде.
Розали положила голову на плечо Рэнда.
– Я думала о стихах, о поэзии, – сказала Мирель.
– О, я обожаю стихи, – ответила Розали, думая, что, если бы они с Рэндом были сейчас одни, она прижалась бы к нему, жадно вдыхая аромат его кожи.
– Но это по-французски, и я не скажу, пока вы не пообещаете перевести их на английский язык.
