И только тогда может быть обеспечен успех работы разведчика, когда люди, среди которых он действует, скажут о нем: «Это настоящий немец, швед, испанец…»
Сегодня Вернеру везло на встречи.
Откуда-то появился вдруг давнишний его приятель и собутыльник Гельмут фон Дитрих. Он был одет в новенькую шинель тонкого сукна со знаками различия оберштурмфюрера СС.
— Какая встреча! — заорал Дитрих. — Я иду и думаю: с кем мне обмыть звание? А тут гауптман навстречу! Пойдем!
— Мне нужно еще к себе на службу, — неуверенным голосом начал фон Шлиден.
— Брось ты это дурацкое сидение в кабинете! Никуда не отпущу. Хочешь, позвоню твоему шефу и скажу, что ты вызван в гестапо? А то и его можно пригласить!
Он засмеялся своей шутке, схватил сопротивляющегося Вернера за рукав и потащил к площади. Когда они вышли на площадь, Вернер увидел свежесрубленные виселицы. На них за ноги были подвешены люди. Около них стояли эсэсовцы с автоматами. На теле каждого повешенного доска с надписью: «Дезертир».
— Свеженькие, — сказал Дитрих. — Вздернули их часа полтора назад. А за ноги — это моя идея!
4
Заградительные отряды эсэсовцев были выставлены на всех дорогах, ведущих из Восточной Пруссии на Запад… Один из таких отрядов задержал роскошную легковую машину, мчавшуюся со стороны Кенигсберга. Водитель хотел проскочить напролом, но автоматная очередь, ударившая в передние колеса, приткнула машину к обочине дороги.
Эсэсовцы выволокли из кабины мужчину средних лет в нарядной шубе и меховой шапке. В руке этот человек сжимал саквояж из желтой кожи. Командир заградотряда гауптштурмфюрер войск СС подошел к человеку, которого держали сзади два эсэсмана, и вырвал из рук саквояж.
— Это произвол! — завизжал человек в шубе. — Я буду жаловаться! Вы знаете, кто я…
— Документы! — отрывисто приказал гауптшурмфюрер.
Дрожащей рукой человек вытащил из-за пазухи документы и подал их эсэсовскому офицеру.
— Я генеральной прокурор Восточной Пруссии Жилинский!
— Дерьмо ты, а не прокурор, — спокойно сказал гауптштурмфюрер.
Жилинский осекся и растерянно огляделся по сторонам.
— Трусливый дезертир! — продолжал офицер. — Рейх в опасности, а ты бежишь, спасая свою шкуру!
— Как вы смеете! — крикнул прокурор.
— Роге, — сказал гауптштурмфюрер одному из солдат, передав ему документы, — отведите этого типа к оберштурмбанфюреру. Пусть сам решает, что с ним делать.
Метрах в двухстах от дороги высился двухэтажный дом, который временно заняли оберштурмбанфюрер Хорст и оберст фон Динклер. Двое солдат повели генерального прокурора к этому дому.
Через полчаса Роге вернулся на дорогу.
— Ну что? — спросил гауптштурмфюрер.
— Отправить туда… — Роге поднял руку и ткнул пальцем в небо. — Приказ оберштурмбанфюрера…
— Так исполняйте, — сказал гауптштурмфюрер.
— С этим справится и, один Карл, — ответил Роге.
На шоссе со стороны Кенигсберга показалась длинная вереница автомашин.
— Сейчас будет работа, — сказал гауптштурмфюрер. — Приготовьтесь.
— Что-то Карл мешкает, — произнес Роге.
В густом ельнике, начинавшемся сразу же за домом, протрещала автоматная очередь. Через пять минут из-за угла вывернул Карл. Автомат болтался у него на шее, а в руках он нес нарядную шубу генерального прокурора.
5
Пока дивизии генерала армии Черняховского теснили восточнопрусскую группировку германской армии с востока, маршал Рокоссовский быстрым маневром прошел вперед, на запад, к берегам Вислы, а затем резко повернул на север, намереваясь выйти к Балтийскому морю и отрезать Восточную Пруссию от остальной территории Германии. Предстояло одновременно запереть Кенигсберг, отколоть находящиеся в нем войска от остальных соединений.
23 января 2-я гвардейская армия генерала Галицкого вышла к заливу Фришес-Гафф и отрезала кенигсбергский гарнизон от южной группировки немецкой армии. Русские солдаты появились у южных фортов столицы Восточной Пруссии. В ночь на 2 февраля полковник Андреев вывел свою дивизию на побережье Балтийского моря, севернее Кенигсберга. Теперь советские войска охватывали город с трех сторон. Остались лишь две нити, связывающие Кенигсберг с внешним миром: дорога на Пиллау и дорога по косе Куриш-Нерунг на Мемель, в Прибалтику, где находились немецкие войска. И все.
Но последняя дорога просуществовала недолго. 32-я стрелковая дивизия неожиданно для противника пересекла залив Курише-Гафф и обрушилась на береговые укрепления косы Курише-Нерунг. Жестокий бой на песчаных дюнах косы — и еще одна нить оборвана. Между курляндской группировкой и Земландским полуостровом не было больше связи.
Словно гигантскими ножами кромсали 2-й и 3-й Белорусский германскую армию в Восточной Пруссии. К 8 февраля вся группировка под ударами советского оружия распалась на три изолированные друг от друга части; двадцать три дивизии к юго-западу от Кенигсберга; пять дивизий вцепились в Земландский полуостров, закрывая собой крепость и порт Пиллау; четыре дивизии укрылись в фортах и дотах столицы.
Хайльсбергский укрепленный район. Самый мощный в общей системе обороны провинции Восточная Пруссия. Двадцать три дивизии вермахта. Надо начинать отсюда. 3-й Белорусский снова идет в атаку. Упорные бои под Мельзаком. И случайный разрыв снаряда. 18 февраля не стало полководца Черняховского.
Командование 3-м Белорусским принял маршал Василевский.
6
Командир танкового батальона майор Баденбух с высоты башни мрачно оглядывал полдюжины боевых машин.
Это было все, что осталось от его батальона. Танки стояли в редком сосновом лесу. Люди сидели в машинах и ждали, когда командир примет решение.
— Идем к Кенигсбергу, — буркнул Баденхуб. — Больше некуда.
Команду передали экипажам, и, ревя моторами, танки двинулись за головной машиной по направлению к шоссе.
Дорога была забита отходящими к Кенигсбергу частями, автомашинами всех марок, повозками и ручными тележками, на которых увозили свои пожитки бесчисленные беженцы.
Колонна танков втиснулась в общий поток и стала медленно продвигаться вперед. Майор Баденхуб сидел на краю открытого люка и грязно ругался сквозь зубы… Прошел час, прежде чем танки сумели продвинуться на десяток километров. Колонна прошла еще метров пятьсот и встала. Впереди все заполнили беженцы. Второй поток их вливался по дороге, идущей с Таппиау. Столкнувшись с главным движением на шоссе, эти беженцы образовали пробку, которая прочно перекрыла дорогу.
Прямо перед головным танком высился задний борт крытого грузовика, полного солдат и офицеров. А дальше — море повозок, тележек и старых автомашин с женщинами, детьми и стариками. Группа эсэсовцев пыталась успокоить беснующуюся толпу, протолкнуть пробку, очистить дорогу, но эсэсовцам это было явно не под силу… Майор Баденхуб перегнулся и крикнул, чтобы грузовик отъехал в сторону. Но кричал он больше для проформы — Баденхуб отлично видел, что вывернуть шоферу грузовик не удастся.
Внезапно по всей колонне, змеей растянувшейся по дороге, прошла судорога. Задние ряды дрогнули и притиснулись к танкам Баденхуба. Конвульсивное движение еще не дошло до пробки, закрывшей дорогу, и там по-прежнему кричали и размахивали пистолетами остервенелые эсэсовцы, пытаясь в этом человеческом муравейнике навести хоть какой-то порядок.
— Русские! Русские! — пронеслось над головой.
— Танки! Танки!
Паника охватила колонну. Она кричала грубыми мужскими, визгливыми женскими голосами и раздирающим душу детским плачем. Все, что было на дороге, рванулось вперед, но остановилось, наткнувшись на стальные тела чудовищ Баденхуба.
А перед танками шевелилось, но вовсе не двигалось с места огромное месиво машин, повозок и человеческих тел.
— Русские танки! — снова пронеслось над дорогой.
Майор Баденхуб опустился вниз и захлопнул люк башни.
— Вперед!
Головная машина ударила грузовик о заднее левое колесо, и грузовик опрокинулся на бок, высыпав из кузова солдат и офицеров.
Следующим был старомодный автомобиль с брезентовым верхом. Танк Баденхуба отшвырнул его к обочине дороги, подмял под себя тележку с маленькой девочкой наверху, ринулся вперед, сметая на пути все, что закрывало ему дорогу.
Страшно кричали женщины. Какой-то оберст стрелял из парабеллума по башне головного танка, но майор Баденхуб продолжал двигаться вперед, и гусеницы его танка подминали под себя старые автомобили, повозки, ручные тележки и тех, кому они принадлежали.
Остальные машины двигались за командиром. Когда они вырвались на свободное шоссе, первые десятки метров их гусеницы оставляли на асфальте красные рубчатые следы. Постепенно красный цвет становился слабее и слабее и, наконец, перестал быть виден. Танковый батальон майора Баденхуба на предельной скорости шел к Кенигсбергу.
