даже смелым человеком. Двумя годами ранее, когда правительство урезало поставки продовольствия, он обратился за помощью к монахам находящейся неподалеку знаменитой Троице-Сергиевой лавры. Монахи начали поставлять хлеб и овощи из своих кладовых в достаточном количестве, чтобы прокормить заключенных в течение зимы. Их бескорыстная помощь произвела на начальника тюрьмы, который был коммунистом, такое впечатление, что в 1989 году он разрешил отстроить в подземном помещении часовню — необычайно смелый поступок, как для советского должностного лица в атеистическом государстве.
(Продолжение см. 31 мая)
Из книги «В молитве с КГБ»
31 мая
Оазис в темнице
(Продолжение от 30 мая)
Расположенная на самом низшем подземном этаже, часовня в этой мрачной темнице была оазисом красоты. Служители церкви выложили ее пол мрамором, а к стенам прикрепили красиво отделанные подсвечники. Каждую неделю сюда из монастыря приходили священники, чтобы провести богослужение, и по такому случаю заключенных выпускали из камер, что, конечно же, обеспечило превосходную посещаемость часовни.
Мой попутчик, Рон Никкель, спросил священника (его звали отец Петр), может ли тот помолиться о заключенных. «Помолиться? — озадаченно спросил отец Петр. — Вы хотите, чтобы я помолился?» Мы кивнули.
На мгновение задумавшись, священник исчез за иконостасом в конце комнаты. Оттуда он вынес икону. Достав две лампады и кадильницы, он старательно подвесил их на цепочки и поджег. Затем он снял головной убор и накидку, тщательно пристегнул к черным рукавам позолоченные поручи, надел на шею длинную, золотистую епитрахиль, а поверх — золотой крест. Наконец, отец Петр был готов молиться.
Священник не произнес молитву — он спел ее по церковной книге, лежащей на особой подставке. Наконец, через двадцать минут после того, как Рон попросил отца Петра помолиться о заключенных, тот сказал: «Аминь», — и мы вышли из тюрьмы на бодрящий, свежий воздух.
Эта процедура в часовне напомнила мне о том внутреннем конфликте, который я всегда испытывал, находясь в величественных русских соборах. Почтение, покорность, благоговение, таинство — всего этого на богослужениях православной церкви в избытке, однако Бог остается далеким. К нему можно приблизиться только после долгих приготовлений и только — через посредников: священников и иконы. Я подумал о тех подростках в подземной камере. Если бы кто-нибудь из них попросил помолиться о том, чтобы Бог помог пережить ему это заключение, или о ком-нибудь из больных родственников на воле, неужели отец Петр проделал бы такой же ритуал? Осмелились бы эти парни подумать о том, что они могут приблизиться к Богу сами, молясь обычным, повседневным языком, как это делал Иисус?
Тем не менее, когда возникла нужда, монахи откликнулись на нее хлебом, своим живым присутствием и восстановлением поклонения в, казалось бы, самом бесперспективном месте. Тем утром в Загорске я увидел наилучшую и наихудшую стороны России, и в какой-то момент они смешались воедино.
Из книги «В молитве с КГБ»
Июнь
1 июня
Жестокая арифметика
Желание вывести какую-нибудь математическую формулу благодати вполне соответствовало характеру скрупулезного апостола Петра. «Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? — спросил он Иисуса. — До семи ли раз?» Этим Петр проявил крайнее великодушие, поскольку раввины в его дни учили, что человек обязан прощать не более трех раз.
«Не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз», — без промедления ответил Иисус.
Вопрос Петра побудил Иисуса рассказать очередную назидательную историю о слуге, который умудрился задолжать несколько миллионов долларов. Тот факт, что в реальности ни один слуга не смог бы накопить такой огромный долг, лишь подчеркивал мысль Иисуса: даже конфискация семьи, детей и всего имущества этого человека и в малой степени не покрыло бы его долга. Этот долг был непростительным. Тем не менее, царь из сострадания вдруг аннулировал его и отпустил слугу целым и невредимым.
Чем больше я размышляю над притчами Иисуса, тем больше чувствую искушение использовать для описания арифметики Евангелия слово «жестокая». Я уверен, что Иисус рассказал нам эти истории о благодати для того, чтобы призвать нас полностью выйти за пределы нашего мира неблагодати, живущего по принципу «зуб за зуб», и войти в Божьи пределы бесконечной благодати. Как выразился Мирослав Вольф: «Экономика незаслуженной благодати превосходит экономику нравственных заслуг».
Нас с самого детского сада учат тому, как достигать успеха в мире неблагодати. «Кто рано встает, тому Бог подает». «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда». «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке». «Что посеешь — то и пожнешь». «Кто платит, тот и заказывает музыку». Я хорошо знаю эти правила, потому что живу по ним. Я работаю, чтобы зарабатывать; мне нравится побеждать; я отстаиваю свои права… Я хочу, чтобы люди получали по заслугам — не больше и не меньше.
Тем не менее, если я потружусь быть внимательным, то услышу громкий шепот Евангелия о том, что я получил то, чего не заслуживал. Я заслуживал наказание, а не прощение; гнев, а не любовь; долговую тюрьму, а не чистую кредитную историю. Я заслуживал того, чтобы быть сурово отчитанным и умолять на коленях о прощении, а вместо этого передо мной накрыли пир.
Из книги «Что удивительного в благодати?»
2 июня
Определение благодати
Как говорят нам богословы, Бог существует вне времени. Он создавал время точно так же, как художник избирает технику живописи, и потому не связан его рамками. Бог видит будущее и прошлое как некое бесконечное настоящее. Если богословы правы, то это объясняет, как Бог мог назвать «возлюбленным» такого непостоянного, ненадежного и импульсивного человека, как я. Глядя на график моей жизни, Он видит не резкие отклонения в направлении то добра, то зла, а устойчивую линию добра: добродетель Божьего Сына, которая, будучи зафиксированной в некий момент времени, применяется ко всей вечности.
Я вырос с образом «арифметического» Бога, Который взвешивает на весах мои хорошие и плохие дела, и всегда находит меня неполноценным. Почему-то, я не замечал Бога Евангелий, Бога милости и великодушия, Который постоянно находит способы вдребезги разбить безжалостные законы неблагодати. Бог разрывает арифметические таблицы и вводит новую арифметику благодати — самого удивительного, преображающего и неожиданного по своему действию слова.
Благодать представлена в таком многообразии форм, что я затрудняюсь дать ей определение. И все же, я готов попытаться хотя бы примерно определить, что такое благодать применительно к Богу. Благодать подразумевает, что мы не можем сделать ничего для того, чтобы Бог любил нас больше. Не учитывается
